Уважаемые читатели!
Благодарим вас за присылаемые рассказы и стихи. Мы рады, что можем помочь вам в публикации ваши работ. Ждем новых произведений!

Редакция "Фигаро"

Номер 20, 2009
Осенние признания органа или все тайное становится явным
Она смотрела на Вадима широко открытыми от ужаса глазами. Ее прелестные алые губки нервно дрожали. В синих глазах застыли слезы. Точеная фигурка как будто надломилась. Да и Вадим, прошедший Афган, тоже растерялся, но все-таки взял себя в руки.
- Н-да, - проговорил он - вот это дела. Вот уж действительно, рано или поздно, все тайное становится явным. Я надеюсь, тебе ничего объяснять не надо…
Голос его слегка дрожал: "Я не могу впустить тебя в наш дом и позволить, чтобы Денис женился на тебе".
- Да, я все понимаю, - голос как будто принадлежал не Ксении - но я не могу жить без Дениса, он моя первая настоящая любовь…
Вадим усмехнулся: "Он моя жизнь, он для меня все…"
Слезы делали Ксюшу еще более красивой, но Вадим был непреклонен.
- Я все понимаю, - Ксения встряхнула своими белыми длинными кудрями, подняла синие глаза на Вадима.
- Хорошо! Я исчезну, но об одном прошу вас… не рассказывайте ничего Денису… как же мне жить без него….

Сын Вадима - Денис, и Ксюша учились на одном курсе в музыкальной консерватории. Оба подавали надежды на дальнейшую блестящую карьеру. На 4-м курсе их отношения из приятельских переросли в романтическую фазу, а далее во взаимную любовь. Они были прекрасной парой. После окончания консерватории должна была состояться свадьба. В силу своей занятости Вадим почти до самой свадьбы ни разу не видел невесту, зато с ней познакомилась и даже подружилась жена Вадима - Виктория. Свадьба должна была состояться послезавтра. Должна…, но не состоится. Вадим просто не мог этого допустить.
Ах, все-таки жаль, какой в жизни поворот. Денис и Ксюша последнее время были вместе, консерватория позади, но они продолжали заниматься музыкой, сочиняли (как шутя называл Денис - музыкальные сонеты, а самый любимый назвали "Осенние признания органа"). Кстати, иногда им удавалось поиграть на органе в городской филармонии, что доставляло обоим огромное удовольствие, но это было не часто - надо было заранее договариваться с руководством филармонии, а орган был занят гастролирующими музыкантами.

Ксения действительно, к удивлению Вадима, быстро исчезла. Она уехала в Ригу к тетке. И как узнал позднее Вадим, имевший связи в спец. службах, приняла монашество в рижском женском монастыре.
Замаливает грехи - иногда думалось Вадиму. И все-таки было жалко девушку, но перешагнуть себя он не мог, да и не хотел. Сейчас его куда более, с женой Викой, беспокоил сын.
Денис словно потерял голову. Пропала невеста, исчезла прямо из-под венца. Ведь он так любит Ксюшу! Осталась только записка: "Прости милый, мой самый любимый человек на Земле! Прощай и не ищи меня!" Денис объехал и обошел весь город, всех друзей и знакомых, обзвонил подруг Ксюши - но все безрезультатно. Недавно купленная новая 2-х комнатная квартира Ксюши была пуста, телефон не отвечал. Раньше Ксения жила с пожилым отцом (мать умерла, когда она была маленькой) - талантливым пианистом и алкоголиком. От исчезновения дочери он запил сильнее и мог сказать только, что Ксюша обещала звонить ему два раза в месяц, а куда уехала - он не знал. Денис и сам начал поддавать - благо консерватория была закончена и даже с отличием.
Отец с его связями в соответствующих службах, как-то странно не мог помочь. И вообще он был, казалось, невозмутим и даже как будто доволен. Он что-то мурлыкал про себя и задумчиво глядел в даль. Зато жена Виктория, как и Денис, места себе не находила. Ведь она гораздо раньше Вадима познакомилась с Ксюшей и они прониклись друг к другу взаимной симпатией, подружились.
- Надо же такому случиться, за день до свадьбы. Ну, сделай же что-нибудь, - обращалась Виктория к мужу - у тебя же везде связи: и в милиции, и в этих как….
Вадим с раздражением объяснял, что все уже "зарядил", но пока информации нет. Хотя он конечно, кое-что знал, но только кое-что…

Пять лет назад Вадим был приглашен на день рождения к своему товарищу - богатому предпринимателю Михаилу Булатову. Тот отмечал юбилей широко и со вкусом. Здесь было все что полагается - элита городского бизнеса и культуры - в общем, не последние люди города. На коленях юбиляра кокетливо фамильярничала необыкновенной красоты девушка лет 19, с золотыми кудрями и сине-голубыми глазами - VIP-девушка по вызову… Она дергала Михаила за волосы и шлепала пальчиком по его уже красному носу, от души при этом смеясь. Это была Ксения. Ее "подарили" Михаилу на день рождения соратники по бизнесу. Играла музыка, группа "Корни" пела: "… она любит речные часы…"
Вадим был сторонником классической, чистой, так сказать тургеневской любви (может повлиял Афган). Он брезгливо поглядывал на девушку, признавая однако, что она действительно очень красива.
- Папашка, давай выпьем! - крикнула Ксения в сторону Вадима и подняла бокал с шампанским.
- Да не стесняйся, подсаживайся поближе! - указывала Ксения на свободный стул рядом.
- Что, брезгуешь? Ну так я сама к тебе приду! Извини, Пупсик, - встала с колен изрядно захмелевшего Михаила и направилась к одиноко и мрачно сидевшему Вадиму.
Усевшись на стул и закинув, удивительно стройные и гладкие, ноги одна на другую, Ксения изрекла: Вижу - ты не они, - и кивнула в сторону пьяной толпы - и меня презираешь. Так ведь я вре-мен-но! Вот заработаю как следует и уйду… за учебу платить надо… Да и жилье свое хочу иметь отдельное - надоело жить с отцом-алкоголиком.
- А что, других способов зарабатывать нет? - спросил Вадим.
- Сто лет другим способом надо зарабатывать, - Ксения не казалась пьяной, говорила убедительно, но Вадиму было как-то неприятно от сказанного.
- Ну, так свое дело попытайся открыть!
- А мое дело, Папашка, это музыка, а на ней пока далеко не уедешь!
- Хорошо, а выйдешь замуж, как в глаза мужу смотреть будешь, детям наконец?
- Ну, Папашка, да кто же узнает?
- А совесть, совесть… должна… она не будет молчать!
- Ну, ладно, Папашка, как говорится - не учи меня жить, а лучше помоги материально или нет, можно так… ха-ха-ха - избавь меня от телесных, то бишь материальных мук, а от душевных - я сама избавлюсь… Ну, ладно, мне пора… пуританин, - с этими словами Ксения вернулась к Михаилу.
Через полгода, на презентации одной фирмы, Вадим снова встретил Ксению, но уже в сопровождении другого мужчины, а через год, на юбилее главы крупной нефтяной компании, она с колен виновника торжества, узнав его, махнула рукой: "Привет, Папашка! Все проповедуешь свою мораль?" Она все так же блистала своей красотой и голливудской улыбкой.

Почти восемь месяцев теперь Ксения жила в монастыре. Вместе со всеми монахинями она молилась, занималась хозяйством, работала в монастырском саду. Боль от разлуки с Денисом начинала стихать, но в ее сердце по прежнему жил только он. Два раза в месяц звонила отцу, отправляла деньги, но особенную радость ей доставляла игра на органе по праздникам в рижском соборе, который находился недалеко от монастыря. По выходным отправлялась к тетке - богомольной старушке и вела с ней, как выражалась тетя, душеспасительные беседы, помогала по хозяйству. Тетка особенно ни о чем не расспрашивала племянницу, одобрительно покачивала головой, ласково называла ее Золушкой - за белые кудри, голубые глаза и отзывчивость. Переживая шок расставания Ксения действительно изменилась - стала часто задумываться, стремилась к одиночеству. Так прошло еще полгода.
Однажды старшая монахиня, слушая игру Ксении на органе, сказала, что не плохо бы ей съездить на фестиваль органной музыки в Германию, который состоится осенью будущего года в Кельне. Ксюша вначале испугалась и стала отказываться, но старшая монахиня уговаривала ее, пообещав помочь деньгами и необходимыми документами, и Ксения согласилась. Теперь она по возможности чаще стала играть в соборе, готовясь к фестивалю. Во время игры она стала вдруг интуитивно чувствовать, что кто-то за ней тайно наблюдает. Но никого и ничего особенного, оглянувшись, не замечала.
Приближалось Рождество. Было уже поздно, когда Ксения возвращалась в монастырь из собора. Проходя через пустырь она вдруг заметила в окнах, расположенного неподалеку маленького домика, языки пламени. Ксения бросилась туда, стала стучать в дверь, но никто не открывал. И вдруг ясно услышала детский плач, доносившийся из дома. Она подскочила к окну и валявшейся рядом жердиной выбила стекла. Дым и пламя рванулись наружу. Обмотав шарфом лицо, оставив щель для глаз, Ксения отворила створки и забралась в дом. Ничего не было видно. Зная, что малыши в подобных ситуациях прячутся под кровать - она кинулась в спальню. Под кроватью прятались годовалый мальчик и его, чуть постарше, сестренка. Они испуганно смотрели на Ксению. Вытащив малышей, она бросилась с ними к окну, схватив по пути какую-то одежду для детей. Ставни уже полыхали. Ксения задыхалась. С трудом добравшись до окна, спустила мальчика, потом девочку. В голове гудело, все кружилось, еще немного и, казалось, она потеряет сознание. Поставив правую ногу на уже начавший полыхать подоконник, Ксения хотела рывком выпрыгнуть из окна, как вдруг тяжелая, резная, дубовая гардина над окном с треском рухнула на девушку, ударом откинув ее обратно в комнату…

Денис впал в какую-то странную апатию. Поиски ничего не дали. Про тетку Ксения ничего ему не говорила, а от отца мало что можно было добиться. Денис все выполнял как-то машинально. Но пить все-таки бросил, устроился на работу в филармонический оркестр и по совместительству преподавал в институте искусств. Вадим попытался познакомить Дениса с дочерью сослуживца - Леночкой, в общем-то перспективной моделью, но Денис почти никак на нее не реагировал, лишь вежливо отвечал на ее вопросы, хотя она вьюном кружилась возле него. Жизнь постепенно стала входить в нормальное русло. Прошел незаметно год и Денис начал готовиться к какому-то международному фестивалю органной музыки и практически не вылазил из филармонии.
Но перед Рождеством случилось одно примечательное событие. Вадим пришел с работы поздно и как говорится, в мат пьяный, но держался на ногах крепко и угрюм был как никогда. Он прошел на кухню - достал из холодильника бутылку водки, прошел к себе в комнату - одел десантную тельняшку, сохраненную с Афгана и достал армейский дембельский альбом - открыл его, налил полстакана водки, сказав: "Пусть земля ей будет пухом" - и опрокинул его.
- Какая же я сволочь, - он снова налил полстакана - Вот с ней бы я пошел в разведку… Прости, прости милая Ксюша… Нет мне прощения… - начал листать альбом совсем рассеянно глядя на фотографии. Встревоженные Вика и Денис заскочили в комнату.
- Что случилось, Вадим? - голос Вики дрожал.
- Батя, ты чего это? - Денис впервые видел отца таким.
- Эх, милые мои родные, простите меня, я во всем виноват…
- Как? Что случилось? Почему виноват?
- Нет больше Ксюши! Погибла она…
- Как нет? Почему погибла? - Виктория и Денис застыли в ужасе. Хотя вроде и вычеркнули они уже ее из своей жизни, известие парализовало обоих.
- Погибла при пожаре, спасая детей. Детей спасла, а сама вот…
Пришлось Вадиму рассказать все с самого начала.
- Как же ты мог, отец? Ведь я любил только ее! - Денис вышел из комнаты.
- Эх, Вадим - Вадим, водкой совесть не успокоишь, - вытирала слезы Виктория.

Почти неделю не общались дома члены семьи. Вадим ходил, как в воду опущенный. Лишь Вика спросила, откуда он все это знает.
- Да, сослуживец у меня в Риге живет, Сергей. Я тогда попросил его на всякий случай присматривать за Ксенией. Вот он мне и сообщил. Боюсь, отца Ксюши это окончательно доконает.
Приближалась осень и фестиваль органной музыки в Кельне. Вадим и Вика решили ехать с Денисом. И вот они в Германии. Величественное здание Кельнского собора, строящегося 800 лет, потрясло воображение. В нем будет проходить фестиваль.
По Рейну плыли осенние листья кленов. Воздух был наполнен каким-то очаровательным, сказочным торжеством. Вике почему-то вспомнилась тургеневская Ася, жившая на Рейне.
Россию на фестивале, кроме Дениса, представляли еще два музыканта - женщина и мужчина, с которыми он познакомился. Она была из Санкт-Петербурга, он - из Москвы. А вообще здесь были представители практически со всего мира, включая страны СНГ.
Фестиваль начался и должен был проходить две недели. Денис и девушка из Питера как-то сразу оказались в лидерах. За ними уверенно держались три исполнителя из Германии и какая-то брюнетка из Прибалтики по имени Мария. Денис вздрогнул, увидев ее первый раз. Но нет… показалось… Этого не может быть…
И вот настал последний день фестиваля. Неожиданно для всех лидером оказалась девушка из Прибалтики, с которой, ввиду загруженности фестиваля, Денис так и не смог познакомиться. Да и не только из-за этого. Какое-то странное необъяснимое чувство сдерживало его. Денис занял второе место.
Вадим, Виктория и Денис подходили к собору, чтобы прослушать уже внеконкурсные исполнения музыкантов, так сказать на свой выбор. Вдруг у Вадима зазвенел сотовый телефон.
- Да, привет, Сергей! Да, я с сыном на фестивале в Германии… Что? Что ты говоришь?! Не может быть! Ты же говорил, что врачи подтвердили факт смерти! Ошиблись? Перепутали? - Вадим стал заикаться - И где, как она сейчас? Здесь, в Германии? Вот дела! - он встал, как вкопанный. Лицо меняло окраски.
Вика и Денис испуганно уставились на него.
- Что, что случилось, Вадим? - Вика, глядя на него тоже побледнела.
- Ксения жива и она здесь в Германии… Сергей позвонил…
- Как… но… - Денису казалось, что он теряет сознание.
- Ладно, потом все выясним, идемте - сейчас начало, - овладев собой, Вадим направил семью в собор.
Начались заключительные, так сказать показательные, выступления музыкантов, но Денис практически не слушал их.
- Она жива, она здесь, в Германии. Надо во чтобы-то ни стало, ее найти, - Денис от нетерпения ерзал, вскакивал с места и кое-как отыграл свой показательный сонет.
Почти сразу за ним выступала девушка из Прибалтики. Боже, какой знакомой походкой она проходила к органу меж рядами кресел. Темные волосы закрывали шею, опускаясь до плеч. Челка, как у Мирей Матье, прикрывала лоб. На ней были дымчатые очки. Сев за орган, она подняла голову, устремив взгляд в убегающие в высоту купола собора и начала играть. Звуки органа взмывали ввысь, ласково касались мозаики и скульптур собора. Теперь Денис сидел, как пригвозденный, он будто онемел. Звучали его и Ксюши "Осенние признания органа", которые знали и могли играть только они - Он и Ксения. Потрясенный Денис не отрываясь смотрел на играющую девушку. Он не заметил, как она закончила игру и по проходам собора десятки слушателей с цветами бросились поздравлять Марию. Последним подошел Денис. Они стояли напротив друг друга. На груди девушки была медаль Латвийской республики "За героизм на пожаре".
- Откуда вы знаете "Осенние признания органа", Мария? - голос Дениса дрожал.
- Откуда? Откуда и вы - она сняла очки - ведь все тайное становится явным, не так ли Вадим Петрович? - сказала девушка, обращаясь к подходящему Вадиму.
Сине-голубые глаза вновь с любовью обратились на Дениса.
- Ах, прости меня Ксюша… простите меня, мои дети…
За ними утирала уже счастливые слезы Вика.

Через две недели состоялась свадьба. На регистрации звучал не Мендельсон, а "Осенние признания органа" (а может и не важно, какая музыка звучит на свадьбе? Может главнее, чтобы созвучие было в душах?).
Ксюша и Денис счастливы - они многого добились в жизни. У них трое детей - три прелестные дочурки с сине-голубыми глазами, в которых души не чают бабушка и два деда.
Храни их Господь!
Смирнов В. А., 15.04.2009.

Номер 16, 2009

сказка для взрослых

"Уж сколько раз твердили миру"…
В одном большом и красивом городке жила королева. Королева была больная и старая - ни в какие городские дела она уже не вмешивалась, но присутствовала на всех очень важных городских мероприятиях (именины у губернатора, крестины у его детей, награждение орденом какого-либо важного чиновника), правда, не про все мероприятия ей говорили (вот в последний раз умолчали о дне рождении жены мэра).
Наверное, это дело рук колдуньи, которая была приятельницей королевы и которая очень ей завидовала, всегда строила какие-нибудь козни против друзей и знакомых королевы, ссорила их между собой, наговаривала на них королеве, а самой королеве всегда старалась угодить, хвалила ее, восхищалась ее поступками, а себя принижала, говорила: "Ах, я бедная, несчастная и пожалеть-то меня некому". На самом деле колдунье очень хотелось, чтоб королева полюбила ее, как родную.
У королевы было огромное наследство: земля, два кованных сундука с добром, а золота и золотых украшений - так не счесть, и еще что-то, и еще что-то. А наследницей была одна внучка Машенька. Родители Машеньки погибли в авиакатастрофе. Машенька росла сиротой, училась где-то в пансионате, к бабушке приезжала только по воскресеньям.
А у колдуньи была дочка - некрасивая, вредная, лгунья, да еще капризница. И очень хотелось колдунье, чтоб приданное королевы досталось ее дочке, а не Машеньке. Она постоянно говорила королеве что-нибудь плохое, наговаривала на Машеньку: то Маша навещает редко свою бабушку - такую больную и такую добрую; то Маша задавака - ее плохо воспитывают в пансионате; неблагодарная - что таблетки не те привезла, уж не отравить ли она бабушку хочет; то платок красивый у бабушки потерялся - конечно, Маша взяла. И бабушка постепенно разлюбила свою добрую внучку, стала доверять такой несчастной и такой верной колдунье, стала привечать дочку этой ведьмы, а та уж - бабулечка да бабулечка, бабулечка - красотулечка, милая - хорошая - чернобровая - пригожая, лучше всех на земле. Приятно ведь слушать такие слова, а разобраться что к чему - бабулечка уже могла, очень старая была.
Машенька плакала, жалела бабушку, спрашивала совета у колдуньи - что же ей делать, как вернуть доверие бабушки? А что ей могла посоветовать колдунья? - Не обращать внимания, не навещать бабушку, не сердить ее.
Надо сказать, что другим соседом бабушки был молодой принц. Он очень полюбил Машеньку - скромную, приветливую и очень привлекательную. Когда однажды, будучи у королевы в гостях, признался ей, что как только выучится - сделает Машеньке предложение. Но бабушка невзлюбила внучку, стала отговаривать принца, убеждать, что ему нужна другая невеста, что Машенька недостойна его, она плохая. Принц не верил своим ушам, он знал, как королева любила свою внучку. Он стал приглядываться к окружению королевы и скоро понял, откуда ветер дует, какое дурное влияние оказывает на королеву злая колдунья и ее ужасно некрасивая дочь. А дочери колдуньи тоже очень хотелось выйти замуж за умного и богатого принца. Да только принц не попал на удочку этих двух проходимок. Он сделал предложение Машеньке, еще не закончив учебу в институте, и королеве пришлось согласиться выдать Машеньку замуж за принца.
А когда принц стал мужем Машеньки, он нашел для королевы добрых и заботливых сиделок, а колдунью с ее дочкой и на порог не пускал. Так добрая девушка Машенька не потеряла свое счастье, а бабушка вскоре поняла, какую большую ошибку она могла допустить, послушавши злую соседку.
Лодочникова Л. А.

Дальневосточная легенда
На берегу Охотского моря есть ровная возвышенность, небольшое плато - площадка из камней, немного покрытая мхом и лишайником.
Стоит там памятник - каменный истукан в виде фигуры человека. А рядом небольшая могилка из камней. Но там. как говорит старое придание, умерли и покоятся два человека, две некогда "жившие жизни"… И называется это место "Эле - Легкое Перышко".
Давно произошла эта история. Ох, как давно. И было "это" приблизительно так. Вот кончилась наконец долгая Аянская зима. Наконец выглянуло весеннее солнышко. Прилетели с дальнего юга чайки и радовались весне и теплу. На лодке к берегу как раз подплыла группа парней. И стрелок выбрал для мишени чаек. Стали стрелять. Никто ни в какую птицу не попал, а попал лишь один молодой парень. Звали его Эле. Ранил он чайку. Похвастался. Ну и на этом разошлись. Чайку эту звали Легкое Перышко: ох, как она радовалась своему возвращению домой! Радовалась солнцу, весне и теплу… Но, "тут" вот ранили в крыло. Разве сейчас выживешь? А вечером случайно увидел прячущуюся за камнем раненую птицу Великий Дух Кохт. И она ему все рассказала. Да, не гоже обижать живность так, для развлечения… И тогда Великий Кохт, подумав, скал Легкому перышку: "Я превращу тебя в красивую девушку. И такую красивую, что ты охмуришь красотой своего обидчика. А когда их шаман развешает на вас свадебно-супружеские амулеты на вашей свадьбе, он, обидчик твой, тут же окаменеет. А ты превратишься в здоровую птицу опять. И полетишь, куда захочешь".
Так и сделали… Якобы, с купцами, вдруг, на берег Охотского моря в деревне Аян появилась красивая девушка. И такая красивая, что все в нее просто влюбились. И вот уже на весеннем празднике, где все собрались, она действительно встретила "своего обидчика" - Эле. И он влюбился в нее, и очень-очень сильно! И было у них обручение. Но до осени их (да и другие обрученные пары) не объявляют мужем и женой. Ибо им надо выдержать испытательный срок… И стал Эле строить новое жилище. Много охотился. И много трудился. Приобрел много шкур и другого нужного добра семье. И она - Легкое Перышко - много ему помогала. Ой, как много она вместе с ним вложила своего труда, чтоб быть вместе. И вот наступила осень. Наступил день, когда выдержавших испытание пары (решивших быть вместе) получать свадебно-супружеские амулеты. И наконец объявлены будут мужем и женой.
И вот подошел к ним шаман. И на шею Эле и шею девушке Легкое Перышко одел супружеские амулеты. И вдруг парень Эле, у всех на глазах превратился в каменного истукана. А она - в чайку: взмахнула крыльями, крикнула, да и улетела… Удивились люди произошедшему и лишь гадали, что же "это такое" и почему случилось? Вот вновь наступила долгая Аянская зима, с белыми бурями, бесконечными метелями и холодами. Все чайки улетели.
Но вот снова, через много месяцев, вновь на этой земле наступила весна. Вновь стало греть солнце. И вновь все вокруг огласилось радостными криками вернувшихся с юга чаек. И люди пришли вновь в это место на праздник… И увидели окаменевшего тогда Эля вновь. Но еще они увидели на его каменном плече мертвую, замершую еще когда-то зимой чайку.
Да!.. Легкое Перышко тогда не полетела с другими птицами на юг. Не могла она пережить потери той любви, которая была у ней с Эли все прошлое лето. И вот тогда она осталась… Не полетела туда, где тепло… И вот однажды, когда бушевала долгая зимняя метель, просто прислонилась к его плечу… и замерзла.
Вспомнили этот прошлогодний случай люди, и похоронили чайку рядом с окаменевшим Эле. Насыпали для нее этот холмик-могилку перед ним…
И теперь это место, на высоком берегу Охотского моря так и зовут "Эле - Легкое Перышко".
И смотрит там с сожалением и печалью, окруженный всеми ветрами, одинокий каменный истукан, бывший когда-то парнем Эле. Смотрит то ли в небо, удивившись тогда превращением, то ли на холмик из камней, под которыми покоится Легкое Перышко.

Андрей Морозов,
662924, Красноярский край, Курагинский р-н,
п/о Тюхтяты, Усть-Можарка.

Номер 6, 2009

Первый шаг
Часы на стене пробили девять. За окном сгущались сумерки, и комната постепенно погружалась во мрак. Но в квартире по-прежнему стояла тишина, только тиканье неугомонных часов нарушало безмолвие. Лишь время, несмотря ни на что, неумолимо бежало вперед. Но мгновения тянулись мучительно. Лена сидела в углу дивана, напряженно прислушиваясь к малейшим звукам из-за двери. В последнее время она жила лишь постоянным ожиданием, что он придет или хотя бы позвонит. Она жила этой надеждой да еще воспоминаниями, воспоминаниями о нем. Она все ждала, ждала, что он одумается, простит ей их глупую ссору. Она ведь несерьезно... Они оба были не правы. И оба наговорили друг другу много лишнего...не думая...сгоряча...сразу же жалея о необдуманно вырвавшихся словах, но не в силах остановиться. Оба обладали слишком вспыльчивым характером и слишком гордым, чтобы первым пойти на мировую...
Где-то в глубине подъезда хлопнула дверь, и этот звук, ворвавшийся в холодную пустоту Лениной квартиры, отвлек девушку от грустных мыслей. Чьи-то шаги послышались по лестнице, на мгновение замерли у двери, но затем затихли вдали. Затеплившаяся, было, надежда угасла. И телефон все молчал. Бесчувственный кусок металла и пластмассы. Он был глух к ее мольбам. "Ну, позвони же, позвони!" - беззвучно, отчаянно молила она, но напрасно. И она то просто сидела, не думая ни о чем, то вновь погружалась в воспоминания. Все о нем, о Сергее. О счастливых днях, проведенных с ним, общих планах, о том, как они мечтали о собственном доме, о ребенке. Сергей мечтал о дочери. Даже имя придумал - Рита... Маргарита...Маргаритка. Размечтавшись, она не заметила, как уснула. Ей снился все тот же сон. Уже в который раз: дождливый день, покрытое тучами небо. Тогда она в последний раз видела Сергея. Снова в памяти вспыхнула их ссора. Глупая. Ненужная. Из-за которой они и расстались. Она возникла из-за какого-то пустяка, но слово за слово, переросла в настоящую размолвку. Их несло все дальше, они бросали друг другу самые обидные, нелепые слова. И не один не мог первым признать, что погорячился. Последнее, что помнила Лена, это резкий, пронзительный звук с силой захлопнувшейся за Сергеем двери. И несмотря ни на что, она продолжала любить его, но пойти к нему первой мешала гордость. И больше ничего ей не оставалось, кроме того, чтобы сидеть и ждать его. Ждать и жалеть. Жалеть о тех обидных, предательских, сказанных в порыве гнева словах...
Прошел месяц. О Сергее не было известий. Он даже не позвонил. И Лена окончательно решила, что он не любит, да и вообще забыл о ней, иначе он давно бы уже пришел... Ведь это он должен прийти первым... Мысль, что он, возможно, рассуждает также, что ждет ее звонка, боится, что уже не нужен, не любим, не приходила ей в голову. А между тем, время шло, и каждый день все больше отдалял их друг от друга....
Прошло еще два месяца. Кто-то из общих знакомых сказал ей, что у него другая. Это было страшным ударом. На людях она старательно делала вид, что ей все равно, но сердце сжималось от боли и отчаяния, а стоило остаться одной, как слезы сами бежали по щекам. Но шло время, и боль стала постепенно затухать, уступив место гнетущей пустоте. Но жизнь шла своим чередом, приобретая свой обычный ритм, и Лена, отвлекаясь под натиском повседневных дел, начала понемногу оживать. К тому же появились новые заботы. Лена готовилась к свадьбе...
Она сама вряд ли понимала, зачем решилась на этот шаг. Быть может, ей хотелось отомстить Сергею, заставить его ревновать, а может быть, ей просто хотелось заполнить чем-нибудь пустоту одиноких вечеров, как и пустоту в душе. Или ей уже просто было все равно. Эти три месяца она, как могла, справлялась с болью и отчаянием, до предела заполняя, загружая свою жизнь. Но если днем это еще как-то помогало отвлечься, не думать, то по вечерам ей было страшно одиноко, холодно и некуда было спрятаться от боли, тоски, от воспоминаний. Она боялась остаться одна, спасаясь от одиночества, шла бродить по улицам, но весной, теплыми вечерами на улице так много счастливых парочек... И она в отчаянии бежала домой. Вот тут-то и подвернулся Славка. Верный, любящий, заботливый и на все ради нее готовый Славка. Он был влюблен в нее с детства. Он утешал ее, старался развеселить, заставить позабыть о боли, о Сергее, он пытался скрасить ее одиночество, окружил лаской, вниманием, нежностью. И он был так счастлив, получив ее согласие. И сейчас, уже жалея об этом, у нее не было сил отказать ему. К тому же сердце ее словно умерло, угасло, не способное впредь полюбить. Лишь Сергей, пусть даже уже не помнящий о ней, но он всегда останется в ее сердце. Ее первая и последняя любовь. Больше она никого не полюбит. Никогда. И вот Лена, уверенная, что любви ей от жизни уже ждать нечего, и согласилась выйти замуж за Славку, предпочтя одиночеству тихое семейное счастье и любящего мужа, а главное, неплохо обеспеченного. Но знала также, что стоило бы Сергею лишь позвонить, она не медля бы ни секунды, рассталась бы со Славкой. Она так хотела увидеть его, услышать его голос... Сердце подсказывало ей, что он тоже ждет, и стоит сделать лишь первый шаг, как известно, самый сложный. Гордость мешала ей сделать его. И она продолжала просто плыть по течению, изображая из себя счастливую невесту. Лишь Ирка, лучшая подруга, знала, какое отчаяние завладело Леной.
- Лена, долго еще ты намерена продолжать этот фарс?
- Это не фарс. Это реальность.
- Очнись, безумная. Этот брак будет ошибкой. Не жалеешь себя, пожалей хотя бы Славку. Он этого не заслуживает.
- Он любит меня, и я к нему привязана...
- Но, любишь-то ты другого!
- Да. И что с того? Ему-то я не нужна...
- Господи, ну откуда ты знаешь?
- Да? Тогда где он? После той ссоры он даже не позвонил. И у него есть другая.
- А он с ней счастлив?
- Похоже. У них вроде скоро свадьба?
- И ты поэтому стремишься опередить его?
- Нет! Я просто хочу семью, мужа, свой дом, да и материально он меня обеспечит...
- А любовь?
- Мало кому в жизни повезло в любви. А мне не повезло попасть в их ряды.
- Дурочка... Ты сама лишаешь себя этого счастья... Словно дети малые, ослы упрямые, вы же, - Ира, а это была именно она, уже начинала терять терпение, - вы же оба себя губите. Не могу на это смотреть!
- И не смотри, это моя жизнь...
- Ну, спасибо, - Ира явно обиделась и сделала движение, чтобы уйти, но Лена схватила ее за руку...
- Не уходи. Я не хотела... извини. Поставь лучше чайник.
- Хорошо! А ты...
- Подожди, я сейчас, - Лена вышла и через мгновение вернулась, держа в руках какой-то сверток. - Ир, пускай это пока хранится у тебя, ладно?
- Что это?
- Так... наши с Сергеем фотографии, его подарки... Я же не могу взять их в свой общий со Славкой дом...
- Ты думаешь, что ты легче забудешь его, если ничто не будет напоминать о нем?
- Надеюсь...
- Хорошо, я сохраню их, - и Ира достала из холодильника варенье, в это время закипел чайник, и Лена подошла к шкафу, чтобы достать чашки, но руки слушались ее плохо, и чашки, выскользнув из рук, со звоном разбились...
Лена смотрела на разбросанные по полу осколки и неожиданно почувствовала, что у нее дрожат губы, а на глаза наворачиваются слезы. Ира молча усадила ее, затем собрала осколки и, достав новые чашки, разлила чай. Напиток подействовал на обеих успокаивающе, и разговор вновь продолжился, но уже более спокойно..
- Это нечестно хотя бы по отношению к Славе. Ведь он по-настоящему любит тебя, как, впрочем, и Сергей.
- Знаешь, вместо сердца у меня теперь, наверное, льдинка. И я никогда не забуду Сергея. Так пусть уж хоть Славка будет счастлив, он так хотел, чтобы мы поженились... Пусть лучше рядом он, чем кто-то другой, абсолютно чужой, нелюбимый. А Славка мне почти брат.
- Но не муж, не любимый, - Ира вновь начинала кипятиться, устав от бесплодных попыток удержать подругу от опрометчивого шага... "Неужели я одна понимаю абсурдность ситуации? Эти двое готовы загубить свои жизни, жизни тех, кто их любит, не в силах перешагнуть через нелепую гордость. И уже назло друг другу свяжут себя браком, лишь бы не... Бред какой-то". И она вновь и вновь старалась образумить подругу. Но напрасно. Лена оставалась безразличной к собственной судьбе. А Ира не могла понять, как можно сдаться так сразу, ведь за любовь, считала она, надо бороться... Во что бы то ни стало. А тут... Тут даже этого не надо. Они и так любят друг друга...
- Послушай меня, может, еще не поздно все исправить... Позвони ему...пусть приедет...
- Вот так, среди ночи?!
- Завтра будет поздно. Завтра в это время ты уже будешь женой Славы... Упоминание этого имени подействовало на Лену отрезвляюще...
- Нет! Я не могу! Не могу так... со Славой! Он этого не переживет...
- Забудь о нем, так будет лучше, иначе вы все трое будете страдать...
- Славка не ждет, что я полюблю его, он все знает и понимает, он принимает меня такой, какая я есть, он ничего не сделает против моей воли, он просто счастлив, что я его жена...
- Счастлив? Когда его жена в постели думает о другом? Или вы будете спать в разных комнатах? - Ира сама ужаснулась, как резко, словно пощечина, прозвучали ее слова, но это был последний, крайний довод, и он, кажется, подействовал. Ира поняла по Лениным глазам, что и она не может представить, что кто-то еще, кроме Сергея, сможет прикоснуться к ней, просто до поры до времени она гнала от себя эти мысли. Но ведь когда-то, и уже очень скоро, это станет реальностью. Лена сделала последнюю попытку защититься:
- А кто знает, может мне понравится! Со временем привыкну, стерпится-слюбится.
Но Иру это не убедило. Она видела, что сумела пробить брешь в Лениной стене апатии и безразличия, чувствовала, что Лена начинает колебаться, и продолжала нажимать:
- А что, если нет? Что если тебе будет плохо с ним? Сможешь ты заниматься любовью без любви? А если сорвешься и бросишься к Сергею, то будет уже поздно. Ты будешь изменять Славе?
- Я разведусь!
- Так просто! Вышла замуж, развелась! Снова вышла! А если будут дети? Ты просто не вырвешься из этого! Ты же сознательно губишь себя, - Ира наконец-то почувствовала, что слова ее попали в цель, и продолжала, - звони ему! Попроси приехать! Вам надо хотя бы поговорить! И она протянула ей телефон...
Лена набрала номер, но в трубке раздались лишь протяжные длинные гудки. Она набирала номер снова и снова, но тщетно. Трубку никто не брал.
- Бесполезно, - Лена положила трубку. - Значит, не судьба.
Она устало опустилась на диван. Сейчас, когда она вдруг решилась, когда вдруг появилась надежда, потерпеть неудачу было особенно больно. Вспыхнувшая, было, искорка надежды угасла, и вся ее решимость куда-то пропала. Но теперь, когда она хоть на мгновение поверила, что счастье еще можно вернуть, она окончательно поняла, что не хочет связывать свою жизнь со Славкой. Даже если Сергея уже не вернуть. Но прекратить все вот так, прямо в день свадьбы, у нее не хватило бы сил. Ей оставалось только плыть по течению.
- Ничего, все пройдет, - прошептала она, Славка сделает меня счастливой, - но ее голосу не доставало уверенности, в нем слышалась скорее обреченность. Слезы сами бежали по щекам, постепенно превратившись в глухие рыдания. Она чувствовала, что загнала себя в ловушку, из которой нет выхода.
Ира сидела рядом, пока та не уснула, лихорадочно раздумывая, что делать. Теперь ситуация только усугубилась. Она знала, что Лена не решится сама расстроить свадьбу. Она открыла Лене глаза, но не помогла выпутаться из этой истории, а осознание реальности сделало ее еще более несчастной. "Поговорю с Сергеем", - решила Ира.
Лишь только начало рассветать, Ира встала и накинула плащ. Лена еще спала, и Ира, никем не замеченная, тихонько выскользнула из комнаты.
Ира гнала машину к дому Сергея. В этот ранний час машин было мало, и Ира летела на максимальной скорости. Найти его дом было нетрудно, она уже как-то была здесь с Леной. "Только бы он был дома", - молила она, нажимая на кнопку звонка. Дверь ей открыла какая-то старушка. Несмотря на столь ранний час она, казалось, была нисколько не удивлена.
- Вы к Конькову? К Сергею Юрьевичу? Проходите! - спросила она, пропуская Иру в квартиру. Она пошла в комнату. Сергей лежал на диване, он был небрит, в мятой одежде. Рядом валялась пустая бутылка пива...
- Как она может любить его? - невольно подумала она, но сейчас это было неважно.
- О, это ты, - он с неохотой посмотрел на нее, - ну, что скажешь?
- Сергей, Лена сегодня...
- Я знаю...- ей показалось или в его взгляде действительно мелькнула боль, - но что ты хочешь от меня? Я здесь ни при чем.
- Она же еще любит тебя, а ты ее...
- Я не верю! Иначе, зачем она выходит за другого? - От отчаяния!
- Отчаяния?! - Ира вздрогнула от его неожиданного, похожего на рык, крика. - Она предала меня! Нашу любовь! Она затеяла ту ссору и даже ни разу не позвонила. А не прошло и двух месяцев, как она выходит замуж за своего бывшего любовника!
- Сергей! Она говорит мне то же самое, она думает, что у тебя другая! Пойди к ней! Забери ее! Не допусти этой свадьбы!
- Я не пойду первым! Не хочу выглядеть идиотом. Да, я люблю ее, но не пойду, ведь я ей не нужен!
- Вы прямо как дети! Вы же любите друг друга!
- Я да, а не она! - бутылка полетела в стену и со звоном разбилась, пусть она будет счастлива!
- Ты можешь все предотвратить... А не лежать здесь и напиваться!
- Не указывай мне, что делать! Уходи!
Ира направилась к выходу. В дверях она обернулась.
- Регистрация в 13.45. Ты знаешь, что делать...
Сергей вновь прильнул к бутылке, и Иру невольно передернуло:
- Что она только в тебе нашла! - в сердцах бросила Ира. Ответом ей был только звон еще одной разбившейся бутылки.
С утра все небо было в тучах, но к полудню стало проглядывать солнце. Лена в белоснежном наряде стояла перед зеркалом. Оставались последние штрихи. Она излишне нервничала, что, в принципе, нормально для невесты в день свадьбы: молодая девушка выходит замуж, обретает новую семью, достаточный повод для волнения, но в данном случае это было не так.
- Не волнуйся, милая, - ворковала вокруг Лены ее тетя, вы такая красивая пара. Вы так любите друг друга...
А у Лены слезы наворачивались на глаза от этих слов. Но она заставляла себя улыбаться в ответ. Лишь они с Ирой знали истинную причину.
Пора было ехать. У подъезда уже стояла украшенная шарами и лентами машина. Лена в последний раз оглядела комнату. Сколько счастливых мгновений провели они здесь вместе с Сергеем. Она вздохнула и, не оглядываясь, вышла. Лишь позже, стоя у зала регистрации об руку со Славой, она начала понимать, что натворила. Но пути назад уже не было.
Часы в доме Сергея показывали половину первого. Теперь он выглядел гораздо более трезвым и посвежевшим, чем сегодня утром. Но он страшно нервничал, ходил по комнате из угла в угол, то садился на диван, то снова вскакивал... Он налил себе пива, но отставил стакан. Включил телевизор, но не видел, не понимал, что происходит на экране...
13.00, он встал, схватил со стола ключи от машины и бросился к двери, но вдруг резко остановился...
- Нет, не пойду! Не буду омрачать ей праздник! - убеждал он себя, понимая, что в нем говорит лишь оскорбленное самолюбие, а с каждой минутой промедления шансов "все исправить" все меньше и меньше.
Раздался телефонный звонок, и он с надеждой схватил трубку и чуть не застонал от разочарования, услышав в трубке голос его нынешней подружки.
- Ты меня любишь, солнышко? - беззаботно щебетала та, - я тебя...тоже, Сережка... Так называла его только Лена, еще с давних пор, как в детстве: Сережка... Сережка... Он кинул трубку на рычаг ...13.10...13.15...13.20...
- Нет! - воскликнул он и бросился прочь...
Быстрее, быстрее... Теперь лишь одна мысль стучала в голове: "Только бы не опоздать!" Он надеялся, что еще не поздно, только бы успеть...быстрее... Он выжимал из машины все, на что были способны его маленькие старенькие "Жигули", на бешеной скорости несясь по улице, не замечая ни людей, ни светофоров... Быстрее... Быстрее... Его не раз выносило на встречную полосу, заносило на поворотах.
- Только бы успеть! - как заклинание повторял он... Только вперед... Выскочивший из-за поворота грузовик он заметил слишком поздно...
"Боже, что я наделала?" - думала Лена. Все кончено. Теперь она жена Славы. Назад пути нет. Мелькали чьи-то лица, звучали поздравления, тосты... Слава бережно обнимал свою невесту, а ей уже невыносимо было видеть рядом его счастливую улыбку. Но она, повесив на лицо маску довольной новобрачной, заставляла себя улыбаться гостям, механически стискивать зубы, когда под крики "Горько!" ощущала на своих губах губы Славы... Но он так ничего и не заметил, объяснив все естественным для девушки в день свадьбы смущением...

Прошло полтора года. Все было так, как и думала Лена. Дом, семья, любящий муж, материальный достаток. Но любви не было. Славе так и не удалось растопить льдинку ее сердца. Но она привыкла к нему, уважала, да, привязалась, вот только не любила. Но в семье у них был мир и покой. Со стороны они казались прямо-таки идеальной парой. Особенно после рождения дочки. Девочку назвали Маргаритой. Так настояла Лена. Малышка была просто чудо: красивенькая, здоровенькая, смышленая. Лена нашла в ней отдушину, себя целиком посвятив дочке, отдав ей нерастраченную любовь и нежность. Слава тоже обожал девочку. Но временами, смотря, как Слава возится с малышкой, Лена чувствовала, как замирает сердце. "А ведь на его месте мог бы быть Сережа", - временами думалось ей. - Рита могла бы быть дочерью Сергея". Она по-прежнему любила его, не могла забыть. Но о нем у нее не было никаких известий. Где он? С кем? Быть может, у него тоже семья? Она не знала.
Приближалась годовщина смерти их дедушки, и Лена с сестрой поехали на кладбище, чтобы положить к могиле цветы. Соня опустилась на скамеечку у могилы, а Лена прошла внутрь кладбищенской аллеи, машинально читая надписи и даты на памятниках: ...Денева Евгения Анатольевна... Павлов Сергей Викторович ...Литина Лилия Федоровна ...Коньков Сергей Юрьевич... У нее потемнело в глазах...
...Он так боялся опоздать!...


Ольга Горюшева

Номер 50-52, 2008

ИСКУШЕНИЕ

Августовский кризис 1998 года не то, чтобы подкосил Вершинина - его личное состояние, надежно защищенное непоколебимой швейцарской банковской системой, не пострадало, - однако в России дела пошли наперекосяк, и у него в какой-то момент просто руки опустились от каверзной непредсказуемости затейливых прыжков родимой действительности.
Очередное постыдно-унизительное падение в грязь старого посконно-деревянного перед зеленым звездно-полосатым заставило Виктора Венедиктовича временно свернуть дела: любая сделка оказалась бы убыточной.
Ремонтные работы на теплоходе и в больнице худо-бедно продолжались: неизбалованным судьбой трудягам, привыкшим к полугодовым задержкам жалованья, исправно платили стремительно обесценивающимися рублями, но денежный ручей от многочисленных дочерних Фирм, возглавляемых зиц-председателями, заметно поиссяк. Так что ближайшее окружение Вершинина, привыкшее видеть в нем доброго дядю, сорящего долларами, изрядно приуныло, вынужденное привыкать к проповедуемой им ныне аскезе.
Даже Леопард ходил мрачный: ненавистной презренной саранчи новых купчиков в подведомственных ему с Беловым увеселительных заведениях значительно поубавилось. Большинство скороспелых миллионщиков ныне пьянствовало в кругу полузабытых семейств, кляня на чем свет стоит злодейку-судьбу...
Уныние Лядова, обычно до неприличия жизнерадостного, объяснялось еще одной причиной: ввиду финансовых неувязок реконструкция санаторного комплекса была заморожена до лучших времен, а импульсивно-экспрессивный Леопард не любил откладывать дела в долгий ящик.
Забот, впрочем, и без того хватало, но деятельному Вершинину повседневные делишки, направленные на удержание "Кэмистри и К0" на плаву, казались мышиной возней.
Виктор Венедиктович возвращался в город после нанесения сугубо конфиденциального визита, носящего интимно-личный характер. Не сексуального, впрочем, свойства. Рандеву с живущим на лоне природы в комфортабельном особнячке с подвалом, приспособленном для химических опытов, Фармацевтом предполагало избавление от стрессового состояния в ближайшем будущем, но отдельные нюансы приватной беседы заставляли призадуматься. Поэтому Вершинин был рад, что отпущенный для улаживания собственных проблем Лядов рядом отсутствовал.
Любуясь краем глаза природными красотами, Вершинин без напряга управлял послушной, как истинный друг человека, "жучкой", испытывая не вполне осознанное юношеское удовольствие.
Пустынное загородное шоссе выглядело обманчиво безупречным, но, как известно, многовековая неизбывная беда России - дураки и плохие дороги, так что Вершинин не обольщался и не жал на всю катушку, хотя его так и подмывало проверить, на что способна скромная с виду модернизированная притворщица.
Неподалеку от нефтехимического комплекса идиллическое уединение расслабившегося бизнесмена было грубо нарушено невесть откуда вынырнувшей вереницей разномастных ревущих мотоциклов. Пеструю стаю самых экзотических двухколесных аппаратов объединяло одно общее свойство: похоже, все они в неведомых передрягах лишились глушителей.
Ребятишки решили подурачиться и потрепать нервы лоху на отечественной таратайке с тонированными для импозантности стеклами. Начался феерический котильон, этакие тарантелла и Фарандола, вместе взятые. Какие только фигуры не выписывали разыгравшиеся байкеры на полном ходу в опасной близости от возомнившего о себе, несомненно, голозадого, но пытающегося пыжиться владельца четырехколесной каракатицы!
Когда очередной распоясавшийся ангел ада, пройдя впритирочку с левым бортом серебристой "жучки", вильнул перед самым носом, нагло ее "подрезая", Вершинин не выдержал, резко принял вправо, чтобы избежать неминуемого столкновения, чересчур сильно крутанув руль. Чрезмерное усилие привело к тому, что чуткая машина сошла с трассы, запрыгав на ухабах разобранной за ненадобностью узкоколейки, и устремилась под откос.
Тормоза остановили инерцию Фатального улета в нескольких сантиметрах от начала привлекательно замаскированной зеленой травкой трясины - место для строительства нефтекомбината во времена хрущевского волюнтаризма выбрано было болотистое.
Вершинина бросило грудью на баранку, рулевая колонка упруго спружинила, толчком отправив оплошавшего водителя в исходное положение.
Несколько секунд Виктор Венедиктович приходил в себя, оглушенный изрядной дозой адреналина, впрыснутой в кровь железами внутренней секреций. Потом отстегнул ремень безопасности, толкнул дверцу и вылез на свет божий, чтобы оценить незавидное свое положение.
Моторы байкеров ревели вдалеке. Вершинин взобрался наверх и прикинул на глаз крутизну склона: градусов сорок, как в настоящей, по Булгакову, водке.
Справишься, голубушка? - мысленно спросил он свою любимицу. Та молчала, упираясь четырьмя колесами от дальнейшего сползания в грязную вязкую лужу.
Виктор Венедиктович огляделся. Помощи ждать было неоткуда - шоссе словно вымерло. Прибегать к помощи радиотелефона и беспокоить по пустякам технический персонал не хотелось. До взметнувшихся в небо гигантских колонн завода бутиловых спиртов топать километров пять. Пока туда, пока обратно, шайка отмороженных байкеров, сбившаяся в кучу примерно в километре от места происшествия, успеет вдоволь потешиться над брошенной беззащитной машиной. Внутрь, они, конечно, не попадут, но снаружи напакостить могут изрядно. Это сейчас они невозмутимо стояли, порыкивая двигателями - индифферентные сторонние наблюдатели...
- Что ж, будем выкарабкиваться сами, - принял героическое решение сорокапятилетний предприниматель, собираясь спускаться обратно.
В это время от конгломерата малолетних преступников отделился один, самый, по-видимому, наглый и любопытный, и в мгновение ока очутился рядом, метрах в шести от пробующего ногой грунт Виктора. В жилах потерпевшего кораблекрушение вскипела кровь. Не заботясь о чистоте родного языка и не думая о последствиях, Вершинин в ярости заорал: Какого х..
еще тебе надо?!
Байкер стянул с головы шлем, рассыпав по затянутым в клепанную металлом кожу плечам буйную волну огненно-рыжих волос, и хладнокровно ответил: "Вас, Виктор Венедиктович...".
Вершинин почувствовал, что, несмотря на многолетнюю деловую закалку, способность краснеть, попадая в неловкое положение, он не утратил.
- Алиса?.. - только и смог выговорить сраженный наповал горемычный водитель, но раздражение взяло верх, и Виктор Венедиктович добавил с изрядной долей сарказма: "Вот, значит, как ты развлекаешься в каникулы!"
Девушка скромно промолчала.
- Твой папа вряд ли обрадуется, если узнает, что благодаря твоим дружкам я едва не свернул шею...
- Но он же не узнает? - стрельнула вопросительно зелеными глазами бедовая девчонка. - Я, во всяком случае, не проболтаюсь.
- Ни секунды в этом не сомневался, - проворчал. Виктор Венедиктович. - Я успел заметить, что в вашем семействе наличествует практика телесных наказаний.
- Спасателей будете вызывать по мобильнику? - полюбопытствовала несносная девица.
- Поживем - увидим, - буркнул Вершинин, опустился к машине, влез в салон и сосредоточился. Мультипликатор обеспечивал привод на все четыре колеса, мощности у двигателя было хоть отбавляй, так что Вершинина беспокоило только качество грунта и крутизна подъема.
Только бы не опозориться перед маленькой разбойницей, - подумал он, заводя мотор. Отпустив ручник и давая задний ход, Виктор Венедиктович почувствовал, что его прошиб холодный пот. Но верная "жучка", качнувшись вперед, раздумала принимать грязевые ванны и, недовольно воя двигателем, медленно, но верно поползла в гору, разбрасывая в стороны комья земли вперемешку с гравием. За три десятка лет существования железнодорожной ветки путь, ежегодно опускающийся в болото, упрямо восстанавливался, так что теперь откос больше чем наполовину состоял из щебенки. Словом, вершининский вездеход с честью выдержал нелегкое испытание. Вырулив на бетонку, Виктор Венедиктович приободрился.
- Как видишь, подружка, обошлись без посторонней помощи, - победно крикнул он Алисе. - Есть еще порох в пороховницах!
Человек азартный по натуре, Вершинин в порыве восторга и вовсе закусил удила: "Спорим, что на прямой ни один из твоих отморозков за мной не угонится?"
Во взгляде, которым Алиса наградила Вершинина, явственно читалось: раздухарился старичок...
- Езжай вперед, перетри со своими. Скажи: дяденька предлагает честное состязание, без выкрутасов.
Алиса пожала плечами, натянула шлем и умчалась. Вершинин, не спеша последовал за ней. Иногда он становился упрямым, как осел.
- Расчудесная машина, распрекрасная моя, - твердил Виктор Венедиктович лихорадочно. Ему вспомнился рассказ Лондона, в котором героиня, дабы помочь автомобилю выбраться из канавы, жертвует собственной юбкой. Другие времена, иные нравы. Алиса, к примеру, ничем не собиралась жертвовать - стояла, руки в боки, словно эксперт конкурса "Слабо?".
Компания дорожных хулиганов встретила Вершинина свистом и улюлюканьем. - Откуда что берется, - размышлял Виктор Венедиктович. - Наверняка ведь и о Марлоне Брандо не слыхивали, да и "Беспечного ездока" вряд ли смотрели.
Подождал, пока недоросли немного успокоятся.
- Так принимаете вызов? Дистанция - пять километров, до старого трамвайного кольца. С вашей стороны хватит двоих. Судья - девушка...
- А приз? - лениво спросил толстомордый детина, оседлавший "Хонду" и считающий себя пупом Вселенной.
- Если я проиграю...
- То поцелуешь меня в задницу, - закончил толстомордый, вызвав бурю
восторга в кругу единомышленников.
- Если ты прибежишь раньше моей "жучки", - уточнил Вершинин, стараясь сохранять спокойствие. - А так - разве что выхлопную трубу твоей поддельной япошки.
Байкеры угрожающе загудели - борзый попался старикашка!
- Не боишься, что у твоей консервной банки галоши отвалятся? - вмешался светловолосый худощавый парнишка с крысиной мордочкой, владелец видавшего вида чоппера неопределенной модели. - Дать тебе фору... километров пятьдесят, дедуля?
- А все-таки я вас сделал, - уверенно заявил Вершинин и, пользуясь тем, что Алиса укатила к финишной черте, добавил: "Или очко заиграло?"
Байкеры притихли, пораженные неслыханной наглостью полоумного лоха.
- Ладно, дядя, - угрожающе пробормотал толстомордый, выруливая на исходную позицию. - Придется тебе сегодня сосать мой выхлоп. Дайте кто-нибудь отмашку…
- Погоди, Бык, я с тобой. Как бы старикан не задумал свинтить.
- Куда он, на х… денется. Постов нет, свернуть некуда, а назад пацаны не пустят.
Вершинин слегка замандражил.
- Если я выиграю, оба целуете "жучку" в багажник, - упрямо повторил он, злясь на собственный организм за естественные реакции.
- Кончай ля-ля. Рыжуха уже соскучилась в одиночестве.
- Не подкачай, родимая, - мысленно помолился Виктор Венедиктович.
Длинноволосый очкарик, неведомо как затесавшийся в шайку, прокричал: "Реди, стеди…гоу!- обнаруживая зачатки англоязычья; завизжали шины, и машины ринулись вперед.
Вершинин, воткнувший кассету "Дип Перпл ин Рок" и озадачивший: сопляков-байкеров неистовыми аккордами "Короля скорости", замешкался на старте, однако за десять секунд скорость вездеходного скорохода перевалила за сотню, он нагнал не верящих своим глазам противников и заставил, как говорится, пыль глотать, причем не только в переносном
смысле. Проскочив мимо остолбеневшей Алисы ураганом километров под триста - бетонка, слава богу, позволяла, - Виктор Венедиктович облегченно перевел дух, отпустил педаль газа, погасил скорость, развернулся и поехал навстречу облажавшимся малолеткам.
- Ну что, ребятки? - ехидно приветствовал он растерянных мотоциклистов. - Советское - значит, отличное! Въезжаете?
Вершинин распахнул дверцу и жестом указал на корму своей запаленной "жучки": "Прошу вас. Уговор дороже денег, знаете ли...".
Светловолосый крысенок отличался сообразительностью и давно просек, что они с толстомордым приятелем, что называется, "попали" по-крупному. Он безропотно установил чоппер на подножку и направился к багажнику. Бычара остротой ума не выделялся бы даже среди своих четвероногих собратьев.
- Сейчас я тебе въеду, - пробормотал он недвусмысленно враждебно.
Виктор Венедиктович сунул руку в бардачок и извлек полностью снаряженный "Вальтер-ППК", который собирался вернуть законному владельцу, да в связи с августовским переполохом так и не удосужился.
Грохнул выстрел, и передок "Хонды" под жалобное шипение просел под собственной тяжестью. Толстомордый застыл на месте, догадавшись, наконец, что простые смертные не устраивают гонок с доморощенными ангелами ада.
- А я уже, - радостно сообщил светловолосый, демонстрируя испачканные губы и отпечаток на крышке багажника. - Рыжуха, подтверди! Чего тормозишь, Бык, проспорили ведь...
На глазах подоспевшей братвы, заглушившей в знак траура моторы, присмиревший бугай направился к машине-победительнице, матеря себя за то, что самоуверенность не позволила расплатиться с долгами своевременно, избежав прилюдного унижения.
- О`кей, - резюмировал Вершинин, когда ритуал был совершен. - Чао, фантики. Не нарушайте правил дорожного движения. Хлопнув дверцей, он отчалил восвояси, вполне довольный собой.
Вершинин заскочил в штаб-квартиру, справился у одуревшего от электронных игр Хакера относительно курса рубля по отношению к доллару - ничего утешительного, походя решил пару малозначительных вопросов, сочувственно поцокал языком, оглядев приунывший персонал - ничего, ребята, будет и на нашей улице праздник, сообщил, что отбывает на дачу, попросив без нужды не беспокоить, и вышел во двор, где расторопный молодой человек заканчивал помывку "жучки".
Сунув малому на чай, - хотя обслуживание автомобиля шеФа входило в прямые обязанности молодца, Виктор Венедиктович всегда компенсировал деревянными купюрами ущемленное самолюбие, - Вершинин собрался уезжать, когда заметил у ворот Алису, утомленную ожиданием, от нечего делать подбрасывающую в руках шлем, словно баскетбольный мяч.
- Ты со мной хочешь побеседовать или отца поджидаешь?
- С вами, - призналась девушка, прерывая физкультурные упражнения.
- Я весь внимание, - насторожился Виктор Венедиктович, не зная, какой еще каверзы ожидать от непредсказуемой юной леди.
- Помните, я говорила вам, что хочу написать портрет Виты... Виктории Михайловны, - поправилась девушка. - Мне бы хотелось знать о ней больше, чтобы точнее передать характер...
- Что я могу, - растерялся Вершинин. - Мы встречались всего три раза, а ты знала ее всю жизнь.
- Я знала ее как бабушку, хотя мы и были, скорее, подругами в последнее время... Простите, - осеклась Алиса, заметив тень, омрачившую оживленное лицо собеседника. - Одним словом, если вам не в тягость, не могли бы вы рассказать... Не все, конечно, я не следователь и не прокурор, но то, что сочтете возможным.
- Езжай за мной, - коротко произнес Вершинин, садясь в машину.
Всю дорогу до дачи Алиса висела на хвосте у Вершинина как приклеенная, несмотря на обилие светофоров и интенсивное движение, а так же на то, что в городе отчаянная байкерша вела себя, словно законопослушная пай-девочка. Они беспрепятственно въехали на территорию санаторного комплекса, больше похожую на захламленную стройплощадку. По сути дела, так оно и было.
Вот и вернулись времена долгостроя, - вздохнул Вершинин, поднимая с полика радиотелефон, перед тем как покинуть уютный салон супермашины.
Когда Вершинин со своей спутницей готовы были скрыться за дверью дома с эркерами, сзади подскочил запыхавшийся охранник и виновато забормотал: "Простоте, Виктор Венедиктович... Вашу машину и мотоцикл Сергея Алексеевича мы знаем...".
- Сергея Алексеевича?.. - переспросил Вершинин.
- Ну да, Лядова, - пояснил бдительный секьюрити, а Виктор Венедиктович выругался сквозь зубы - не знать отчества начальника охраны, какое чванливое хамство с моей стороны!
- Так вот, - продолжал приободрившийся цербер, - мотоцикл-то мы знаем, а вот седок показался нам подозрительным...
- Это Алиса Сергеевна Лядова, дочь вашего непосредственного начальника, - представил попутчицу Вершинин. - Она может свободно разгуливать здесь в любое время дня к ночи, предупредите остальных.
- Такой гостье мы всегда будем рада, - расплылся в улыбке охранник и поперхнулся, нарвавшись на жесткий взгляд босса.
- Распустил вас Сергей Алексеевич, как я погляжу. За безопасность девушки отвечаете головой, как и за сохранность объекта.
- Так точно, - вытянулся в струнку легкомысленный стражник, моментально вспомнивший, что находится на службе, которая совсем неплохо по нынешним смутным временам оплачивается.
- Свободен, - Виктор Венедиктович отворил дверь, пропуская Алису вперед, а оплошавший охранник, переведя облегченно дух, поспешил обратно на пост, соображая по дороге, не лишится ли премиальных за свое неуместное легкомыслие.
- Проходи. Здесь, в этой комнате, все и началось. - Вершинин обвел взглядом знакомые стены. "Здесь витает дух Виты", - хотел он добавить, но вовремя сдержался, проглотив высокопарный аляповатый каламбур, осознав, насколько неуместно и фальшиво прозвучала бы неуклюжая Фраза.
- Здесь? - Алиса была в недоумении. Спартанская обстановка, усугубленная задвинутыми маскировочными панелями, произвела на девушку самое невыгодное впечатление. Видимо, в рассказах Виты вершининское пристанище выглядело царскими хоромами. Но не вести же девочку в спальню.
Виктор Венедиктович ограничился тем, что предложил гостье присесть и раздвинул щитки перед аппаратурой и холодильником. Но Алиса уже смирилась с фактом, что место романтических свиданий ее бабушки рисовалось ей несколько иначе.
- Ой, папкина "балалайка", - воскликнула она, увидев на столе лядовскую магнитолу.
- Она самая, - подтвердил Вершинин. - И я до сих пор удивляюсь, как семилетняя малышка 30-х годов сумела распознать в этой пластмассовой коробке радиоприемник. Разве что просвечивающие динамики помогли ей догадаться? Детская логика необъяснима... Пожалуй, я поставлю кофе.
- Бабуля всегда предпочитала чай, - сообщила Алиса. - На кофе у нее была необъяснимая устойчивая идиосинкразия.
- Вероятно, потому, что впервые она попробовала его здесь. Непривычный вкус... Может, я завариваю чересчур крепкий? Кстати, первый подарок, который Вита получила из будущего, теннисный мячик, тоже принадлежал твоему отцу. Правда, они с Джульбарсом вскоре его потеряли...
Вершинин улыбнулся, вспомнив трогательную малышку с забавным щенком.
- Значит, тут ничего не изменилось?
- Не забывай, что со времени нашей первой встречи прошло каких-нибудь три месяца, - напомнил Виктор Венедиктович.
Просто в голове не укладывается!- Алиса подошла к окну и коснулась рукой стекла. - Расскажите же, как это случилось в первый раз. Мне кажется, с вашей стороны все выглядело иначе.
- Ну что ж, - Вершинин поставил чашки на стол. - Слушай...
***
- Выходит, что каждая сторона эркера срабатывает только раз? - рассуждала Алиса, когда Виктор Венедиктович закончил повествование. - И вторая, неудачная попытка войти в ту же реку, то есть створку, закончилась июньским ураганом?
- Получается, так. А ты смышленая девчонка, - Вершинин поразился тому, что столь очевидное объяснение неудачи не пришло в голову ни ему, ни Леопарду.
- Временной разрыв - семь лет, - продолжала выстраивать логическую цепочку Алиса. - 38-45-52. Похоже на телефонный номер. Нет, не то. А вы больше не пытались, Виктор Венедиктович?
- Створки кончились, - развел руками Вершинин.
- Да, Витус явно пошел в папочку, - разочарованно-насмешливо протянула дерзкая девица.
- Я давно тебе признался, что иной раз бываю полным ослом, - самокритично заметил Вершинин. - А в чем, собственно, дело?
- Насколько я понимаю, в здании два эркера...
- Да, в правом крыле тоже. Но там полная разруха, ремонт приостановлен… Постой-постой...
- Дошло, наконец, - язвительно усмехнулась беспощадная инквизиторша. - И, слава богу, что приостановлен. У вас есть шанс, Виктор Венедиктович.
- Как же ты это себе представляешь?..
- Проще простого. Мы глотаем колеса и ждем у моря погоды в правом нежилом крыле этого домика.
- Мы?
- Без меня вы в жизни не догадались бы. Неужели я своим умом и сообразительностью не заслужила путевку на экскурсию в прошлое? Повидаюсь с бабулей...
- Это совершенно невозможно, - решительно возразил Вершинин. - Ты не представляешь, насколько это рискованное предприятие.
- Риск - благородное дело, - попыталась отшутиться Алиса, чувствуя, что ее наполеоновским планам не суждено осуществиться.
- Дешевые трюизмы тебе не помогут. Мало ли что может случиться? Санаторий НКВД, бр-р-р... Как вспомню заматеревшего Вовочку - мороз по коже.
- Лопух ваш Вовочка, и вы тоже, коли воображаете, что он семь лет будет караулить вас на лесной тропинке. - Вершинин покачал головой: Нет.
- Ну и черт с вами!- в голосе Алисы звенели злые слезы. - Надутый индюк! Судьба подарила ему уникальную возможность попасть в прошлое, а он использовал ее, чтобы соблазнить наивную девчонку! Прощайте!
Из последних сил сдерживаясь, чтобы не разреветься, девушка выбежала вон, хлопнув дверью.
- Не сходи с ума, Алиса, - бросился вдогонку Виктор Венедиктович, но настичь проворную байкершу ему не удалось - снаружи взревел мотоцикл, и когда Вершинин выскочил во двор, девчонки и след простыл.
- Ну и дела, - сокрушенно посетовал Вершинин, вернувшись в дом. - Каков темперамент! Не завидую ее будущему супругу.
Пора бы прекратить пытаться перехитрить самого себя, - садясь на диван, подумал Виктор Венедиктович. - Зачем тогда сегодня я ездил к фармацевту? Удобно, конечно, притворяться безмозглым идиотом перед восемнадцатилетней девочкой, чтобы скрыть истинные намерения, но разве я сам не хотел испытать судьбу еще раз? Ведь таблетки чокнутого химика не просто транквилизатор. Они открывают дорогу в прошлое. А может, и в будущее. Н-да, заманчивая перспектива... Побывать на собственных похоронах, к примеру, - невесело усмехнулся он. - Ну, как объяснить девочке, что путешествие в другой мир чревато бесчисленными осложнениями, какие не снились Земекису. Деньги, паспорт, одежда... Иной образ мыслей, манера держаться... Да мало ли что еще! Попасть впросак из-за пустяка и очутиться в каталажке легче, чем два пальца о... К тому же неясно, какое коленце может выкинуть окно эркера правого крыла.
Это еще не факт, что оно поведет себя так же, как и мое...
Виктор Венедиктович приблизился к подоконнику.
Попробовать, конечно, стоит, но втягивать в это дело несмышленую девчонку, дочь своего приятеля и...гм...родственника - верх безответственности. Кем же мне приходится Алиса, если отбросить Формальности? Сводная внучатая племянница? Ну и терминология! Да, в составлении генеалогических древ я явно не силен. Да еще целоваться лез к бедной девочке, похотливый старый павиан! И не только целоваться, - мелькнуло в голове сладостное воспоминание о трепетной девичьей груди. - Но это же было нечто вроде прощания с Витой? Не пытайся оправдываться, не в суде. Обманывать себя, собственную совесть - бесцельное занятие.
Вершинин достал из кармана пузырек с пилюлями.
Принимаешь шесть штук, полчаса ожидания - и ты в другом времени...
Пятьдесят девятый год... Со стапелей в Восточной Германии сходит теплоход, который нарекут именем алисиного прадеда, деда Виты, репрессированного героя гражданской войны в Испания. Вита еще не замужем... Ждем встречи с таинственным персонажем детских грез, отцом своего незаконнорожденного ребенка...
/-И мы снова встретимся? - Не знаю.../
Виктор Венедиктович отсчитал шесть таблеток, покатал их в ладони и закинул в рот. Где тут у меня была водичка...
Он оставил пузырек на столе, взял ключи и отправился исследовать правое крыло загадочного дома.
Там царила разруха и полное запустение. Усевшись на продавленную ржавую койку в комнате с эркером, Виктор Венедиктович невольно подумал, что ему повезло: в былые времена вездесущие пионеры-тимуровцы живо уволокли бы эту груду железа в металлолом, а так - есть где притулиться. Сейчас как приемщиков, так и сдатчиков интересуют только цветные металлы.
Ну, хорошо, положим, мы встретимся. Что дальше? Остаться там мне совершенно невозможно: ни денег, ни документов. Перетащить Виту сюда?
Не выйдет - через год её ждет замужество, еще через год появится на свет Лера. Значит, на сей раз встреча не состоится? А может, Валерия - моя дочь? Не будь идиотом, только слонихи, кажется, вынашивают плод по два года. И рыжие вихры Алисы... Нет, Лера - дочь Бориса Семеновича Трефилова, это однозначно, как любит говорить один наш скандальный политикан. Неужели мы поссоримся? Или... со мной что-то случится?
Вполне возможна. Жил-поживал скромный предприниматель средней руки в сумбурные девяностые, и вдруг как в воду канул. Сплошь и рядом случается, никого не удивишь. А то, что тела не нашли - так профессионалы работали...
Тьфу, лезет же такая бредятина в голову!
А почему, собственно, бредятина? Неужели я трушу? Очень даже может быть. Если раньше я был уверен, что иллюзии развеются, и я благополучно вернусь обратно, то теперь...
Вот что значит зрелый возраст. Алиса ничтоже сумняшеся сиганула бы в окошко, как и я в ее возрасте. А сорокапятилетний бизнесмен сидит на ржавой развалюхе и взвешивает за и против.
Я никогда не боялся разумного риска, - возразил себе Вершинин.
Вот именно - разумного. Тут же сама ситуация похожа на бред сумасшедшего. Ведь мне в 59 только-только исполнилось шесть лет. Через год Вита, увидев Тюшу, сопоставит факты и ужаснется.
Но это произойдет лишь через год?
Это уже произошло, идиот. Почти сорок лет назад!
Мой сын - мне ровесник. Парадокс!
И это все, чем ты можешь гордиться. Практически, он вырос безотцовщиной. Ни к чему хорошему это не привело. Его экстрасенсорный дар - сомнительное достоинство, недаром Витус от него открещивается.
Как сказала Алиса на дне рождения? "Зарыл свой талант в землю".
Он просто неудачник. Но никто не застрахован от неудач. А может, причина несложившейся судьбы Витуса в том, что он рос без отца? Чрезмерная материнская любовь, постоянная опека и подсознательное стремление привлечь внимание отчима, завоевать его расположение, превзойти, наконец. Недаром Витус окончил вуз, где в свое время учился Борис Трефилов, и работать пошел на завод, где отчим слыл высококлассным специалистом. Годы спустя, выяснилось, что ракетная техника - отнюдь не его призвание. И почему он никогда не был женат? Эдипов комплекс?
Вершинина передернуло: Бесплодное философствование. Ответь на простой вопрос: ты хочешь увидеть Виту или нет? Если расчеты верны, в нынешнюю встречу ей будет двадцать восемь. Возрастной разрыв существует, но не столь разительно непреодолимый, как раньше. В чем же дело? Откуда эти мучительные сомнения?
Виктор Венедиктович поднялся - кровать противно заскрипела, - и подошел к окну, за которым сгущались сумерки. Ау, Вита! Только ты сможешь решить мои проблемы...
Свои проблемы ты можешь решить только сам. Нечего перекладывать их груз на хрупкие плечи женщины, которой в твоем мире уже не существует.
Вот оно, - понял внезапно Вершинин. - Все дело в том, что я знаю, что Виты уже нет. Она умерла. Безжалостный, жестоким нонсенс - жизнь умерла... Недаром ни Лядов, ни Алиса, ни сам Виктор не употребляли это роковое слово, говоря о ней, предпочитая иносказательные "ушла", "с тех пор, как не стало Виктории Михайловны", "ее с нами нет". Вот что меня пугает на уровне подсознания.
Вершинин заметался по комнате, в потемках налетев на забытое ведро с краской, которая не разлилась только потому, что подернулась сверху затвердевшей пленкой.
Я должен ее увидеть, - бормотал Виктор Венедиктович, дергая намертво заклинившуюся створку окна. В конце концов, ему удалось ее распахнуть, но стекло лопнуло, посыпались осколки, одним из которых Вершинин довольно глубоко поранил руку.
Склонившись над ведром, чтобы кровь не капала на пол - идиотская рефлекторная аккуратность, если учесть захламленность помещения, - Вершинин кое-как замотал порез носовым платком и выбрался наружу.
Стояла темная августовская ночь 1959, вероятно, года. Виктор Венедиктович воровато крался по знакомой аллее, опасаясь нежелательного столкновения с охраной, хотя разум подсказывал ему, что Хрущев уже крепко прижал всемогущие органы и санаторий гэбистов превращен в дом отдыха трудящихся, поскольку прилегающая к комплексу территория не была вылизана до блеска. Российский пролетариат органически не переносил чистоплюйства.
Хоть бы газетка какая-нибудь попалась, - изнывая от неизвестности, молил Вершинин, - желательно неиспользованная.
Но бросающийся в глаза мусор все-таки убирали - областная здравница, как-никак. Только когда Виктор Венедиктович добрался до забора, ограждавшего санаторий, его страхи окончательно развеялись: выломанные доски свидетельствовали о победах демократии, вдобавок со стороны деревенских избушек доносилось пиликанье гармошки, под которое молодые горластые строители коммунизма весело и беззаботно распевали песню о новоселах, едущих по земле целинной. Официальный текст был несколько переиначен: "Едут новоселы, рожи невеселы, кто-то у кого-то стырил чемодан. В чемодане было два кусочка мыла, рваные кальсоны и худой каштан".
Умиляясь детски-наивной сдержанности виршей, Вершинин брезгливо поморщился, припомнив отвратительную беспредельную похабень загазованных и заплесневелых "пародистов" 90-х.
Демократия не про нас. Тут же перерастает во вседозволенность. Недаром при Брежневе был взят курс на постепенную реабилитацию сталинизма.
"Здравствуй, жена тифозная, теща туберкулезная, скоро ль тебя увижу я в белых тапочках в осиновом гробу", - продолжала вокальные упражнения сельская молодежь. Склонять тещу во все времена и во всем мире не считалось предосудительным.
Покинув территорию дома отдыха через пролом в заборе, Вершинин побрел в сторону переправы, не теряя надежды, что Вита где-то рядом. Они ведь всегда инстинктивно предугадывали место и время встречи...
Противоположный берег ободряюще подмигивал редкими огоньками. По далекому железнодорожному мосту прогромыхал состав, провожаемый паровозными свистками сортировки. В грузовом порту, судя по сполохам прожекторов, и ночью продолжалась трудовая деятельность в пику американским империалистам. Советский народ упорно продолжал "догонять и перегонять" ненавистных заокеанских соперников, угнетающих чернокожее население.
Что-то я не слышу "Куба, любовь моя..."- подумал Виктор. - Или Фидель еще не сподобился высадиться, или ночь больше располагает к лирике, нежели к интернационализму. Во всяком случае, застольная русская классика была представлена молодыми исполнителями в полном объеме. Виктор Венедиктович едва сдержал скупую мужскую слезу, охваченный душещипательной сентиментальной ностальгией.
Невольно Вершинин подметил, что русло реки приобрело вполне узнаваемые очертания. Плотина уже построена. Незатейливая формула "Коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны" не подлежала сомнительным ревизионистским трактовкам. Евтушенко, поди, уже строчит "Братскую ГЭС". А может, и написал уже. В истории Вершинин не был силен, абсолютно уверенный лишь в том, что писателей типа Белова и Распутина вкупе со всякими там зелеными экологами сейчас сожрали бы, обвинив в том, что они поют с чужого голоса. И комиссары в пыльных шлемах не стали бы над ними молча склоняться, засовывая товарищей-маузеров в деревянные кобуры.
Но Байкал еще не засрали, Кара-Богаз свободно омывается приливами-отливами, и питерцы не нюхают собственное дерьмо, радуясь тому, что спасены навечно от наводнений. Все еще только предстоит. Какое поле деятельности для мичуринцев-лысенковцев и прочих преобразователей, не желающих ждать милостей от природы. Не хотите милостей - получите по полной программе...
На севере Урала уже грохнули строго засекреченные ядерные взрывы, призванные повернуть реки вспять, Арал потихоньку обсыхает, поделившись водичкой для орошения пустынь, Сахаров задумался, во благо или во вред в недобрый час сконструирована водородная бомба. А может, и нет, и все последующие покаянно-хвалебные признания демократической интеллигенции всего лишь аберрация услужливой памяти.
Гармошка смолкла, певуны угомонились, тиская в укромных уголках подруг, из последних сил стремящихся сохранить девственность до свадьбы. Вершинин вдоль и поперек прочесал местность, не оставив неисследованным ни единого клочка, где мог повстречать Виту. Ее нигде не было.
Огорченный, усталый и продрогший, Виктор Венедиктович вернулся восвояси, несолоно хлебавши.
Мы долго ждали, я у аптеки, а я в кино искала вас. Так значит завтра, на том же месте, в тот же час, - с горьким разочарованием напел он игривый мотивчик. - Что-то в этот раз не сложилось. А если Вита тоже мучается сомнениями? Черт, я даже весточку не могу ей послать. Хоть бы записку черкнуть. А где я ее оставлю? Адрес помню только визуально, да и конверта нет, отправил бы почтой. До города мне не добраться -ни денег, ни транспорта. Но она должна знать, что я помню и люблю ее, что я, по крайней мере, не упустил ни малейшего шанса...
Виктор Венедиктович снова наткнулся на ведро и его осенило: "Эх, была не была!"
Отродясь Вершинин не писывал на заборах, даже в детстве сей порок был ему чужд, да и профессия маляра никогда его не прельщала, поэтому с нелегкой задачей он справился лишь под утро.
" Я люблю тебя, Жизнь!"- гласило созданное им граффити. Полуметровые буквы напоминали корявый транспарант Остапа Бендера. Созвучный эпохе текст представлял собой цитату из популярной некогда песни, так что нездоровых подозрений у блюстителей порядка вызвать не мог, а написанное с заглавной буквы слово "жизнь" и латинское "V" в конце фразы, служившее одновременно восклицательным знаком, должны были подсказать Скворушке, кто автор надписи. Так, во всяком случае, считал Вершинин, предполагая, что капли крови, невольно добавленные в краску, окажут магическое содействие и помогут, если не разуму, то сердцу Виты разрешить загадку.

***
- Позволь узнать, где ты пропадаешь целыми днями, - окинув оценивающим взглядом осунувшегося начальника охраны, спросил Вершинин. - Вид у тебя такой, словно ты всю ночь пил, гулял, и черт те, чем занимался.
- Помогаю Коле и Маше обустраивать семейное гнездышко, а годы уже не те, - признался Лядов. - Будет у них теперь отдельная четырехкомнатная квартира. Почти. Две комнатушки я зарезервировал. Жаль, если музей имени меня прекратит существование.
- Да, царский подарок к свадьбе, - промычал Вершинин, не придумавший еще, чем осчастливить будущих молодоженов.
- Так уж и царский, - заскромничал Леопард. - Крыша над головой - не роскошь, а гарантия счастливой семенной жизни. Никогда не верил в сказочки о рае в шалаше.
- Положим, первый брак Николая распался, несмотря на наличие жилплощади…
- Ха, однокомнатная квартира! Уже давно западные психологи выяснили, что количество комнат должно, по крайней мере, на одну превышать число проживающих. А что у вас с рукой?
- Да так, порезался,
- Надеюсь, не во время бритья? То, что некоторые дамы бреют ноги, я слыхал, но чтобы мужчины - руки...
- И вид у тебя усталый, и юмор вымученный, - сочувственно произнес Вершинин. - Иди-ка, отдыхай.
- Насчет юмора вы абсолютно правы. Виноват, исправлюсь, а отдохнем на Северном кладбище...
- Бог мой, неделя малярно-штукатурных работ - и такой пессимизм! Неужели шатание по тайге - менее утомительное занятие?
- И значительно более здоровое. Воздух-то какой там, прямо-таки живительный...
- Помню, помню - отпуск за свой счет, - отмахнулся Виктор Венедиктович. - Но ведь свадьба только в сентябре?
- Просто я человек предусмотрительный, - потупил взор Леопард. - С начальством не мешает договориться заранее...
- Иди уже, лицемер, - засмеялся Вершинин. - Привет Лере.
- Она будет в восторге от столь лестного проявления внимания с вашей стороны, шеф, - сообщил ехидно Лядов, скрываясь за дверью. Так что острота Виктора Венедиктовича насчет изобилия мошкары в таежном воздухе не была произнесена, и последнее слово осталось, как обычно, за начальником охраны - хитрецом Лядовым. Вершинин вздохнул и отправился разбираться с бухгалтерскими отчетами.
Закончив ревизию к двенадцати часам, Виктор Венедиктович почувствовал, что проголодался. Местные повара готовили неплохо и Вершинин, проявляя демократизм, который Лядов предпочитал называть дешевым популизмом, зачастую столовался вместе с работниками фирмы, но вспомнил, что на даче в холодильнике лежат-горюют отличные помидоры, крепенькие огурчики и прочая зелень, а также приготовленная для испытания нового чуда техники - мультигриля-жирная курица.
Какого черта, - подумал Виктор Венедиктович. - В конце концов, сегодня пятница, укороченный рабочий день.
- Леночка, - сказал он секретарше, которая при его появлении с похвальной сноровкой прикрыла иллюстрированный журнал деловыми бумагами, - я исчезаю. Где меня искать, вы знаете. Кстати, не можете мне объяснить, почему с появлением компьютерной техники количество всяческих бумажек не только не сократилось, но, на мой взгляд, еще и приумножилось?
Леночка кокетливо хихикнула - это была универсальная реакция на все случаи жизни.
Боже мой, - подумал Вершинин, - какой идиот ввел моду на длинноногих смазливых дур, якобы представляющих лицо фирмы? Впрочем, у нас, как всегда, напутали: на Западе делами занимаются толковые люди вне зависимости от внешности, а для представительских вечеринок существуют специально натасканные девочки по вызову. Снаружи лил дождь.
"Вот и лето прошло, - с легкой грустью припомнил Вершинин строки Тарковского, умеючи опошленные эстрадным звучанием. - Словно и не бывало". Да, такой весны и такого лета в его жизни действительно никогда не было. Чудом не заработал второй инфаркт. Впрочем, как пел незадолго до кончины другой эстрадный долгожитель: Все еще впереди, все еще впереди. Самая лучшая песня не спета, самая лучшая девушка где-то... Не к добру меня на лирику потянуло, - хмыкнул Виктор Венедиктович, неторопливо открывая дверцу "жучки": от дождя его заботливо прикрывал солидный пожилой дядя-швейцар, бывший военком. Хапал, видно, в свое время немерено и, выйдя на пенсию, затосковал по былому изобилию и всемогуществу. Тут кстати и подвернулась непыльная и денежная работенка, а гордость можно и в ж… засунуть - военнослужащим не привыкать.
Стоп! Это что за новости? Вот так сюрприз! Под крышей соседнего подъезда, искоса наблюдая за манипуляциями Вершинина, стояла, нахохлившись, Алиса. Вид у нее был самый что ни на есть разнесчастный. Зонтика у девушки нет, да и одета она была непривычно скромно - синий спортивный костюм с эмблемой спортивного общества "Динамо", такая же вязаная хэбэшная шапочка, туристические ботинки вместо байкерских сапог с заклепками. Только по рыжей львиной гриве и узнаешь. И мотоцикла рядом не видно - погода не располагает к шоссейным гонкам.
Вершинин подал машину к подъезду. Не дожидаясь приглашения, Алиса юркнула внутрь. Виктор Венедиктович выехал на дорогу и рассмеялся -усердный военком остался без чаевых.
- Ничего, переживет. Даже полезно - чтобы служба медом не казалась.
- Вы о чем? - непонимающе глянула на него девушка. Вершинин объяснил. Алиса презрительно фыркнула: "У вас все такие...мздоимцы? И папка?"
- От денег нынче никто не отказывается, - уклончиво ответил Виктор Венедиктович. - Времена бескорыстного энтузиазма канули в Лету.
- А был ли мальчик?
Сплошное удовольствие разговаривать с этой девчонкой, - подумал Вершинин и ответил: "Во всяком случае, нас долго пытались уверить, что на ударные комсомольские стройки молодые романтики едут за туманом, и за запахом тайги".
- За туманом папочка прокатился в Англию, - сообщила Алиса. - А в тайгу он ходит за пропитанием.
- Ой ли, - усомнился Виктор Венедиктович. - Я всегда считал Сергея искателем приключений ради приключений. Ты ведь тоже гоняешь на мотоцикле из-за острых ощущений, а не по необходимости.
Алиса промолчала в знак согласия, а потом внезапно призналась: "Я пришла мириться".
- Я догадался.
- Простите меня, Виктор Венедиктович. Я погорячилась.
Вершинин почувствовал себя не в своей тарелке. Знавал он типов, для которых принести извинения было проще, чем чихнуть. Процедят с кривой ухмылочкой: "Извини, браток, - а ты чувствуешь себя, словно тебе в рожу плюнули".
- Я… я просто очень расстроилась, когда вы наотрез мне отказали, - продолжала девушка. Видно было, что покаяние дается ей с трудом.
- Довольно, малыш. В знак примирения приглашаю тебя со мной отобедать. Ты согласна?
- Я забыла надеть вечернее платье, а в спортивном костюме ни в один ресторан меня не пустят.
- А кто говорит о ресторане? К тому же у тебя устаревшие сведения. Поглядела бы ты на братву: в домашних шлепанцах, в трико или этих дурацких трусах по колено...
- В такие притоны приличных девушек не приглашают.
- И я о том же. Поэтому мы едем на дачу. Сплендид тайм из гэрэнтид фор олл. Приятное времяпрепровождение гарантирую.
- Можете не переводить. У меня за плечами спецшкола. А уж когда по-аглицки пытается изъясняться соотечественник без стажировки в Оксфорде, понять его не составляет труда.
Вершинин захохотал: "Верно подмечено, что яблоко от яблони недалеко падает. Но ТЫ права - ни в Йеле, ни в Сорбонне обучаться нам не довелось. И русский английский легче воспринимается, чем, скажем, ливерпульский диалект".
На место Виктор Венедиктович и Алиса прибыли, совершенно забыв о размолвке, омрачившей было их дружеские отношения. Пока Вершинин, как гостеприимный хозяин, возился с приготовлением пищи, Алиса поставила компашку со старыми добрыми рок-н-роллами и рылась в мини-библиотечке, пытаясь определять литературные пристрастия представителя старшего поколения. Напрасный труд: Виктор Венедиктович, похоже, был читателем всеядным. Детективы, Фантастика, юридические справочники, Букин, Чехов, Алексей Толстой, Булгаков, Набоков - настоящий брейн сэлэд. Кстати, с салатом В.В. управился споро, а вот с грилем возникли осложнения - приложенная инструкция оказалась на трех языках. Русский в их число не входил.
- Какие проблемы, Виктор Венедиктович, - весело спросила Алиса, заметив, что Вершинин пребывает в полной растерянности, обнаружив пробелы в языкознании и отсутствии навыков в обращении с кулинарией техникой.
- Тут сам черт ногу сломит, - признался огорченно Вершинин. - Микроволновка мясо пересушивает, а с этим мультимонстром я пока на "вы".
- Позвольте вам помочь. Девушка бегло просмотрела текст.
- Где у вас руки можно помыть?
- Белая дверь в прихожей...
Через несколько минут курица неторопливо крутилась на карусели, равномерно поджариваясь, а Алиса, налегая на салат, щедро сдобренный жирной деревенской сметаной, уведомила Виктора Венедиктовича, что не является сторонницей трех немецких "К"- кухня, церковь, дети - для добропорядочных фрау.
- Что ж, тогда идеальным супругом для тебя стал бы Джон Леннон образца 75-80 годов.
- Очень уж печальный конец у этой семейной идиллии, - возразила девушка. - Я бы предпочла сказочный вариант: жили долго и счастливо и умерли в один день. Желательно во сне.
- А насколько ты была искренна, когда говорила о Гарике?
- Пятьдесят на пятьдесят, - призналась Алиса, облизывая ложку, и невозможно было понять, шутит она или говорит серьезно.
- Как представлю его в постели…
- А вы не представляете, - спокойно посоветовала ершистая девица. - Что за эротические Фантазии во время приема пищи? Или вы закоренелый сексуальный маньяк? Тогда я поступила опрометчиво, приняв ваше приглашение.
Виктор Венедиктович закашлялся.
- Не в то горло попало? - участливо осведомилась девушка, - По спинке похлопать?
Вершинин отрицательно помахал рукой и отхлебнул минералки.
- Каким вином вы потчевали Биту?..
Виктор Венедиктович достал из холодильника початую бутылку.
- Пакость изрядная, - пригубив, констатировала Алиса. - И, небось, высокое содержание этилен-гликоля,
- Оно же безалкогольное, - возмутился Вершинин.
- Пищевые красители и вкусовые добавки тоже вряд ли радуют печень. Нормального сока у вас нет?
- Найдется, - лелея чувство мести, небрежно информировал уязвленный хозяин. - Как там наша курица?
- Судя по иноязычной инструкции, - продолжала атаку Алиса, - через пару минут будет готова.
- Птицу и рыбу можно есть руками, - подсказал Вершинин, когда птичка-гриль была водружена в центр стола.
- Это вы на ложку намекаете, которой я салат хлебала? - спокойно отреагировала девушка. - Так ведь иначе самая вкуснятина на тарелке остается, - и Виктор Венедиктович вынужден был согласиться:
- В самом деле, мы не китайцы какие-нибудь, чтобы цеплять прутиками каждый кусочек. С курицей расправились быстро, пренебрегая застольным этикетом.
- Совсем недурно у нас С тобой получилось, - заметил Виктор Венедиктович. - Что желаете на десерт?
- Боюсь, больше в меня не влезет ни крошки, - призналась Алиса, выглядывая в окно. - Дождь кончился...
Внезапно она схватила Вершинина за руку, привстав со стула и перегнувшись через стол, и умоляюще прошептала:
- Виктор Венедиктович, миленький, позвольте мне хоть одним глазком взглянуть... Неужели вы не понимаете, как для меня это - важно? Когда я увидела вас впервые и поняла, что рассказы Вити - не бабушкина сказки, когда появилась реальная возможность побывать там самой, жизнь приобрела совершенно другой смысл. Это не напыщенная велеречивость, просто я хочу, чтобы на миг вы очутились на моем месте. Близкая до невозможности сказочная мечта - и дурацкая непреодолимая преграда вашего ослиного упрямства. Ну что там может с нами случиться? Вы три раза возвращались целым и невредимым....
- Четыре, - невозмутимо уточнял Вершинин. Глаза Алисы распахнулись до крайних пределов.
- Вы... Вы были там снова? И не взяли меня?..
Девушка готова была расплакаться, а Вершинин совершенно не выносил горючих детских слез.
- Малыш, я тебя уже пытался объяснить...
- Да знаю я ваши отговорки - деньги, одежда, повадки, - с досадой воскликнула Алиса. - Мы же только на полчасика - пройдемся по берегу, и обратно. Вдруг вы встретите Виту? Я не буду мешать и клянусь слушаться вас во всём! Что еще вы от меня хотите? Я на все согласна...
Поколебавшись несколько мгновений, раздираемый противоречивыми чувствами, Виктор Венедиктович решительно хлопнул ладонью по столешнице, отметая последние сомнения:
- Хорошо!
Л. ГАЙ

Номер 49, 2008

ПАНОПТИКУМ
Путешественник к лорду Роттену! - прогремел зычный бас, которому подобострастно вторило многозвучное эхо, отражаясь от замшелых, подернутых нездоровой влагой каменных стен.
Лорд Роттен, несмотря на подозрительно звучащее имя, оказался истинным джентльменом и радушным хозяином.
- Осведомлен о целях вашего визита, - заявил он без церемониальных обиняков. - Начнем с трапезы или сразу приступим к смотру музея?
Тичер, неожиданно для себя обретший почетный титул Путешественника, стушевался, поскольку никакой ясной цели в импровизированной прогулке не усматривал.
- Прошу следовать за мной, - предложил владелец подземного замка. - Осторожно, не ушибите голову.
Лорд-экскурсовод отворил маленькую железную дверцу в затемненном, заросшем паутиной дальнем углу безразмерного готического зала: Ох уж эти гномы-экономы…
Согнувшись в три погибели, Путешественник нырнул в малогабаритный проход, недобрым словом помянув Льюиса Кэрролла и не испытывая ни малейшего желания переместиться из одной Страны Чудес в другую.
- Это моя гордость, - с чувством сдержанного достоинства сообщил лорд Роттен. - Кунсткамера, или выражаются некоторые, паноптикум.
"Хрен редьки не слаще, - подумал Тичер, выпрямляясь в полный рост и с любопытством оглядываясь. - Куда нас занесло? В инфернальный Эрмитаж?"
- Здесь представлена лишь небольшая часть моей коллекции, - продолжил объяснения августейший гид. - Полюбуйтесь - животный мир представлен довольно широко. Начнем с низшего звена, холоднокровных: рептилий, амфибий и пресмыкающихся. Растения, вероятно, вас мало интересуют, хотя в наличии аленький цветочек, на поверку - опийный мак, гигантский гибрид репки, детище селекционера-мичуринца, не приспособленный к ручной уборке и неудобный для транспортировки, цветик-семицветик без единого лепестка и даже тыква, расколотая, правда, после того, как из нее выехала карета Синдереллы. Миль, пардон, Золушки.
Вот, например, царевна-лягушка, пришпиленная к болотной кочке стрелой имбецила Вани. Впрочем, она счастливо избегла более жуткой участи - быть надутой этим идиотом через соломинку и скончаться в страшных муках.
"Жаба-жабой, - пришел к выводу Путешественник. - Только коронованная."
- Или соблаговолите узреть, тритон Билль, погибший от безжалостного пинка капризной девчонки, которую воспел мой соотечественник. Должен признаться, я его страсти к юным девочкам не разделяю, равно как и противоестественных наклонностей другого англичанина - Уайльда, персонаж одной из сказок которого, Великан-Эгоист, кстати, сведенный в могилу несносной ребятней, - находится в Большом зале, рядом со Змеем Горынычем (головы заспиртованы отдельно), погибшим от истощения несчастным слепым Циклопом и Годзиллой. Последний экспонат в плачевном состоянии: ракеты воздух-земля и прочее варварское оружие массового уничтожения порядком попортили ему? ей? шкуру… Неплохо представлены змеи. Питон Каа вкупе с беззубой коброй Наг со всем семейством, истребленным крысенком Рикки, королева ужей, гигантская анаконда из дебрей Бразилии… Рыбы: премудрый пескарь, наполовину заглоченный Емелиной благодетельницей Щукой, целый выводок зеркальных карпов. Чудо-юдо кит относится к млекопитающим и, поскольку на его спине постоянно проводятся сезонные сельхозработы, я не счел возможным поместить исполинское животное в свой виварий. Пройдемте в следующий зал. Вот и теплокровные: зайцы и кролики всех мастей, лисы, медведи. Шерхан, которому пакостник Маугли начисто испортил экстерьер, прогнав по бедолаге стадо бешеных коров. Серебряное копытце, Король-Олень, Золотая Лань и тот лапландский альтруист, что безвозмездно катал Герду на санках.
- Позвольте, но это же… - застыл перед одним из экспонатов в недоумении Путешественник.
- Волк Ларсен, - с готовностью подсказал экскурсовод. - Есть еще и оборотни всех типов.
- Надеюсь, не действующие модели? - пошутил Тичер.
- Нет, к сожалению. Прежде чем попасть сюда, все они были умерщвлены самым злодейским образом. Из одного экземпляра, кроме осинового кола, я извлек полфунта серебряных пуль. Представляете, какое расточительство?
- Да уж… - промычал потрясенный Путешественник.
- Лиса Патрикеевна, лисица кицуне… или мифуне - японским не владею, к сожалению. Бегемот, который боялся прививок. Мало того, что ему, извиняюсь, всю задницу искололи, так умудрился вдобавок вкатить лошадиную дозу неослабленной сыворотки от гепатита. В результате несчастный гиппопо скончался в страшных судорогах с пеной у рта. Заметили характерный сардонический оскал. Вероятно, заразили столбняком, пользуясь бывшим в употреблении одноразовым шприцем.
- А почему у него на спине кошка? - удивился Тичер.
- Гуляет сама по себе. Ждет воландовского кота, а тот не ладит с чеширским - такой же зубоскал. Но Кота-в-сапогах они на пару здорово отвалтузили.
- То есть, не все экспонаты… гм… препарированы?
- Разумеется. Хотя некоторые доставляют массу хлопот. Мальчик-с-пальчик стибрил из экспозиции шапку-невидимку, потому что обожает играть в прятки. Маленький Мук в своих скороходах-чувяках так и норовит боднуть вас в живот головой, а чалма - ненадежный амортизатор. Но мы отвлеклись. Вы даже не обратили внимания на Крокодила Гену с мутантом Чебурашкой в пасти, аллигатора, подавившегося птичкой тари, Серого Волка со штопаным брюхом после вскрытия, топорно произведенного вандалами-охотниками якобы с целью извлечения Красной Шапочки и ее бабки… Почил, кстати, от несварения желудка. А вот вполне удовлетворенный Волк, настигший, наконец, вредного Зайца. Есть еще Слоненок с рудиментарным хоботом, мудрый Хатхи, а также розовый слон, неосмотрительно заглотивший грязную веревочку и скончавшийся, пардон, от банального поноса.
- А почему у этого зубастого хищника так стерта холка?
- Потаскай-ка на себе бездельника-царевича… Этот остолоп коня запрячь был не в состоянии, а какую супругу отхватил! Впрочем, она тоже не подарок - типичная толстозадая нимфоманка. Постоянно потчует благоверного молодильными яблоками, начиненными виагрой, так что молодец долго не протянет. Белоснежка - тоже та еще девочка. Вконец затерроризировала работяг-гномов своим необузданным темпераментом. Вижу, однако, вы несколько утомлены нашей экскурсией. Позвольте пригласить вас на ланч, то бишь - отобедать. Поваром у меня служит Карлик Нос, весьма незаурядный кулинар. Одна беда - готовить яичницу с беконом отказывается категорически. А в остальном - виртуоз! Скатерть-самобранка ему в подметки не годится, когда дело касается приготовления изысканных блюд. Как вам рагу из Синей птицы? Я не бройлерных кур имею в виду. Некоторые предпочитают погорячее. Тогда - жаркое из одноименной представительницы пернатых. А вот птицу Гамаюн, Семург и прочих голубей-авгуров не рекомендую. Вечно предрекают одно и то же: что б ты подавился, проклятый! Ассортимент, скажу без ложной скромности, просто сказочный…


САТИР

Номер 48, 2008

ПИКНИК с фотографиями
Возле прилавка, где хозяйничала Патриция, как всегда, толпилась масса народу. Слушали потрепанную, но до сих пор не надоевшую рок-оперу. Тигр еще от самого входа завопил, кривляясь: "Девушка, заверните мне эту пластинку, деньги в кассу? Сколько, трешник?" Патриция обернулась на знакомый голос и, в умилении всплеснув руками, прижала ладони к щекам: "Кто к нам пришел!" Реск, брюнет с подковообразной полосой усиков на аристократически утонченном лице, перевернулся на месте от восторга: "Давненько тебя не было видно, старина!"
Тигр раздавал рукопожатия направо и налево. При всей его желчности и навязчивости, никогда не прекращающемся манерничанье, он был популярен. Патриция, как всегда, принялась щипать его: "Где ты пропадал? Я уже забыла, как ты выглядишь. Еще раз исчезнешь - можешь больше не появляться, понял?" Нельзя сказать, что щипки приводили Тигра в восторг, он уворачивался, когда вовремя замечал приближение хищной руки и терпел, досадуя, когда цепкие коготки успевали ухватить его. Патриция обладала несносным характером, и на некоторые ее капризы приходилось смотреть сквозь пальцы: престол стоит мессы, а через руки Патриции проходили все новые пластинки. Тигр был несгибаемым меломаном.
Реск потрепал Тигра по шевелюре: "Ну и грива у тебя..." Сам он носил только чуть удлиненную прическу - не позволяла работа, Реск нес свой крест где-то у военных в службе связи.
Начался беспредметный треп. Тигр мимоходом оглядывал публику - кое-кого из присутствующих он видел впервые. Глянув на часы, он заторопился: "Ну, мне пора. Патриция, когда зайти?"
- Завтра, во второй половине дня.
- Ладно. Пока!
Помахав рукой, Реск скрылся. Царапнув ногтем полированную гладь прилавка, Тигр без особой уверенности объявил, что его тоже ждут дела.
"Погоди, у меня к тебе разговор есть, не уходи". Патриции скучно было торчать день-деньской за прилавком, и она неохотно расставалась с пришедшими ее навестить. А у Тигра были качества, делающие его как собеседника чрезвычайно интересным. Что это за качества, одному богу известно, но поболтать с ним любили, особенно девушки. Впрочем, если собеседница приходилась Тигру не по вкусу или попросту надоедала, он умел отделываться от излияний парой-другой рискованных фраз, но на него обижались, а ссориться с Патрицией не входило в его планы.
- Для начала загляни-ка в соседний отдел, как тебе понравится суперсексуальная девица в цветастом платье?
- Сейчас посмотрю, - с готовностью согласился Тигр.
- Если только она не вышла, - предупредила Патриция. Однако по всему было видно, что суперсексуальная девица никуда не уходила, наметанный глаз Тигра сразу выхватил незнакомую фигуру среди девушек-продавщиц. Полненькая брюнетка вертелась в кругу товарок, не то демонстрируя танцевальное па, не то излишне откровенно кокетничая с покупателями. Она закинула руки за голову и покачивала бедрами, от чего все ее тело соблазнительно изгибалось.
"Ну и ну, - присвистнул Тигр про себя. - Смело, смело". Лица девушки он не разглядел с такого расстояния.
- Ничего себе, - высказал он свое мнение, вернувшись к прилавку. А в чем дело?
- Очень уж, она из себя ставит, - перегнувшись через стойку, конфиденциально сообщила Патриция.
"Ну да, конечно, - подумал Тигр. - Обычные распри. Бойкая новенькая, и Патриция в этой бойкости усматривает опасность для своего привилегированного положения".
-... понимаешь? Прижала меня в туалете, - Патриция наглядно изобразила, как именно прижала ее новенькая нахалка, поднеся руку к груди, - и говорит: ты что, мол, девочка, что ли? Ну, я ей тут говорю: иди-ка подальше, знаешь... Конечно, я ей не так сказала, посильнее. В общем, думала даже отлупить ее....
- Не боишься? - полюбопытствовал Тигр, - она довольно плотненькая...
- Я таких, знаешь, видала,- отмахнулась Патриция.
- Милые у вас отношения, детки, - пробормотал Тигр. Его всегда угнетала грубость межличностных отношений девушек.
- А? - не расслышала Патриция.
- Ты идешь на обед? Вроде уже время... - начал, было, Тигр, но тут к Патриции с аналогичным вопросом обратилась подружка, и Патриция отрицательно мотнула головой:
- Не хочется. Схожу только соку попить.
- Вот. Заодно и поговорим,- предложил Тигр.
- У тебя есть сигареты? - вполголоса спросила Патриция.
- Я же не курю....
- Достань где-нибудь, ладно?
- Не умею я доставать, - поморщился Тигр. Ему не хотелось быть на побегушках у капризной девчонки.
- Вот кто мне достанет сигаретку, - захлопала в ладоши Патриция, бросаясь из-за прилавка на улицу.
Пока длинный белокурый парень стрелял для Патриции сигарету, Тигр скучающим взором изучал конверты пластинок. Патриция вернулась и начала собираться.
- Дай-ка мне парочку пластинок. Эту и вот ту.
- Четыре тридцать с тебя. Плати в кассу или лучше отдашь мне. Идем.
Карманы у Тигра были почти пусты, и подобный оборот дела его устраивал, они вышли из магазина.
Неподалеку был небольшой, запущенный до последней степени садик. Туда Патриция ходила курить, ибо считалось, что курящая девушка - девушка распущенная, а о своей репутации Патриция весьма пеклась. Пристроившись на краешке подгнившей лавочки, Патриция закурила.
- Давно мы с тобой тут не сидели, - заметил Тигр.- Моя компания тебя чем-то не устраивает, беспокоишься за свою невинность?
Патриция показала зубки: полуоскал, полуулыбка.
- Маленький тигр. Опять за свое? Давай-ка я тебя развратю.
Она специально так сказала: развратю. Глаза у нее уже горели и своим видом она сейчас напоминала ребенка, подглядывающего на пляже в кабину для раздевания.
- Это меня вчера развращали, - пояснила Патриция и рассказала довольно-таки средней неприличности анекдот с порядочной щетиной. Тигр хмыкнул и напомнил:
- Выкладывай, что ты там задумала насчет этой несчастной толстушки.
- Несчастной... - Непристойные ругательства в устах Патриции теряли смысл и выразительность, так что Тигр даже ухом не повел.
- В общем, мы придумали такую штуку,- понизила голос Патриция, наклоняясь к собеседнику. - Послезавтра мы выезжаем на природу, человек десять. Мимоходом пригласим и ее....
- Судя по вашим с ней отношениям... Поедет ли она?
- Поедет, - отмахнулась Патриция.- Мы берем палатку, лодка будет. Намечается отличный пикник, а то скучно.
- Ух, ты моя лапушка, - умилился Тигр.- Скучно ей стало. Патриция тем временем продолжала:
- Там мы повеселимся вовсю, между делом подпоим эту, - пренебрежительней кивок головы в сторону магазина, - а потом кто-нибудь из парней уединится с ней, для этого предоставим палатку в полное распоряжение. Мы с собой захватим фотоаппарат, вспышку и через окошечко заснимем ее в таком положении. Только вот исполнителя не находилось, ну, а раз ты согласен... Лучше тебя с таким делом, думаю, никто не справится. И если когда-нибудь она еще вздумает выступать, мы ей эти снимки предъявим, сразу завянет.
- Хм... - сказал Тигр. - Видишь, какая штука... дело-то подсудное.
Патриция не поняла.
- Порнографические снимки, добытые насильственным путем,- пояснил Тигр.
- Так ведь она их в руки не получит, мы только пригрозим, что покажем всем. Попробуй, докажи, что они существуют.
- Да? - с сомнением выслушал Тигр объяснения подруги.
- От тебя только и требуется - раздеть ее, - начала сердиться Патриция.
- Знаешь, в палатке-то ведь еще я буду, - деликатно намекнул Тигр. - В принципе, я люблю подобные фотографии, но не в чужих руках, упаси боже.
- Проявлять будете вдвоем с Реском. Что не понравится, вырежешь, - поспешно пообещала девушка.
- Ясен вопрос, - бодро объявил Тигр. - И последнее. Есть у меня сомнения... Может, она не захочет со мной уединяться в вашей дурацкой палатке?
- Захочет, захочет, - Патриция замахала руками. - Главное подпоить ее как следует. Про нее знаешь, что говорят? Через строй солдат прошла, а ты - не захочет.
Не очень-то Тигр любил строевых девиц, но ведь его никто и не заставляет спать с ней, если он сам того не пожелает. Задание-то из пустяковых - раздеть девицу, предварительно доведя ее до экстаза. Раз плюнуть.
- Ну что ж, я согласен, - объявил он, поднимаясь. - Когда сбор и что с собой нести?
Погода выдалась хорошая, настроение у всех было приподнятое. Была Патриция, конечно, пришел Реск, жертва их коварных замыслов Лиз притащила объемистую сумку, в которой время от времени что-то подозрительно позвякивало, фотоаппарат висел на плече у парня, который работал вместе с Патрицией, а сейчас с видимым удовольствием болтал с ее подружкой - толстой и обидчивой Мартой. Тигр появился, когда все уже начали нервничать - и совершенно зря, потому что до срока оставалось еще полторы минуты, - и привел с собой приятеля - некрасивого и интеллигентного парня, который ему очень нравился, и Тигр имел основания полагать, что Кук придется по душе всей компании как остроумный собеседник и недурной гитарист.
Пока колеса электропоезда отстукивали по полотну метры и минуты, Тигр разглядывал свою предполагаемую напарницу в любовной игре, стараясь делать это как можно незаметнее. Ничего выдающегося он не отметил, девица вполне умещалась в средние рамки всеми габаритами: материальными и духовными. Она веселилась, но в меру, болтала, но не трещала безостановочно, как Марта, кокетничала с ребятами, но без патрицианской спеси.
- Довольно простенькая,- заключил Тигр.- И чего это Патриция ее невзлюбила.
Время от времени у Лиз прорывались, правда, вульгарные замашки, но они входили в определение "простенькая", издержки воспитания и влияние среды, от которых никто не застрахован. Задуманная авантюра все меньше нравилась Тигру, но он был любитель острых ощущений, а предстоящее приключение сулило их немало.
С радостным визгом и дикими воплями компания вывалилась из душного вагона на свежий воздух. С реки тянул легкий ветерок, дышалось легко, и мозг пьянел без вина от избытка кислорода. Пока ребята возились с лодкой и устанавливали палатку, девчонки разбирались с продуктами и заодно извели полкатушки пленки, прежде чем Патриция спохватилась и упрятала аппарат подальше. Устроенное затем катание на лодке сопровождалось обилием брызг, и Тигр не пришел в восторг от этого мероприятия.
- Ну вас к черту, - заявил он, высаживаясь на берег. - Для купания сейчас слишком холодно.
Естественно, Патриция начала брызгать на него водой, досталось и сидящим в лодке, так что пассажиры посыпались из нее на берег, как горох из рваного мешка.
Откупоривал шампанское Фил, коллега Патриции, и Тигр, ревниво следивший за ним - он считал себя непревзойденным мастером по открыванию шипучих напитков - был весьма удовлетворен, когда половина содержимого бутылки оказалась на брюках выскочки Фила. Природа располагала к пробуждению животные инстинктов, и еда исчезала с чудовищной быстротой. Умудренный опытом Тигр захватил с собой уйму съестного, но темпы были потрясающие, так что, в конце концов, пришлось наложить на отдельные дефицитные продукты строжайшее вето.
К тому моменту ребята были уже порядочно навеселе. Тигр и Кук исполнили свою коронную песню о жуке, которая служила оригинальным индикатором степени их опьянения. Стрелка индикатора показывала уровень "все о`кей". И верно: разгоралась обычная дискуссия ни о чем, когда сосед старается перекричать соседа, который, в свою очередь, прилагает все усилия к тому, чтобы быть услышанным и понятым.
Казалось, Патриция забыла об основной цели поездки; ни словом, ни взглядом она не намекнула Тигру, что пора начинать. Но Тигр не любил веселых сборищ без ощутимого присутствия женщин, а поскольку Патриция и Марта в счет не шли, он пересел ближе к Лиз и завел пробный разговор. Общую тему найти было довольно сложно, а благоприятной почвы - обсуждения взаимоотношений Лиз с Патрицией - Тигр решил не касаться, опасаясь возбудить ненужные подозрения. Конечно, это была перестраховка, но Тигр привык работать чисто, алкоголь развязывает самые неповоротливые языки, делает друзьями незнакомых людей, и скоро рука Тигра обнимала Лиз за талию, а девушка хохотала ему в самое ухо. Патриция наблюдала за происходящим отрезвевшими глазами, и Тигр, словно невзначай, подлил ей пару раз вина в пустовавший бокал. Тогда она перестала гипнотизировать его взглядом и увлеклась спором о тряпках с Реском.
Постепенно компания распалась на отдельные мелкие группировки, и Тигру удалось незаметно увлечь Лиз в сторону.
- Нет, пойдем к ребятам, - заупрямилась, было, девушка, но первый же поцелуй разъяснил ей очень многое, и она стала значительно мягче.
- Идем-ка вот сюда, малыш, - предложил Тигр, твердой рукой направляя неуверенную поступь девушки. Сейчас он не думал о том, что действует по заранее намеченному плану, он забыл обо всем: властный охотничий инстинкт довлел над затуманенным сознанием, щемящее желание просыпалось в глубине его неутомимого естества и уже настойчиво просилось наружу.
- Лучше вернемся, что скажут ребята,- Лиз говорила чужим языком и вряд ли понимала, что именно произносят ее губы, поскольку поступала как раз вопреки сказанному.
Полог брезентового домика сомкнулся за ними, и руки Тигра стали гораздо более нетерпеливыми и требовательными, так что тяжелое дыхание Лиз время от времени перекрывалось нечленораздельными вскриками, в которых можно было, постаравшись, услышать протест против столь бесцеремонного обращения. Но человек, находившийся рядом с ней, был мастером своего дела, и оба они уже испытали то, к чему стремились сейчас с разной только степенью активности.
По-мужски уверенная в себе юношеская рука достигла крайних пределов, за которыми оканчивается целомудрие любовных отношений, и Лиз приподнялась, изогнувшись всем телом, чтобы помочь партнеру избавить себя от досадной помехи, затрудняющей дальнейший прогресс их познания друг друга. Легкое тело юного бога сладостно удушающим грузом покрыло трепещущее в любовном восторге разгоряченное женское теле, и разверзшаяся бездна хмельного безумства поглотила двух грешников, суля бесконечное наслаждение.
- Что-то они долго там. Проверим?
- Отстань, Патриция. Потом.
"Неужели ее безукоризненный замысел провалится из-за нелепого упрямства Реска?" Сама она не могла сделать того, к чему подталкивала ребят. Ее тошнило от одного вида порнографических открыток, где физиология любви давалась откровенно, в неприкрытом розовым флером виде.
- Ну, так что? - многозначительно спросил фил, сдерживая пьяное икание.
- Не торопись, - посоветовал Реск, - это дело требует выдержки.
Кук мирно беседовал с Мартой о проблемах весьма далеких от тех, что занимали остальную компанию. Патриция нервно барабанила пальцами по кожуху фотоаппарата, Фил сопел и беспрестанно вытирал лицо - к нему почему-то липла всякая мошкара, - а Реск наслаждался букетом ощущений, который преподносили ему его поверженные алкоголем тело и мозг. Все прокараулили тот момент, когда Тигр вышел из палатки и приблизился к ним.
- Треплетесь? - поинтересовался он.
Глаза его блестели, обнаженный торс был влажен. "Освежите меня яблоками, подкрепите меня вином, ибо я изнемогаю от любви", - продекламировал он и бухнулся на траву рядом с Патрицией, которая невольно отодвинулась в сторону, не спуская, однако, горящих жадным любопытством глаз с внешне спокойного Тигра.
- Что это у тебя в руке? - заинтересованно спросила она. Тигр разжал пальцы, и что-то белое и невесомое упало на консервную банку с морскими деликатесами.
- Это, милашка, трусики. Вот так.
Патриция застыла на месте, Реск давился от смеха. Фил снял с консервов принадлежность туалета с целью изучить данный предмет детальнее.
Патриция, совладав, наконец, с гаммой переживаний, которые всколыхнули ее щепетильную душу, и задала вопрос, что называется в лоб - и так ее уже можно...фотографировать?
"Хоть сейчас, если у тебя не пропало желание", - внимательно разглядывая девушку поверх бокала с янтарной жидкостью, сказал Тигр. Патриция протянула аппарат Реску. Тот потер лоб и вопросительно глянул на Тигра.
- Валяй, чего там, - лениво процедил тот.- Все мы грешники. Половину фоток отдашь мне. Только снимай похудожественнее.
Фил поднялся, было, вслед за Реском, но Тигр потянул его за ногу и повалил на землю.
- Патроны подносить собрался? Сиди, сиди... один управится, - пробормотал он, продолжая изучать каменное лицо Патриции.
Кук, сидевший с Мартой в отдалении, недоуменно проводил взглядом удаляющегося Реска.
Тот вернулся через полчаса.
- Оперативно ты,- прокомментировал его появление Тигр.
- Ну как? - спросила Патриция.
- Полный порядок, - Реск похлопал по аппарату.- До конца пленку отщелкал.
- Не проснулась? - спросил Тигр спокойно.
Реск отрицательно мотнул головой, укладывая камеру в рюкзак:
- Что ты! Спит, как убитая. И еще улыбается. Я же говорю - полный порядок.
- Ах, ах. Ну, тогда верну ей вещички.
Тигр поднял с земли белый комочек, встряхнул его и, слегка, покачиваясь, направился к палатке.
Водоворот земных дел закружил Тигра в обычном бешеном темпе, и он встретил Реска только через месяц после пикника.
- Здорово, приятель.
- Привет, А где твои лохмы?
- Пришлось немного обкорнать. Работу нашел хорошую, нужно было понравиться шефу.
- Ага, приспосабливаешься, значит?
- Не без этого. Слушай, как Патриция? Все такая же капризная?
- Как когда.
- Вышло из вашей затеи что-нибудь? Любопытно, как Лиз отреагировала на фотки?
Реск как-то странно взглянул на Тигра.
- Патриция выполнила свою угрозу - показать ей их?
Реск кивнул.
- Ну и что?
Реск вздохнул:
- Да ничего. Очень заинтересовалась, долго разглядывала, похихикала и попросила подарить.
- Во дает, девка! Молодец. Ну ладно, я спешу, дел - чертова уйма. Пока! Загляну как-нибудь к вам.
- Погоди. Знаешь, на следующий день после того, как Патриция отказалась отдать негатив, Лиз... Лиз повесилась…

ДЖОН МЭЙПЛ

Номер 46, 2008

Рассказ
Со смертью матери закончилось Наткино детство. Долгое время девчонка не верила в реальность ее кончины, хотя отчетливо помнила и похороны - траурную процессию по разбитой транспортом дороге - и гроб - последнюю обитель. С осознанием потери приходило чувство глубокого раскаяния. Теперь девчонка понимала, что выговоры и допросы были не столько проявлением плохого характера, сколько искренней заботой о ее, Наткином, будущем. Кто знает, возможно, предчувствуя близкий конец, мать спешила пристроить дочь, зная, что на мужа нет никакой надежды. Упрекая себя в эгоизме и черствости, Натка сожалела о невозможности повернуть время вспять.
Домой она не ездила. Отношения с отцом окончательно разладились, да и времени на поездки не было. После лекций девушка бежала в соседнюю кафешку, куда пристроилась вечерами мыть полы, а затем до глубокой ночи готовилась к занятиям. Приближались государственные экзамены и защита дипломного проекта.
- Слушай, девка, - обратилась к ней как-то хозяйка, - в зеркало на себя давно глядела? Одни глазищи остались. Бросай-ка ты эту работу. За комнату не плати, только за электричество. Как-нибудь проживем.
- Спасибо, Анна Ивановна, - растроганно прошептала Натка. - Только бесплатно я жить не стану. И как Вы без этих денег? Пенсия-то крошечная. Я молодая, сильная. Справлюсь.
- Да вот еще, - остановилась у двери хозяйка, - прости, что лезу не в свое дело, только что же ты домой ездить перестала? Об отце совсем не беспокоишься?
- Ничего с ним не случиться, - насупилась Натка. - Он проспиртован на вечные времена. Меня переживет.
- Ну, смотри, - женщина осуждающе поджала губы. - Знаешь, как плохо к старости одному остаться? Отец все-таки, один он у тебя остался.
- Какой он отец, - рассердилась Натка, а рано утром уже тряслась на стареньком автобусе в сторону отчего дома.
На запущенном дворе валялись мятые пластиковые бутылки. У входа в дом гнила куча мусора. Над ней роем кружились жирные мухи. Девчонку передернуло от отвращения.
- Папа, - позвала Натка, переступив порог. - Папа, ты где? - и закашлялась от тошнотворных запахов прогнившей пищи, перегара и самосада. Стараясь сдержать дыхание, девушка открыла дверь в родительскую спальню.
На грязном матрасе под потерявшим виды полушубком лежал обросший старик.
Ты что здесь делаешь? - возмутилась Натка и тут же поперхнулась. - Папа, это ты что ли?
- А-а-а явилась - зашевелился отец, - Ну, я. И что? Зачем приехала? Денег у меня все равно нет, и отчаянно затрясся в похмельном синдроме.
Натка с жалостью и брезгливостью разглядывала то, что согласно метрике, являлось ее родителем. Давно не мытые космы свисали паклей, под ногтями, смахивающими на когти зверя, скопилась многодневная грязь. А отощал он до такой степени, что казалось, без посторонней помощи не сможет ступить и шагу.
- Ради Христа, дай на опохмелку, - взмолился пьянчуга. - Внутри все горит. Помру.
- Хорош. Ничего сказать, - подвела итог осмотра дочь. - Значит так. Бутылку я тебе куплю. Пива. Отец поморщился, но промолчал. - Пол-литра - твоя сегодняшняя норма, - припомнила девчонка способ выведения алкоголика из запоя, ранее практикуемый матерью. - Ты когда последний раз ел, узник Бухенвальда?
Отец задумался.
- Не помню. И выпить совсем нечего, - снова пожаловался он.
Остаток дня Натка потратила на домашние дела: мыла, стирала, готовила. Отец как тень следовал за дочерью и канючил выпивку.
- Пить ты больше не будешь, - заявила она вечером. - Хватит. Занятия у меня заканчиваются. Жить буду дома. В город поеду лишь на экзамены и на защиту диплома.
- Да нужна ты здесь, - взбеленился отец. -Катись в свой город. Только денег оставь. А не дашь, без них обойдусь.
- И не надейся, - отрезала дочь. - Здесь, между прочим, и мой дом.
Уладив в городе дела, девчонка вернулась обратно. Хлопотала по хозяйству, готовилась к экзаменам, подрабатывала на местной почте. Какое-то время отец не пил, держался. Затем все закрутилось по привычному кругу. Сначала он являлся под легким хмельком, затем - изрядно выпивши, а вскоре едва добирался до порога. Порой Наталья бегала по деревне в поисках папаши и тащила его, мертвецки пьяного, на себе домой.
"Господи, что же делать? - спрашивала себя девчонка - делать-то что? И не бросишь его одного. Умрет".
"Не твое дело. Пил, пью и буду пить", - непреклонно отвечал родитель в ответ на ругань и просьбы дочери.
- Вот взяла и купила бы бутылочку, уважила папку, - высказал он как-то заветное желание и вдруг удивленно уставился на руку дочери - А кольцо у тебя откуда? Золотое? Представив, как закрутился в голове отца счетчик, переводя стоимость кольца на спиртное, Наташка завела ладошку за спину.
- И не мечтай. Это подарок.
-А я чо? Я ничо, - забубнил папашка, украдкой косясь на ее руку.
Незаметно пролетел месяц. Натка вела нехитрое хозяйство, а отец пил, просаживая зашабашенные рублишки и по мелочи подворовывая. Напившись, нередко куражился и ругался. Руки, слава Богу, не распускал.
Однажды, вернувшись с работы, девушка застала его на скамейке. Был он трезв - событие почти невероятное.
- Ты что в дом не идешь? - устало поинтересовалась она.
- Тебя жду.
- С чего бы это? - удивилась девчонка.
В сенях отец опасливо огляделся по сторонам и стремглав бросился в избу. С тех пор в дом он заходил только вместе с дочерью или просил кого-либо составить ему компанию.
А Натка, по горло загруженная делами, ничего не замечала.
- Ну вот, опять, - девушка недовольно оглядела стол с остатками пиршества, прислушалась к пьяному храпу. - Собутыльников приводил. А ну, просыпайся!
Храп затих.
- Это ты, доча? - Отец оторвал от подушки очумелую голову и уставился на Натку. - Не ори. Друзья приходили. Славно посидели.
- Славно, говоришь? - пошла в разнос Натка. - А кто свинарник разгребать будет? Да наступит когда-то этому конец?!
- Страшно мне, - вдруг признался пьяница.
- Что, черти одолели? Тараканы из ушей лезут?
- Нет, - отец мотнул головой. - Мать приходит. В сенях стоит. Смотрит на меня и пальцем грозит.
- Не знаю, - отец потряс лохматой головой, словно прогоняя наваждение. - В халате и тапочках домашних. Молчит, а лицо сердитое-сердитое.
- Выдумываешь ты все. - Натка раздраженно передернула плечами. - Да как она приходить может?! Она уже полгода в могиле! Да как она приходить может?! Она уже полгода в могиле! Да на что же вы пили, интересно? Смотрю, попраздновали отлично: и водочка, и закусочка. Все как у порядочных людей.
Глаза у отца забегали:
- Так это... Ребята принесли.
- Ребята? - недоверчиво переспросила Натка и, мгновенно сорвавшись с места, бросилась к себе. Перевернув шкатулку, девчонка поштучно перетрясла дешевую бижутерию и ринулась обратно.
- Где кольцо? - схватила она отца за отвороты старенькой рубахи. - Кольцо где?! Куда ты его дел?!
Ветхая ткань возмущенно затрещала и расползлась по шву.
- Пропил, - с пьяной удалью ответил родитель и, скользнув глазами по прорехе, уставился в потолок.
- Как пропил? - пальцы невольно разжались, выпустив на волю материю, - вот так просто взяли и пропил?!
- Ну и что? - воинственно начал отец. - Скажешь своему хахалю, что потеряла. Он тебе новое купит.
Заплакав, Натка стала в спешке скидывать вещи в дорожную сумку.
- Как ты мог? - рыдала она. - Я ведь говорила, что это подарок. Я так его берегла, а ты....
"Не могу, не могу больше, - бормотала она, двигаясь в сторону автобусной остановки. -Ничем его не проймешь. Можно жизнь угробить, а он все равно будет пить!"
На стоянке было пусто. И не мудрено. До отхода последнего автобуса оставалось более часа.
- Подожду, - решила Натка, присаживаясь на скамейку под навесом.
Темнело. Сквозь прозрачную ночную тишину доносился мужской баритон, прочувственно певший о любви.
- Пашка развлекается, - равнодушно подумала Натка.
Какими далекими пустыми и ненужными казались ей сейчас деревенские посиделки с песнями под гитару, дешевым винишком да поцелуями украдкой!
Вдруг налетел ветер, разметал выбившиеся из косички пряди волос
- Дочка... - Прошелестело за спиной. - Дочка...
Натка резко повернулась и тревожно уставилась в сгустившийся полумрак.
- Дочка...
В тридцати-сорока метрах от остановки рядом с разрушенным временем дубом слабо светилась хрупкая фигурка.
- Мама?! Мамочка! - Бросилась к ней Натка.
Фигура отступила в сторону.
- Мама!?..
Та смотрела на дочь с болью и осуждением.
- Ты что-то хочешь, мама?
Мать кивнула и, поманив рукой, направилась прочь от остановки.
- Подожди, - Натка бросила взгляд в сторону брошенной сумки.
Покойница оглянулась, нетерпеливо качнула головой и возобновила движение.
Натка, как завороженная, двинулась следом.
Темп нарастал, и вот девчонка уже бежала, не видя ничего, кроме прозрачного астрального тела.
И вдруг видение исчезло.
- Мама? - Натка в недоумении оглянулась. - Мама, ты где?
Никого.
Девчонка растерянно осмотрелась и громко ойкнула, обнаружив себя у ворот родного дома.
- Что-то случилась, - испугалась она и, резко распахнув дверь, застыла на месте. Отец, погрузившись в думы, стоял на табуретке, запрокинув кверху голову.
Вот его руки подергали перекинутую через балку веревку, ухватили с двух сторон петлю и с силой потянули в стороны, проверяя на прочность.
Натка очнулась. Из груди вырвался отчаянный крик:
- Папа! Папочка!
Руки отца, зажав удавку, взмыли над головой.
- Нет! - Натка рванулась вперед и в последнюю секунду вышибла табуретку у него из-под ног. - Нет!
- Папа, - Натка осторожно тронула отца за плечо, - Ты не расшибся?
Отец сидел на полу, отрешенно уставившись в одну точку. Девушку затрясло. Она обессилено опустилась рядом, положила голову ему на колени, и закрыла глаза.
- Ты вроде уехала, - услышала она глухой голос.
- Уехала, приехала. Куда я денусь
Отец тяжело поднялся, Натка потянулась следом. В обнимку они зашли в кухню. Мужчина тяжело опустился на стул.
- Водочки у нас не осталось? - вопросительно взглянула на него Натка. - Сейчас бы в самый раз грамм по пятьдесят, а?
- Нет.
- Да и не хочу я.
Глаза отца бессмысленно скользили по развешанным на стенах фотографиям, грамотам и дипломам.
- Ну и правильно. - Натка проглотила горький комок. - Ну, ее к бесу, эту водку, - и суетливо застучала посудой. - Мы сейчас свежего чайку попьем, со смородиновым листком.
Девушка говорила и говорила, боясь, что стоит только замолчать, и она закричит, завоет, забьется в истерике.
- Помнишь, как хорошо жили?- отец оторвал взгляд от стены. - Я ведь лучшим трактористом был. Грамоты, премии. Фотография на доске почета бессменно висела. И совсем не пил. Ни к чему было. Колхоза не стало, работы не стало, ничего не стало... - Отец помолчал, пожевал пересохшие губы. - Пробовал в город податься, да только там молодые нужны, и жить негде. Меня ведь как воспитывали? Мужик в семье - кормилец. Вот и сломался. Не нужен я никому, обуза. - И с тоской уставился на портрет матери.
- Да что ты такое говоришь? - Натка присела рядом с отцом, заглянула в глаза. - У меня роднее тебя никого нет.
- Правда? - недоверчиво покосился он на дочь. Натка кивнула. Отец погладил ее руку, перебрал пальцы
- А на кольцо я заработаю, ты не серчай.
- Да бог с ним, с кольцом. Натка помолчала, сомневаясь, - говорить ли - и решилась, - Папа, я замуж собираюсь.
- За Пашку что ли? - отец отстранился, с тревогой взглянул на дочь.
- Да что ты! - улыбнулась Натка. - Нет, конечно. Его Андреем зовут.
- Андреем? Ты меня с ним познакомишь? Или...
- Конечно. Он уж давно в гости рвется только я... - Девушка смущенно замолчала.
- Да ты не тушуйся, дочка, - отец ласково похлопал Натку по плечу. - Я ведь все понимаю. Он ...знает?..
- Да. У меня от него секретов нет.
- И что?
- Говорит, мол, обстоятельства у людей разные бывают. И что сразу, как диплом получу, свататься приедет.
- Учится, работает?
- Работает, врачом.
- Значит, в городе жить станете, - голова отца печально поникла.
- Почему в городе? Андрюшка из деревни. Ждет, когда я учебу закончу. Ты-то как думаешь, где лучше жить, в городе или в селе? В городе с работой проблем меньше, да жилье снимать придется. А у Андрюшки дом хоть и большой, но земли маловато. Опять же с работой плохо.
Натка с боку взглянула на отца. Его голова опускалась все ниже и ниже.
- Папа, я кого спрашиваю, где жить будем? - девчонка бесцеремонно пихнула родителя в бок.
Отец резко выпрямился.
- А вы что... вы меня с собой... возьмете? - сдавленно выдохнул он. По щетинистой щеке покатилась слеза.
У Натки защемило сердце.
- А ты как думал? Надеялся в тишине и покое отсидеться? - преувеличенно бодро начала она. - Не выйдет. Кто с хозяйством управляться будет? Детей нянчить? Нам с Андрюшкой деньги зарабатывать, а тебе сам бог велел домовничать.
Отец встрепенулся, приосанился.
- Дети - это хорошо. Надо твою люльку с чердака достать, подремонтировать. Потом качели. Крышу переберу, забор новый поставлю. Подожди, а согласится твой здесь жить? - отец обеспокоено взглянул на дочь. - Хозяйство у нас какое-никакое... Но ведь, материна могилка...
- А это уж как вы с Андрюшкой решите, так и будет.
Натка обвела взглядом добротный кухонный стол, сделанный руками отца, причудливо выпиленные лобзиком рамки для фотографий.
- У тебя ведь руки золотые. Все можешь. А какие блины пек: огромные, золотистые, ароматные. Я никогда в жизни ничего вкуснее не ела.
Спать легли, когда в деревне пропели первые петухи, а проснулась Натка от звука посуды и упоительных запахов, витавших в воздухе.
Поведя носом, девчонка соскочила с кровати и резво понеслась в кухню.
Тщательно выбритый, в свежей отглаженной рубашке и в материнском фартуке, отец колдовал над плитой.
- Проснулась? - улыбнулся он дочери. - Давай, умывайся быстрее. Первый блин, как всегда, твой и смущенно добавил, - Мать приходила. Веселая, красивая. Простилась. Больше не придет.

Гусева Г. В.

Номер 45, 2008

Клык
Лишь забрезжил тусклый свет над кромкой тумана, в темных сенях послышался тихий всхлип женщины, раздался надрывный крик новорожденного, затем второго. Через час жив был только один.
Дед сидел на завалинке, вязал веники. Мальчишка босой, в рубахе навыпуск, очертя голову, пронесся мимо, зарядив пяткой прямо в глиняную жижу, обрызгал старика. Не останавливаясь, он бежал дальше и знал, что вечером его высекут за эту оплошность.
Он вырос, окреп и озлобился. Без отца, с полоумной матерью и дедом при смерти выживал как волчонок. Скалясь на жизнь, презирая смерть, любил пройтись с ней рядом, в сантиметре от лезвия ножа или по краю таявшей полыньи. Клык. Его звали Клык. В клубе, на место с его именем не осмеливались сесть даже старики. Ненависть в нем кипела, так же как и кровь в жилах, разогретая градусом. Клык всегда был пьян.
Дед умер. Армия, стройбат и насмешки. И мысли, как свести счеты с жизнью.
Без гроша в кармане он ушел в город, благо, что на заводе его взяли. Вгрызаясь в промозглую серость Клык, доказывал всем: себе, толпе, что он есть. Вечерами, когда алкоголь тупил боль, просыпался зверь; ярость кипела, выплескивалась, сметая на своем пути все то доброе, что по крупицам собирал Клык годами. На утро, ужасаясь содеянным, оборотень вновь принимался лепить жизнь.
Потом он узнал, что есть она. Как сама жизнь, как крупица Господа, чистая, дарующая силы, но спрятанная, укрытая от всех в том теле. Только взгляд, глаза в них был источник всего живого. Она была с ним. Она дышала Клыком и вселенной. Вечерами зверь почти уничтожал её. Приручить его не всегда удавалось, но уйти прочь она не могла. Она подарила ему дочерей и очаг, у которого он был счастлив.
Время. Все проходит, прошла и её жизнь. Клык остался один. Когда закрылись её глаза, он ослеп, на ощупь он искал свою любовь. Ошибаясь, пытаясь принять за жену, жил с другой, только зверь, чуял, что нет больше хозяйки, он скулил и бился в ярости, уже ни на секунду не давая возможности протрезветь. Клык растерял детей, покой, душу. Бессмысленные годы тянулись липкой вязкой хмурью. Во сне он видел любовь и пытался помириться с костлявой, моля взять его жизнь. Осенью, он уговорил-таки её сжалиться. Она предала его огню, задушив дымом.
Теперь его любовь шла рядом.
Светлана Селиверстова

ПРИКЛЮЧЕНИЕ
Мокрое шоссе. Мельчайшие капельки воды застыли в воздухе, потому что проезжающие машины не дают им опуститься на землю, выбивая из асфальта новые, почти невидимые капли.
Ехать на мотоцикле в такую погоду было просто безумием. Рег не проехал и половины пути, а уже промок так, словно искупался вместе с мотоциклом в Королевском пруду городского парка. Покрышки были старенькие, истертые, и на поворотах приходилось снижать скорость до минимума. Асфальт просто сочился водой, пожалуй, и новые покрышки не помогли бы. Дорога блестела и извивалась, словно огромная змея, только что сменившая кожу. Впрочем, Рег никогда не видел змей, которые перед встречей с ним переодевались бы. Он вообще видел этих пресмыкающихся один-единствен-ный раз, да и тот - через стекло террариума в зоосаде.
Ехал Рег по важному делу. Мик Лоурелл недавно переехал в пригород - его отцу неожиданно повезло с работой, - и сразу ухитрился испортить отношения с тамошними ребятами. Сегодня у него намечалась встреча с этими ублюдками, и он позвал на помощь Рега, Малыша, Кросби и еще кого-то из старых знакомых. Пришлось ехать - отказаться неудобно. Рег был немного раздосадован тем, что из-за паршивца Мика в дым разругался с шефом и теперь, пожалуй, весь месяц придется вкалывать как угорелому, если только совсем с работы не попрут.
Рег считал, что умеет сохранять мирные отношения с противником даже в самые критические моменты. Из-за этого, как назидательно говорил Малыш, он и получал по морде первым. Но Рег твердо решил, что больше не позволит никому лупить себя по физиономии первым. Из всех драк, которые случались, он выходил с наибольшим количеством синяков. Это явление тоже имело свое логическое обоснование в теории Малыша и Кросби. Уж Малыш, тот, конечно, всегда лупил первым, не разбираясь. А вообще из их компании Малыш - самый лучший парень. Никогда не зажимает деньги на общественные нужды. В долг если попросят, а у него самого в кармане пусто, - отшутится так, что не обидно: ясно, что не может дать.
"А вот я зажимал, - ухмыльнулся Рег, прибавляя газу,- жмот я, наверное". Немного поразмыслив, Рег пришел к выводу, что он не очень жмот, поменьше, во всяком случае, чем Кросби или, скажем, тот же Мик. Случалось, правда, что ребята прибегали не вовремя - когда деньги нужны были позарез, и не для выпивки. Или для выпивки, но в другой компании. Однажды после того, как Рег спровадил ребят, его зашухарил в магазине Малыш, когда Рег покупал бутылку. После этого Малыш с неделю вглядывался в лицо приятеля, словно там было написано объяснение, почему Рег так сделал.
С обеих сторон дороги рос аккуратный лесочек. Верхушки деревьев были подстрижены в одну линию. Попыхтеть, верно, пришлось садовникам, чтобы так ровно получилось. Но деревья росли с разной скоростью, поэтому кое-где четкая линия нарушалась.
Рег с легким злорадством подсчитывал такие ухабики. "Черта с два, всех не пострижете!" Рег мотнул головой, и со спины на плечо махнула неровным крылом волна волос. За этой гривой давно охотились полицейские, да только Рег не давал им повода. На улице они его обкорнать не смогут, а в кутузку он еще не попадал пока. У ребят его компании было странное отношение к тем страдальцам, которые понюхали собственное дерьмо в полицейском закутке. Наверное, чувство это только усилилось после того, как Денни Милна схватили быки, когда он затесался в демонстрацию студентов, избили до полусмерти и обкорнали садовыми ножницами. Рег имел счастье видеть его на другой день после освобождения.
Фасад Денни Рега не вдохновил, и смутное желание вместе с тонконогими студентами побунтовать, попротестовать незаметно исчезло, а взамен пришло твердое убеждение, что он, Рег, не должен попадать в кутузку. Денни после этого случая откололся от них, и Рег видел его все реже и реже. В последний раз перед тем, как Денни посадили, Рег наблюдал, как того лупцевали двое здоровенных битюгов в полицейской форме.
Наверное, опять попался в какой-нибудь заварухе. Непонятно только, что хорошего он и эти студенты видят в том, что их бьют почему попало. Если знаешь, к примеру, что за драку с пьяными, как сам, ребятами, попадешь в кутузку, так стараешься набить морду сопернику и смыться до того, как тебя застукает полиция. А эти болваны со своими плакатиками ждут, когда их начнут лупцевать, и потом с ревом разбегаются. Есть и такие, которые словно мечтают очутиться в камере, наслаждаются, когда их тащат волоком по мостовой, точно мешок. А чем же еще объяснить такое поведение?..
Рег с досады чуть не прозевал поворот - да что там, прозевал! - и съехал к чертям собачьим в грязь рядом с шоссейкой. Пришлось вытаскивать своего коня на хребте. Перемазался отчаянно, но ничего, страшнее будет выглядеть. Конь заводиться не хотел, эта проклятая сырость его доконала. Но Рег знал свой мотоцикл отлично, и поэтому через пару минут продолжил свое путешествие. До средней скорости мотоцикл разгонялся чуть ли не год. Рег весь изругался, пока конь перестал елозить стертыми покрышками по мокрому асфальту и шататься из стороны в сторону. Время поджимало. Небось, Малыш и Кросби, которые обещали выехать позднее, давно уже на месте. Рега в последний момент подвела мать. Будто тетке невозможно было прожить и дня без этой дурацкой сумки, да еще уморила совсем своей болтовней. Насилу отделался. Хотя даже с этой черепашьей скоростью Рег вполне успеет к назначенному часу. Если ничто не помешает.
Но в этот день Регу, по-видимому, не суждено было добраться до места. На обочине дороги стояла спортивная машина, а около нее - промокшая насквозь девчонка в посеревшей от сырости белой курточке и моднейших залатанных джинсах. Она явно не рассчитывала на его помощь, но Рег не мог проехать мимо такого приключения. Кросби все уши прожужжал ему о своих победах над девчонками, потерпевшими аварию. Выходило так, что все эти потерпевшие жаждали немедленно расплатиться с Кросби, и не как-нибудь, а натурой. Чтобы было вернее, они не назначали ему свиданий, а действовали прямо на месте. Кросби при этом играл самую незначительную роль. Все попадающиеся ему автолюбительницы были половыми маньячками.
Рег лихо затормозил, и тут же пожалел об этом. Мокрое шоссе зло подшутило над ним. Мотоцикл развернуло вокруг себя раза три, и Рег совсем было закрыл глаза, решив свалиться без сопротивления, но в последний момент все так же, не открывая глаз, умудрился не упасть. Это, несомненно, подняло его авторитет в глазах девчонки, поскольку, когда он оглянулся украдкой, та отнимала ладони от лица. Но когда Рег подошел к ней, то совершенно неожиданно напоролся на маску холодного равнодушия и такого неискусственного презрения, что подумал даже сначала, а не бросить ли тут ее ко всем чертям и ехать по своим делам, тем более что это была вовсе не излишняя торопливость.
Но любопытство и еще что-то удержало его. К тому же девчонка была симпатичная, хоть и промокла до чертиков. У нее были огромные глазищи, крепкий рот и вызывающе вздернутый носик. Мокрые волосы слиплись и придавали ей несколько странный, но все-таки забавный вид. И Рег, насмешливо уставившись на нее, и слегка покачиваясь с пятки на носок - это было высшим шиком, особенно если руки при этом засунуты в карманы кожаной куртки или за пояс, спросил: "Ну, где инструменты?"
Сначала девчонка хотела сдерзить в ответ, потом - видно, она уже долго тут торчала, сделала движение, намереваясь открыть дверцу, как вдруг в глазах ее мелькнул огонек недоверия, недоверия чисто профессионального: сможет ли этот мотоциклист разобраться в сложном механизме мотора ее любимицы? Конечно, ведь у Рега на физиономии не написано, что он работает в ремонтной мастерской и довольно неплохой техник. Но повозиться пришлось. Все дело было в паршивеньком контакте, отскочившем так хитро, что Рег чуть мозги не вывихнул, пока допер; к тому же ему немного мешала эта ехидная девчонка, которая торчала сзади и сопела обиженно и выжидающе под ухом, заглядывая через плечо Рега, что он там делает.
- Иди-ка в машину, - бросил ей Рег, не оборачиваясь, - а то простудишься, так я тебе нос не буду вытирать.
- Нос я и сама вытру, - огрызнулась девчонка, но в кабину залезла. Она сидела, сжав локти ладонями, и смотрела сквозь Рега, словно его не существовало, это даже раздражало намного. Когда Рег, наконец, сообразил, что все, что мог, он уже сделал, и теперь надо лезть в кабину, чтобы проверить результат своего труда, он на секунду растерялся. Решиться ему отчасти помогло независимое выражение лица своей подопечной.
Девчонка не испугалась, когда Рег влез в кабину, она была не из подозрительных, и Рег подумал, что было бы, если на его месте оказался Кросби, наверное, девчонка сумела бы постоять за себя, если б этот идиот вздумал к ней долезть. Мотор завелся, как говорится, с пол-оборота, и Рег, медленно складывая инструменты в сумку, лихорадочно думал, что делать дальше. Но потом спохватился, что может досидеться до того, что ему протянут чаевые, и заторопился.
- Ну, вот. Вроде все в порядке, - сказал он, не зная, что еще можно сказать в этой ситуации, и мельком глянул на нее. Девчонка немного обсохла и выглядела еще привлекательнее. Она смотрела на Рега, но думала о другом. Явно не о том, что этот парень, починивший ее машину, в общем-то, довольно симпатичный.
Рег выскочил из машины, захлопнул дверь, но она снова открылась. Это был уж совсем конфуз, и Рег, быстренько прикрыв дверцу, подбежал к своему мотоциклу. О том, чтобы ехать к Мику, не было и речи.
"Эх, и отделали его там, если Малыш и Кросби тоже где-нибудь застряли". Конь опять заартачился, и Рег, занятый его укрощением, увидел только корму гоночного дракона, с ревом умчавшегося неизвестно куда. Рег только чертыхнулся. Где-то внутри внезапно проснулась злость на болтуна Кросби. Поскольку этого трепача поблизости не было, Рег выместил злобу на своем мотоцикле. Энергия помогла, и мотоцикл завелся. Давая мотору разойтись, подергивая газ, Рег оторвал глаза от кончика своего сапога и увидел двух мотоциклистов, остановившихся в нескольких шагах от него и выжидающе на него смотрящих.
По виду Малыша и Кросби Рег понял, что загородные ребята оказались гораздо более серьезными противниками, чем они думали, и вовсе не такими тюфяками, как расписывал их Мик. Малыш, конечно, ударил первый: правая рука его сжимала ручку газа так нежно, будто это пальчики любимой девушки. Рег знает, как это неприятно - разбитые суставы, противно ноющие и саднящие ободранные пальцы. Губы Малыша распухли и увеличились примерно вдвое, но, в общем, он выглядел довольно бодро. Состояние Кросби, гораздо более плачевное, оставляло желать лучшего. Один глаз его чернел приличным синяком, щека распухла, как от флюса, вдобавок ее пересекала широкая алая царапина.
"С бабами они там еще подрались, что ли?" - подумал Рег, отводя глаза, потому что ему становилось не по себе от того, как на него смотрели эти двое. Потом Малыш - ах уж, этот Малыш! - покачал головой и даванул с места, за ним последовал Кросби. Промчавшиеся мимо мотоциклы обдали Рега отработанным газом. Но Регу этот знакомый запах показался еще одним доказательством того презрения, которое испытывали к нему его товарищи.
На следующий день Рег прикатил на это место ни свет ни заря и проторчал до самого вечера. Она, конечно, не приехала.
ДЖОН МЭЙПЛ

Номер 43, 2008

ВЕЧЕРИНКА
- Ты почему вернулась так поздно?
- Я не нарочно, па, так получилось.
- Похоже, это входит в привычку. И всякий раз ты даешь слово, что будешь предупреждать.
- Хорошо, па, я буду тебя предупреждать, - кивнула покорно Энн и заскочила в ванную. Здесь он обычно оставляет ее в покое и можно обстоятельно поразмышять над животрепещущими проблемами. Не объяснять же ему, в самом деле, как интересно болтать с мальчишкой в пустом и темном классе, когда во всей школе нет ни души и вокруг непривычная пугающая тишина. Немного страшно, но увлекательно, и внутри приятно щекочет.
О чем они говорили не важно. Разговор в полутемном классе убаюкивал. Голова кружилась от сладкого дурмана, а потом, когда Лест обнял ее за плечи, у Энн в груди все сжалось и стало приятно… так приятно, что и сравнить не с чем. Он ткнулся теплыми губами ей в щеку, она смущалась и не хотела поворачивать к нему лицо. Но странное чувство, возникшее внутри, заставляло Энн поступать так, как хотелось Лесту, и она повернулась.
Лест отыскал ее губы, и последние сомнения улетучились. Энн так же бессознательно придвинулась ближе и не удивилась, что охватившее ее приятное волнение усилилось. Ни с чем несравнимое чувство нарастало, но когда рука Леста неуверенно легла к ней на грудь, Энн испугалась и оттолкнула мальчишку. Чары развеялись, сказочный принц превратился в заурядного, не в меру любопытного одноклассника, и девочка выскочила из класса, до смерти перепугав уборщицу своим внезапным появлением и столь же быстрым исчезновением.
Всю дорогу до дома она бежала, пытаясь понять, почему оттолкнула мальчишку. Испугалась того неизвестного, что неожиданно пробудилось в ней и объяснило многое? Например, почему люди женятся. Ей было стыдно теперь вспоминать, как совсем недавно она недоуменно спросила в кино свою подружку:
- Что это значит я хочу вас? Подружка захихикала, но ничего толком объяснить не смогла. Так Энн и вышла из зала в недоумении. Спросить отца она не решилась. Было что-то такое в этой фразе, ускользавшей от понимания, заставляющее стыдиться.
Выгонять отца из ванной, когда мылась, Энн стала уже давно стеснялась. Поначалу не могла объяснить себе, отчего. Выросла, конечно. Матери не было, Энн даже не помнила ее, всегда о ней заботился отец. Всегда аккуратный, молчаливый, в отношениях с дочерью даже чересчур сдержанный, он никогда не сюсюкал с Энн и был убежденным противником телячьих нежностей. Энн рано обрела самостоятельность, о которой девчонки ее возраста могли только мечтать. Сухость и старомодная чопорность отца тяготила ее. Акцентированная стеснительность, легкое кокетство отражали стремление в ласке, нежности, которых отец сознательно избегал в отношениях с дочерью. Игра во взрослость была своего рода невинной уловкой по принципу "от противного". Девочка просто старалась обратить на себя внимание. Мелкие проступки в какой-то степени тоже служили этой цели сближению с вечно застегнутым на все пуговицы отцом.
Почистив зубы, Энн задумчиво уставилась в зеркало и стала рисовать на нем пастой смешные рожицы, хотя отец строго-настрого запретил ей это делать. Потом она стерла глупые рожи и попробовала изобразить лицо Леста. Ничего не получилось, поэтому она пририсовала к физиономии усы и бороду. Потом, покраснев, наметила силуэт голой женщины. Получилось совсем непристойно, и тут зазвонил телефон. Нужно было успеть поднять трубку раньше отца, а то он заимел несносную привычку разговаривать с ее друзьями и перепугал половину до смерти всякими неуместными вопросами. Взрослые вообще любят соваться не в свои дела.
- Да! Кто это?
В трубку засопел и хриплый голос произнес:
- Ты чего… удрала?
Энн даже в жар бросило. Что же ему ответить? Связалась с дураком, раззвонит на всю школу теперь. С Лестом нужно было быстрее кончать.
- Ты о чем?- как можно холоднее поинтересовалась она. Лест даже поперхнулся от такой наглости. Энн продолжала, не давая ему опомниться: - Почему ты так поздно звонишь? Я жалею, что дала тебе номер моего телефона. Спокойной ночи! и повесила трубку.
- Теперь не скоро опомнится, - удовлетворенно подумала она и побежала к себе. Второго звонка не последовало. Может, Лест понял, что звонить не стоит. А, скорее всего, он звонил из автомата, и у него не нашлось лишней монетки.
- Никогда больше не стану с ним целоваться, - решила Энн, залезая в пижамные брюки. И вообще, ни с кем не буду.
Но тут же подумала, кто из подружек мог иметь подобный опыт. Когда об этом заходил разговор, все неопределенно пожимали плечами, отмахивались, загадочно улыбались и понять было невозможно да или нет. Скорее нет, но что каждая из них мысленно представляла себя в такой ситуации, точно. На деле, небось, побоялись бы. Однако считаться взрослой и опытной лестно.
Хорошо бы еще завести магнитофон, как у Эсты. Очень уж она воображает. Хотя девчонки говорят, что магнитофон не ее, а брата, и свои лучшие записи он хранит под замком и сестру близко не подпускает. А Эстины кассеты барахло. Переписаны с приемника или старых пластинок, которые всем давно надоели.
Нужно упросить отца. Он купит, только потребует, чтобы я вовремя приходила домой и хорошо училась. Тоска! Никто из родителей не может придумать чего-нибудь пооригинальнее. К примеру, месяц или полгода не есть мороженого. Потруднее будет. И как-то интереснее: выдержишь или нет.
Она лежала в постели и собиралась заснуть, как вдруг мысль о нестертых на зеркале рисунках заставила ее подскочить и броситься в ванную. Зеркало было тщательно вытерто. Энн похолодела. Она точно помнила, что не протирала его, торопясь к телефону. Что теперь будет?!
Энн на цыпочках вернулась обратно и плотно прикрыла дверь. Сердце колотилось, как бешеное, и неприятный комок стоял в горле. Девочка медленно забралась в постель, натянув одеяло до подбородка. Она ни о чем не думала, просто смотрела на блестящую дверную ручку. Потом вспомнила, что уроки на завтра не сделаны, а задано очень много. От этого ей стало почему-то спокойнее и захотелось спать.
Утром она проснулась рано, и ей было весело.
Неделю спустя отец купил ей магнитофон.

***
Когда мальчишки затеяли возню в классе, Энн, окинув презрительным взглядом разбушевавшихся молокососов, вышла в коридор. Девчонки словно сговорились - вторую перемену подряд крутились возле воображалы Эсты, и вид у них при этом был весьма таинственный. Энн постаралась внушить себе, что все происходящее нимало ее не интересует, а когда поняла, что это выше ее сил, подозвала Лили - девчушку, которая перед ней благоговела, поскольку Энн позволяла себе дерзить иной раз учителям.
- Чего это наши всполошились? - мотнула головой Энн в сторону оживленно перешептывающихся девчонок.
- Ты разве не знаешь? - удивилась глупышка. - Скоро у Эсты день рождения. У нее родители уезжают! - восторженно пропищала Лили. - На два дня. Эста хочет устроить такое!..
Энн прикусила губу. Ей никто ничего не сказал. Неужели Эста настолько злопамятна, что не позовет ее? Мысли о том, чтобы переманить девчонок, не могло и быть. Что может она предложить взамен? Отец всегда дома, да и повода к веселью нет. Сорвать праздник невозможно, даже если Энн очень этого захочет, в голову лезли планы один другого несбыточнее.
Прозвенел звонок, и она вернулась за парту, так ничего и не решив. Весь урок ее мучила мысль, что она может оказаться за бортом. В таком случае авторитет Эсты неизмеримо возрастет, а влияние Энн на одноклассниц соответственно понизиться.
Тягостные переживания привели ее в дурное расположение духа, и она нагрубила отцу за ужином. Тот засел в кабинете и уткнулся в газеты. Энн слонялась по квартире, не зная, чем заняться. Новенький магнитофон уже не вызывал в ней восторга. К тому же ей никак не удавалось достать записи хоть мало-мальски популярного ансамбля. Мальчишки-одноклассники были совершеннейшими сосунками, ничего подобного у них не водилось. Да и магнитофоны у всех были паршивенькие.
Энн с горя решила завалиться спать, когда телефон заставил ее вприпрыжку бежать в прихожую. Сняв трубку, она услышала голос Эсты, причем по интонации говорящей поняла, что та не специально мучила ее, а просто не успела сказать в школе. Было слышно, что Эсту прямо распирает от гордости, радости и еще бог знает от чего. Разговор занял не более пяти минут, но за это время Энн успела узнать, что вечеринка намечается на семь вечера шестнадцатого, что скидываются по десятке, а подарки - не обязательны, и что кутить будут всю ночь.
В свою очередь, Энн заверила Эсту, что всегда была ее лучшей подругой.
Она повесила трубку и заметила, что в отцовском кабинете открыта дверь. Энн метнулась к себе, сама не своя от счастья. Не так, чтобы от счастья, но настроение заметно повысилось. И тут одна мысль пришла ей в голову, и была она не из веселых. Энн достала из шкафа шкатулку, в которой хранились до поры до времени секретные записки (иногда с признаниями в любви, но большей частью пустячки), и где лежали ее карманные деньги. Пара смятых бумажек и горстка мелочи. От силы пятерка… Энн не могла позволить себе прийти на день рождения без подарка, как наверняка сделают остальные девчонки. И подарок был на примете: заграничные колготки-сеточки. Но это означало, что придется просить деньги у отца, а она с ним так некстати поссорилась! Вот дура!
Энн резко крутанулась в постели, скомкав простыни. Не везет!
Трудно выпросить у отца деньги после недавней покупки магнитофона. Был уговор - два месяца без излишеств и "фокусов". А прошел всего-навсего один. Даже меньше. Сегодня лучше и не пытаться выпросить у папки даже трояк. Но вот помириться нужно обязательно. Энн вскочила с кровати и направилась в кабинет.
Отец сидел над бумагами. Энн прошлепала через всю комнату, стала у него за спиной и обхватила руками за шею. Отец хранил молчание.
- Па, робко попыталась расшевелить его Энн. - Я была сегодня дрянной девчонкой. Плохое настроение. Я же тебя люблю, ты знаешь.
- Почему ты босиком ходишь по полу?
Энн насторожилась, но это могло быть и нежеланием мириться, поэтому она только крепче обняла отца.
- Ну, что тебе еще надо?
Тоже двусмысленный вопрос. Энн молчала. Отец не умел сердиться подолгу. И точно - после минутной паузы отец добродушно проворчал:
- Мир, так уж и быть, - и разнял ее руки.
- Ура! - Энн чмокнула его в щеку. - Мне ничего не надо, просто не могу заснуть. Спокойной ночи.
- Ну-ну, иди ложись, притворщица.
Энн ретировалась в спальню, поправила постель, легла и заснула.
Следующий день прошел в похоронном темпе. Срочно нужны деньги, а где их взять? Вечером Энн была такая скучная, что отец осведомился, как у нее дела с учебой. Ох уж эти родители! Но денег Энн просить не стала. Боялась поспешить и все испортить. Рискнула только в четверг, но услышала, как и ожидала: "Ведь мы, кажется, договорились? И сумма приличная. Не слишком ли дорогой подарок ты собираешься сделать подруге? А если она посчитает себя обязанной ответить тебе столь же роскошным презентом?"
После ужина она сразу ушла в свою комнату и засела за учебники. Впрочем, это тоже был лишь психологический трюк - ничего из прочитанного она не запомнила, представляя себе, о чем думает в этот момент отец, как он вздыхает, умиляясь дисциплинированности любимой дочурки, достает из кармана пиджака бумажник, а из него - зеленую купюру и направляется в комнату Энн.
Однако на сей раз отец проявил большое упорство и денег не дал. Неудача настроила Энн на меланхолическую волну. Она долго не могла уснуть, свернувшись калачиком под тонким одеялом, и воображала себя одинокой, всеми забытой беззащитной сироткой, ночующей в холодном подвале. Фантазия разыгралась, и девочка-сиротка нашла спрятанные в том же подвале бандитский револьвер и пачку денег. Дальнейшая судьба несчастной сиротки представлялась неясной: то ли она убежит из подвала и повстречает на улице симпатичного молодого человека, который предложит ей свой скромный приют - виллу у моря, или бедняжка перебьет всех бандитов, исключая красавца-атамана, мигом перевоспитавшегося и…
Знакомые девчонки только и знали, что болтать о предстоящей вечеринке. Целый вечер в свободной от предков квартире, где никто не будет мешать - это просто мечта! Одно препятствие - деньги. Криминальные наклонности Энн рвались наружу, их нелегко было сдерживать.
Деньги лежали в письменном столе отца. Взять оттуда две-три десятки, а потом незаметно вернуть. Вполне реальный план.
Войдя в квартиру, Энн бросила сумку в прихожей. Ее неотвратимо тянуло в кабинет отца. А, будь что будет! Поворот ключа, шорох выдвигаемого ящика. В углу под кипой исписанных листов - бумажник. Ого, сколько тут денег! Исчезновение двух банкнот совершенно не изменило его конфигурации.
Энн выскочила из комнаты с сильно бьющимся сердцем. Было страшно и весело. Неспокойно.
Вернувшийся отец, не обнаружив обычного кофе в термосе, истолковал это по-своему. Поужинав, он подозвал дочь.
- Я понимаю, Энн, что тебе очень нужны эти деньги. Только зачем тогда заключать торжественный договор?
- Ах, что ты, па, мне ничего не надо, - беспечно отозвалась Энн, чувствуя, что ее грандиозный замысел накануне краха.
- Эх, ты чертенок. Пойдем. И он потянул упирающуюся дочь за руку.
В кабинете отец открыл знакомый, очень знакомый Энн ящик и достал бумажник, при виде которого Энн, надо отдать ей должное, сумела сохранить легкомысленное выражение лица. К счастью, отец не стал пересчитывать купюры. Он просто вытянул из пачки пару десяток, сестер-близнецов тем, что лежали у Энн довольно близко к сердцу, и протянул их дочери, не подозревая, какой сумбур творится у нее в душе. С должным спокойствием получив влажный благодарственный поцелуй, отец отправился в ванную. А две только что полученные Энн десятки легли на свое место - в родительский бумажник.
***
Сначала ходить по магазинам было весело. Но потом Энн устала. Все ей надоело: и тяжелая сумка с продуктами, и бестолковая Эста, и неловкое положение, в которое они попали, пытаясь разрешить вопрос, покупать ли на вечер вино, и какое, и сколько. И еще: а продадут ли им спиртное? Подруги переглянулись - совершенно ясно, что нет. В принципе, Энн была согласна обойтись без вина. Она относилась к нему равнодушно. Эста же на глазах увядала - шикарной вечеринки не получалось.
В таком праздничном настроении девочки поднялись на четвертый этаж к Эсте. Дверь оказалась закрытой на цепочку, но даже на лестничной площадке было слышно, что один из обитателей квартиры - поклонник современной музыки. Дверь открыл длинный мальчишка с прической ровно на столько длиннее обычной, что сразу становилось понятным его приверженность моде, подкашиваемой на корню строгостью родителей и школьными порядками. Хмыкнув, юный любитель музыки удалился.
Из кухни Энн увидела, что в гостиной, кроме Эстиного брата, сидит девчонка года на три старше ее, в короткой модной юбочке с позолоченной цепочкой вместо пояса, отороченной кожаной бахромой толщиной в палец. Белая кофточка, длинные локоны, обесцвеченные искусственным способом - вот что еще она успела разглядеть.
- Кто это?
- Его знакомая. Первая в городе получает новые журналы мод.
У Энн пропало желание спрашивать. Выкладывая продукты на стол, она машинально пробормотала, подчиняясь течению мыслей:
- А пусть твой брат купит нам вина.
- Он откажется, да еще и матери скажет, - скороговоркой ответила Эста, но задумалась: - Ладно, попробую.
Энн осталась в одиночестве. Брат заставил долго себя уговаривать. Но обращение за помощью показалось ему лестным. В конце концов, он пообещал достать все, что нужно.
- Порядок, - сказала Эста, вбегая.
Через некоторое время неистовая музыка, мешавшая подружкам обсуждать детали праздничного застолья, стихла и появился брат Эсты. Он со снисходительной насмешливостью (абсолютно неуместной, по мнению, Энн) поинтересовался, что именно они собираются пить на своем празднике. Девочки растерялись. Энн первая нашла достойный ответ.
- Хорошее вино какое-нибудь…
Разозлилась на неуверенность, отчетливо прозвучавшую в голосе, и гораздо хладнокровнее осведомилась у порозовевшей Эсты:
- Как думаешь, наши мальчишки пьют коньяк?
- Что ты, - у Эсты глаза округлились от ужаса. - Никакого коньяка не надо.
- Хорошо, - мудро усмехнулся брат. - Теперь мне ясно. Все будет в норме.
Эста дала ему деньги, и он исчез, оставив непонятное раздражение в душе Энн. Она заторопилась домой - нужно успеть привести себя в порядок. Эста просила прийти пораньше - помочь управиться с домашними делами, но Энн совершенно не хотелось возиться на кухне. Она решила появиться, когда будет пора накрывать на стол - тут уж без нее явно не обойтись.
Отец на работе. Это к лучшему - никто не помешает. Сумка с книгами засунута подальше от родительских глаз, колготки, заштопанные на колени - позор! - смяты в комочек и брошены в открытую пасть шкафа с нескрываемым презрением. Туда полетело бы и школьное платье, но Энн вовремя спохватилась - потом не отгладить, - и пристроила его на плечиках. Теперь - в ванную.
Пока набиралась вода, девочка критически оценивала свое отражение в зеркале и осталась вполне удовлетворена. У нее на самом деле была стройная фигурка и легкая, почти совсем незаметная угловатость подростка не портила общего впечатления. Кожа всегда чистая, Энн попросту не представляла себе мучений девочек ее возраста по поводу некстати появившегося прыщика.
Энн терпеть не могла горячей воды. Отец, купавший ее в детстве, не понимал, что его огрубевшая кожа по-иному воспринимает температуру, чем шелковистая шкурка дочери, и напускал в ванну чуть ли не кипяток. Поплескавшись в теплой водичке, Энн старательно вымыла голову, обмотала ее полотенцем и принялась за остальное. Прическу она решила сделать простенькую, слегка накрутиться, чтобы волосы стали волнистыми.
Ополоснув ванну, Энн прислушалась и, теряя спадывающие тапочки, нагишом проследовала в спальню. Она уже знала, что надеть к вечеру. Колготки она отвергла, у нее имелись импортные чулочки - полный отпад! - и кокетливо, все в кружевах, белье - подарок тетки. Оставалось только прогладить легкое розовое платье. Воротник у него завязывался спереди шнуром с золотистыми шариками на концах, и это очень нравилось Энн, поскольку она видела в этом намек на современную моду.
Время летело со скоростью света. Отец, слава богу, вернулся в хорошем настроении и даже разрешил ей заночевать в гостях, хотя раньше очень сердился, когда заходила речь о подобных вещах. Похоже, он и сам куда-то собирался, потому что попросил Энн отгладить ему галстук и рубашку.
К шести часам она была совсем готова, и нисколько не расстроилась, что ей запрещено покрывать ногти цветным лаком с блестками - косметикой Энн вообще не злоупотребляла. Подарок Эсте она уложила в замшевую сумочку - предмет зависти одноклассниц, надела плащ, попрощалась с отцом, пообещав звонить, и вышла на улицу.
Странное чувство испытывала Энн, пока добиралась до места. Ей было приятно, что прохожие обращают на нее внимание, и одновременно неловко. Казалось, взгляни кто-нибудь попристальнее, и щеки покроет румянец.
Энн пришла вовремя - девчонки совсем запарились. Она их милостиво освободила, любезно согласившись сервировать стол, и подружки улепетнули чистить перышки.
Длинный стол был придвинут ближе к внутренней стене гостиной, чтобы оставалось место для танцев. На нем уже стояла ваза с букетом цветов. Рядом с телефоном Энн заметила несколько небрежно брошенных поздравительных открыток. Приборы расставить не составляло труда, а вот уместить все наготовленное девчонками не представлялось возможным. Через несколько минут все было готово, но Энн чувствовала - чего-то не хватает.
- Ах да, где же вино?
Она хотела спросить Эсту, но тут появился ее брат со стопкой магнитофонных кассет, и Энн решила обратиться к нему, отринув смущение.
- Простите, - удивляясь своей светскости, промурлыкала Энн. - Вы, кажется, обещали достать…
- Безусловно, - ернически раскланиваясь, ответил тот. - Я это сделал. Оно в холодильнике. Вам помочь?
- Если вас не затруднит, - приседая, в тон ему ответила девочка.
Они отправились на кухню, и Энн просто ахнула, увидев, что холодильник буквально набит всякого рода напитками, в том числе, и безалкогольными.
- Неужели мы столько выпьем? - невольно вырвалось у нее.
- Я вам помогу, - серьезно пообещал Эстин брат.
- Все, наверное, не стоит выставлять? - засомневалась Энн.
- Вероятно, нет. Сколько вас будет?
- Человек десять, - неуверенно ответила девочка и поторопилась добавить: может, и больше.
- Вряд ли, - скептически заметил ее собеседник, осведомленный, как никто о несносном характере сестры. - Но даже если соберется весь класс, должно хватить.
- Девочки, скорее всего, пить не будут, - пренебрежительно заметила Энн.
- А вот это уже ни к чему. Праздника не получится, - забирая из холодильника толстые бутылки, деловито предостерег опытный кутила. Энн прикрыла дверцу и потерянно последовала за ним.
Праздничное убранство стола композиционно завершили грешные сосуды, увенчанные серебряными головками.
Откуда ни возьмись, вылетела раскрасневшаяся Эста. Пышное платье голубого цвета, беленькие туфли на высоких каблуках и мамина косметика делали ее взрослее. Только растерянное выражение лица выдавало девчоночье неумение скрывать чувства.
- Ну, как, - повертевшись на месте, спросила она подругу. Явившиеся вслед за ней девчонки поспешили заверить счастливую именинницу, что выглядит она замечательно. Энн присоединилась к хвалебному хору.
- Совсем забыла! - спохватилась Энн и вынула из сумки пакетик со своим подарком. - Поздравляю, милая Эсс. Будь всегда такой же красивой, как сегодня.
Подружки расцеловались. Эста была в восторге. Настоящий, взрослый подарок.
- Спасибо, Энн…
Эста хотела сказать что-то еще, но трель звонка отвлекла ее. Нужно было встречать гостей. Появились мальчишки. Они с порога хором прокричали поздравления и вручили растроганной Эсте большого пушистого медвежонка. Ребята нарушили честолюбивые планы Энн - выражение восторга по поводу ее подарка было слишком кратковременным. Они ее перещеголяли - игрушка очень миленькая.
Приход мальчиков внес оживление в девичью среду. Начался обмен колкостями, шутками, многозначительными гримасами и покашливаниями. Девочки кокетничали вовсю и безостановочно хихикали.
Подоспели и опоздавшие, среди которых был Лест. Утомленная ожиданием компания приветствовала их восторженными криками. Энн лишь холодно кивнула Лесту - тот до сих пор сохранял иллюзию насчет эфемерных "особых прав" на нее, надеясь на продолжение и углубление их отношений. В недобрый час позволила Энн ему себя поцеловать!
- Все в сборе, пора и за стол, - объявила Эста.
Возникла суматоха, однако хозяйка оказалась на высоте, указав каждому его место, чтобы сидели, чередуясь, мальчик-девочка. Энн села по правую руку от хозяйки, расправила платье и услышала над собой:
- Можно? Я никого не знаю из вашей компании, а с вами мы уже немного знакомы…
- Да, ребята, - закричала Эста, - это мой брат. Его зовут Рик.
Мало кто обратил внимание на ее слова среди общего шума и суеты.
- Теперь мы знакомы официально, - улыбнулась Энн соседу.
Тот кивнул и поднялся, взяв стоящую напротив бутылку. Сидящие за столом посмотрели на него с интересом.
- Разрешите мне, как брату виновницы торжества, начать сегодняшний праздник. Конечно, мы с ней не всегда живем дружно, но у кого не бывает размолвок? А вообще, она девчонка неплохая, верно? Поэтому стоит поздравить ее с тем, что тринадцать лет назад она осчастливила мир своим появлением на свет. Произведем в честь этого события праздничный салют!
Пробка хлопнула в потолок, давая девчонкам повод лишний раз повизжать. Из горлышка потянулся легкий дымок, а под хлынувшую пенную струю Рик не без изящества подставил бокалы: именинницы, Энн и свои. Потом наполнил еще несколько фужеров и подмигнул сидящему в противоположном конце стола Лесту:
- Давай, не стесняйся!
У Леста тоже неплохо получилось, только от волнения он весь пошел красными пятнами - боялся пролить хоть каплю. И пир начался.
Поначалу все получалось не очень складно: мальчишки дружно работали челюстями, а девочки, пытаясь завязать светскую беседу, конфузились. Выручил Рик. Он обращался с пустяковыми вопросами то к одной, то к другой участнице застолья, те, краснея, отвечали - чаще невпопад, так возникла иллюзия оживленного дружеского разговора. Вскоре развязались языки и у мальчишек. Оказалось, не такие уж они дурачки. Поведение же Леста Энн совсем не нравилось: он сидел, как сфинкс и гипнотизировал ее взглядом. Девчонки и так перешептываются, что кто-то в нее безумно влюблен. В том, что Лест влюблен безумно, нет никаких сомнений - разве нормальный человек станет так себя вести? Ежедневно названивает по телефону и молчит. Конечно, однажды Энн устроила ему взбучку и потребовала забыть ее адрес и номер телефона, но упорное молчание, когда она уже взяла трубку и готова говорить, любого может довести до белого каления. И если раньше Энн находила Леста симпатичным, то теперь он утратил в ее глазах половину своей привлекательности.
Рик включил музыку и закрутил в танце сестру. Они были отличной парой. Видно, здорово натренировались, пока родителей нет дома. Будучи в хорошем настроении, Эста призналась, что брат учился танцевать с ней, чтобы не ударить в грязь лицом перед партнершами на дискотеке. От мальчишеской компании отделился Лест. Сдержанный полупоклон, ответный легкий кивок головы, и мальчишеская рука с дрожащими от волнения (Энн была готова поклясться!) пальцами легла к ней на спину чуть выше талии.
- Да, - иронически подумала Энн, - тогда он был посмелее…
И чуть не покраснела, вспомнив кое-какие подробности. Танцующих пар заметно прибавилось, и даже в просторной гостиной стало тесновато. Пришлось умерить шаг, но от этого танец стал еще более интимным.
После первого тура устроили небольшой перерыв, убрали все лишнее со стола, мальчишки для храбрости еще по бокалу вина, а девочки для приличия чуть пригубили свое.
- А это, чтобы вы не заснули, - пошутил Рик, и комнату наполнила пульсирующая мелодия. Резкий и четкий ритм требовал соответственных движений, партнером в танце мог быть каждый, скованная ложно понятыми правилами этикета компания превратилась в веселую шумную толпу, лихо отплясывающую на горе соседям, живущим внизу. Рокот барабанного боя сменился замысловатым переплетением гитарного перебора и небесным ангельским пением органа. В полутьме Энн увидела рядом с собой Рика.
Танцуя с ним, Энн превзошла самое себя. Рука партнера уверенно направляла ее, а теснота заставляла ребят держаться очень близко друг к другу, так, что кружилась голова и глаза становились бездонными таинственными озерами. Лишь необходимость соблюдать приличия заставила их, в конце концов, разомкнуть объятия. Энн решила, что вино начинает оказывать на нее опасное воздействие, и отправилась с Эстой заваривать кофе.
- Лест тебя ревнует, - смеясь, сообщила Эста подруге.
- Вот как? - рассеянно спросила Энн. - К кому же это?
- К моему брату, - хихикнула Эста. Она была слишком занята, чтобы обратить внимание на поведение Рика и Энн.
- Пусть себе ревнует на здоровье, если ему хочется, - равнодушно пожала плечами Энн.
- Не боишься? - стрельнула острым взглядом Эста, оценивая хладнокровие собеседницы.
- Вот еще. Глупости, чего мне бояться?
- Любовь - штука опасная, - не в силах сдерживаться, захохотала Эста.
- Что ты выдумываешь? Какая любовь?
В кухню вошли еще две девочки, - разговор прервался.
Чашка кофе взбодрила Энн и она, сидя за столом и очищая яблоко, трезво оценивала приятельниц: чересчур громко смеются, не очень следят за собой (Энн мимоходом бросила взгляд на подол своего платья - все в порядке!) и вообще, ведут себя по-детски.
- Нравится?
Энн вздрогнула от неожиданности и оглянулась. Сзади стоял Рик.
- Извини, - сказал он.
- Что нравится? - не поняла девочка.
- Моя музыка.
- Да. Трудно доставать такие хорошие записи?
Рик был польщен:
- Нет, не особенно. Я давно этим занимаюсь, приобрел кое-какие связи.
Энн вздохнула:
- А у меня магнитофон стоит без дела. С приемника записывать не хочется, а хорошие пластинки достать сложно.
- Не может быть, - искренне удивился Рик. - Я думал, у тебя много друзей.
- Нет. Я не очень общительная, - вздохнула Энн.
- Вот уж никогда не поверю, - засмеялся Рик.
- Правда-правда. Я даже здесь не со всеми хорошо знакома.
- Мы же уже перешли на "ты". Значит, одним знакомством стало больше. Ты согласна?
Энн промолчала.
- Так что же? Будем дружить? - настаивал Рик шутливо. Энн кивнула, встала из-за стола и подошла к девчонкам, включившись в их разговор. Украдкой бросила взгляд на Рика - как он отнесся к ее поступку? - и мгновенно отвела глаза: юноша смотрел на нее, и то, как он смотрел, заставило сердце биться чаще, чем следовало.
Ребята под шумок наполнили бокалы и теперь требовали, чтобы девчонки присоединились к их тосту - что-то там насчет прекрасных дам. Рик снова включил музыку и направился к Энн, но с досадой увидел, что его опередили. Энн тоже была не слишком довольна, однако обижать Леста ни за что ни про что не хотела. Во время танца произошло чудо: Лест решился заговорить.
- Давно хотел спросить, как ты ко мне относишься? - голос у мальчишки был хриплым от волнения, да и смотрел он куда-то в сторону.
- К тебе? Очень хорошо, ты же знаешь, - беззаботно отвечала Энн, делая вид, что все ее внимание отдано танцу.
- Помнишь, ты запретила мне звонить?..
- Это было давно. Тогда я была на тебя очень обижена.
- Знаешь, ты мне очень нравишься…
- Не нужно сейчас об этом, Лест. Я могу неправильно понять.
Озадаченный поклонник умолк, а музыка тем временем стихла, и ему пришлось проводить Энн на место. Инициативу перехватил Рик. С ним разговаривать было сложнее настолько, насколько легче танцевать.
- Что же ты меня покинула, - пожурил он ее слегка, мастерски выполняя головокружительный поворот. Энн ответила не сразу, но, на ее взгляд, удачно.
- Очень уж быстрыми темпами развивается наше знакомство.
- И ты решила время от времени притормаживать? - Рик был в восторге.
Они поговорили о музыке. Рик очень много знал: имена популярных исполнителей и знаменитых ансамблей так и сыпались с его языка. Сразу видно заядлого меломана. Энн не понимала отдельных терминов, но ей льстило, что с ней разговаривают на равных. Девочку беспокоило только, как отнесутся подруги к тому благосклонному вниманию, с которым она принимала ухаживания Рика.
- Нельзя так часто танцевать с одной партнершей, - шепнула она Рику, выскальзывая из его рук в удобный момент.
- Твой брат хорошо танцует, - заметила она Эсте, помогая резать торт. Хозяйка взмахнула ножом и приняла горделивую позу. - В этом есть и моя заслуга, - провозгласила она. Девочки засмеялись - Эста была ненадежной хранительницей семейных секретов.
Веселье продолжалось далеко за полночь, а когда подошло время последней чашки кофе, выяснилось, что у Эсты остаются ночевать две девочки, и Энн решила: будет лучше, если она пойдет домой. Мальчишки шумно прощались в прихожей. Энн поправляла прическу у зеркала. Последним ушел Лест. По всему было видно, что сделал это он с большой неохотой. Тогда засобиралась и Энн.
- Разве ты не останешься? - удивилась Эста. - Мы ведь договаривались. Места всем хватит.
- Нет-нет, - решительно отказалась Энн. - Мне недалеко.
- Отец не разрешил? - понимающе сказала Эста. Энн не стала разубеждать подругу.
- Не беспокойся, сестренка. Я провожу Энн до самых дверей.
В прихожей появился Рик. Энн опустила ресницы, а легкий румянец на щеках можно отнести на счет выпитого вина.
- Вот кто настоящий рыцарь! Честь ему и хвала! - Эста сегодня явно была склонна к мелодекламации.
- Я живу совсем рядом, - вежливо попыталась отказаться Энн.
- И не выдумывай! Времени час ночи. Рику весь район знаком. Знаешь, сколько парней у него музыку переписывают?
- Тихо! Не разглашай фирменных секретов! - в шутку пригрозил Рик. Он подал Энн плащ и быстро натянул куртку.
- До свидания, Эста. Было очень здорово.
Девочки поцеловались на прощание, дверной замок щелкнул, и Энн с Риком остались один на один. Они медленно спустились по лестнице и вышли из подъезда. Стояла ночь - теплая и звездная. Каблуки Энн легко цокали по асфальту.
- Уф, хорошо, - вздохнул полной грудью Рик. - Люблю ночью бродить по улице. Тишина, никакой толкотни, суеты. Город выглядит совсем иначе в такое время. Хоть стихи пиши.
- А ты пишешь стихи? - замедлила шаг девочка.
- Нет, - засмеялся Рик. - И очень этим доволен. Пишут многие. И в основном - ерунду. А потом читают знакомым, чтобы услышать слова восхищения, лицемерно требуя, чтобы их критиковали.
- Почему же лицемерно?
- Да уж поверь, есть опыт. Поэты-любители, да и профессионалы благосклонно внимают только несущественным замечаниям, которыми не слишком старательно прикрывается откровенная лесть. По мне лучше совсем не писать, чем писать плохо. Вообще из всех видов искусства я предпочитаю музыку и кино.
- А книги?
- Из литературы - фантастику и о современной молодежи что-нибудь.
- Если ты хорошо умеешь танцевать…
- Ты тоже. И вообще… - Рик неопределенно развел руками. Энн терпеливо ждала, как же расшифровывается это "вообще".
- …и вообще, ты девчонка, что надо.
- Ой-ой-ой! Мне начинают говорить комплименты, - покачала головой Энн. Рик мгновенно очутился возле нее и обнял за плечи: Ты прелесть!
Некоторое время они шли молча бок о бок. Потом Энн решилась.
- Рик, не думай, что я специально тебя поддразниваю, но это не очень хорошо…
Внезапно ее щеки коснулись теплые мальчишеские губы с нежным пушком над ними. Энн остановилась, и Рик убрал руку, ожидая, что будет дальше. Девочка покачала головой. Она была очень серьезна.
Ребята стояли возле дома, где жила Энн. От соседнего подъезда метнулась тень и растворилась в темноте. Энн была уверена, что это Лест. Бедняга, - посочувствовала она ему. - Но что поделаешь…
- Вот я и дома. Спасибо.
- Извини. Я не обидел тебя?
- Я нисколько не сержусь, - Энн говорила искренне.
- Мы ведь еще увидимся, правда? - тихо спросил Рик, не поднимая глаз. - Мне бы очень этого хотелось.
Что могла ответить Энн? Она улыбнулась, помахала своему новому другу рукой и исчезла за дверью.
Л. ГАЙ

Номер 40, 2008

КТО?!

Ангел с серебряными крыльями летел сквозь звездную пыль к Земле. Его волосы пронзал ветер Вечности, кожу обжигал огонь хвостатых комет, проносившихся мимо, скорость резала тело кристаллами своих сгустков! Крылья сгибал неумолимый встречный поток Времен и Пространств...
Казалось, Ангел не сможет выдержать и... повернет обратно, или остановиться на полпути. Но он летел, все больше ускоряясь, перья отрывались от крыльев и серебряными молниями разлетались в стремительном вихре его полета! Он кричал, и звезды, вибрируя от этого ужасного крика, срывались с Небес и падали! Кровь рубиновыми каплями покрывала его прекрасное, совершенное тело, и Ангел кричал сильнее, от нестерпимой боли! Пространство пропускало его сквозь себя, терзая этой фиолетовой болью - болью Любви, стараясь остановить безумного Ангела, спасти от гибели... Но он рвал его своими крыльями и несся к Земле все быстрее, быстрее...быстрее...быстрее...успеть...застать еще живой...спасти...закрыть собой...успеть...
Лоб хирурга покрылся испариной, он посмотрел в глаза ассистенту, и тот понял... мгновения отделяют Жизнь от Вечности. Забирающий Души, наблюдал... Вздохнул - пришел его Час, подошел к операционному столу и занес лезвие над сердцем, бьющимся в открытой ране под руками врачей... Нож черным смерчем взвихрил воздух... Ангел, истекая кровью, камнем упал на тело прямо в этот страшный поток...и нож, ударившись о его серебряное крыло, отлетел и рассыпался на сотни мелких осколков... Забирающий Души мгновение постоял, глядя на два одинаково окровавленных и истерзанных тела, пожал плечами...и исчез! Ангел сполз на пол, перевел Дух...полежал без движения так, словно умер... поднялся, сел у стены и закрыл глаза. Свет заискрился в серебре его крыльев, заиграл всеми цветами радуги и, пульсируя сиреневыми всполохами, заполнил все вокруг!
Сестра отерла марлевым тампоном пот со лба старого профессора... Его ученик решительно взялся за скальпель...из-под повязки по лицу потекла хрустальная слеза... Они снова переглянулись, руки их слаженно замелькали над телом...от них летели золотые искры, разлетались в стороны и тонули в сиреневом Свете Любви! Ангел все также сидел с закрытыми глазами, он ждал...
Трудно дышать, значит, трубки еще не убрали, не буду думать об этом, дышать носом, носом...терпеть...так говорил анестезиолог перед операцией...все уплывает в темноту...
Ах-х-х...глубокий свободный вдох...вижу все окружающее как сквозь кривое стекло...все странное...бесформенное...щелчки тумблеров - отключают приборы...стук инструментов...
- Я вас всех люблю, всех люблю... всех!
- Доктор, гляньте, да она сама перебралась на каталку! Мы тебя тоже любим, девочка! Ты молодец, справилась!
- Хотите, я скажу вам, какие вы?
- Скажи, скажи, тебе сейчас полезно говорить... четыре часа на аппарате...Ну, какие же мы?
- Солнечные, от вас свет идет... сиреневый с золотыми переливами! Я и с закрытыми глазами вижу его!
- О как! Так и должно быть, мы же врачи! Ну, санитары, везите пациентку в палату, слава Богу, все закончилось хорошо!
Ангел встал и положил руку на край каталки, пошел рядом, помогая санитарам...
Ночью проснулась от нестерпимой боли, нет сил позвать на помощь. Кто-то склоняется надо мной, шелест крыльев, поцелуй - дуновение ветерка... Золотистыми глазами смотрит так, что все растворяется в этом взгляде: боль, страдания, обиды, рваные раны Души, отчаяние, одиночество, страх...
- Спи, все хорошо, я с тобой, всегда... Любовь моя! Спи!
Касаюсь пальцами его лица, такого родного... по телу разливается тепло, в тот же миг сон забирает меня...
Утро, рассвет только рождается... Какие-то голоса... Все, как в тумане...
- Смотри сегодня внимательно за этой из 7-й палаты, чудом жива осталась... Вчера врачи говорили... сами не знают, как удалось вытащить!
Ну, давай, расписывайся, что смену приняла... устала, пойду...
- Тяжелая, значит? Повезло мне! Кричит?
- Да нет, спокойная, ночью даже не звала ни разу! Я уж сама ходила смотреть, чтобы...ну...мало ли!
- Ладно, поглядим, чего и как! Иди, 6-ть уже!
Это они обо мне?! Господи! Кто же меня спас?! Кто?!
...в утреннем свете Солнца по небу летел Ангел с серебряными крыльями! На его теле не осталось и следа от ужасных ран, по лицу текли слезы... голубым дождем проливаясь на Землю! Он точно знал, что их обоих спасла Любовь!
Владимира Буянова

Номер 38, 2008

Жирная точка
Ненавижу пшенную кашу!
На воде, без соли, холодную и жидкую!
Ее, наверное, от моего вида тоже мутит ...
Диеты меня докапали, или я доконала диеты? Перещелкала, как орешки и выплюнула! Впору предложить себя в качестве наглядного пособия по диетомании. Не слышали о такой? Какая разница! А тех, кто каждую калорию в своей тарелке за хвост ловит, знаете? О-о, не пересчитать!
Это потому, я так думаю, что жир на нас в наказание за грехи нарастает. Да! Чтобы когда совесть просыпается - ей было что погрызть.
Каждый день, как на осадном положении. Жировая клетчатка миллионами маленьких глоток вопит: дай, дай, а то хуже будет!
Щас! Вот вам - фигура из пяти пальцев, на войне, как на войне!
Про спорт опять же, если кто тут ехидно подколоть собрался. Я в пинг-понг играю - мужики только так вылетают! Прыгаю, как мячик вместе со всеми своими жирами. Потом на фитнес и в бассейн. В сауне терплю до последнего. Хоть бы капелька вытопилась для приличия!
Моржевать пробовала. О-о-о я вам скажу! Не беритесь, кто похудеть хочет, не морозьте зря задницы! По-моему, моя жировая прослойка от этого закаливания, как вата разбухла. Предлог выбрала - для тепла, для обогрева
Последнее средство осталось, радикальное. Завтра на операцию по липосакции иду. Ишь, затряслась апельсиновая корка, ходуном от страха заходила! Разжалобить пытается - мол, свое, не жалко? Сейчас в психическую атаку пойдет, знаю я ее!
Пленных не берем!
Наталья Тенъковская

Восточный экспресс
- Вы умеете гадать на кофейной гуще?
Вся компания, собравшаяся за новогодним столом, дружно замотала головами.
- И я тоже. Ну, тогда давайте бумагу жечь и по тени на стене нам что-нибудь этакое покажется. Хотите?
- Здесь и так душно! Огонь, бумага… такая банальщина. Еще про карты вспомни и про блюдечко. - В нестройном хоре голосов ни одной оптимистичной ноты. Наелись, натанцевались, сейчас засыпать начнут под телевизор. Как бы не так, рано еще!
- А как тогда гадать? Гадать же полагается!
- Ну, если только по книге... - Произнес кто-то с сытой ленью. Удивительно, но протестов не последовало. Книгу Перемен и Большую энциклопедию забраковали сразу. К рассказам О.Генри отнеслись благосклонно, но выбрали почему-то Восточные сказки. Потрепанная книжица торжественно легла на коробку с конфетами, между шампанским и недоеденным тортом. Для придания соответствующей атмосферы потушили свет и зажгли несколько ароматизированных свечей. Решили не задавать вопросов, а взять у каждого по фанту и методом тыка смотреть, что кому выпадет.
- А как страницы и строчки определять будем?
Резонный вопрос. Но выход нашли. Телевизор все равно бухтит, рано или
поздно какие-то цифры там произносятся и вот искомое. Смотри-ка ты, собственное коллективное ноу-хау изобрели!
- Ну что, поехали? Сделайте звук погромче.
... Это уже его девятый Оскар. Кроме того, три номинации…
- Где там у нас девятая страница?
Пожелтевшая бумага пергаментно зашуршала. Не от нее ли пошел такой густой, обволакивающий аромат? Огонь свечей на мгновенье потускнел и вдруг разом вспыхнул ярче. Только это совсем не свечи, это коптящие масляные лампы! С одной стороны - тяжелая, кованая железом дверь, с другой - уходящая в темень узкая кривая улочка со слепыми глинобитными домами.
Сбросить наваждение, закричать, но чей-то властный голос очень явственно кричит над ухом.
- Что встала, опять по плетке соскучилась? А ну, пошла! Вперед, за всеми, HV отставай!
Придавленная черным покрывалом семеню за такими же испуганными спинами. Краем глаза отмечаю: мечеть, базар, площадь ... Восток, но какая страна, какой век?
- Эй, новенькая! - Непонятно кто это шепчет. Все женщины в этих черных одеждах, усевшиеся на циновки у холодного очага, бесформенны и безлики.
- Ну, не верти головой, Старшая заметит. Как все уснут - пойдем к колодцу. Вода в круглой чаше, как ковер: бархатное небо расшито крупными звездами и сияющей лодочкой полумесяца. Диковатый крик осла вспарывает звенящую тишину. Вздрагиваю и начинаю стучать зубами, то ли от холода, то ли от нервного напряжения.
- Смотри, что у меня есть! - Из-под чадры моей неожиданной подруги вынырнула рука с маленькой растрепанной книжкой. - Чего подпрыгиваешь? Сейчас гадать будем!
- Гадать, на книге!? Да я ... Боюсь теперь даже подумать ...
- Тю, а то никто не знает, как ты сюда попала! Ты что, считаешь, я здесь святым духом образовалась? Просто раньше тебя, только и всего. Ладно, давай начинать, а то еще увидит кто! Тут к книгам под страхом смерти прикасаться нельзя, захочешь - не найдешь!
- Но ты же нашла!
- А куда деваться? Хочется отсюда вырваться, только почему-то не получается.
В этот раз снова не получилось. И в следующий, и через месяц тоже. За это время я научилась прилично готовить плов, теребить овечью шерсть, раскуривать кальян и не попадаться за каким-нибудь сомнительным занятием на глаза Старшей.
- Давно надо было тебя предупредить, да все как-то не получалось. -Очередная холодная ночь у колодца заставила нас с подругой дрожать в унисон. - Главное, чтобы тебя замуж не выдали!
- Замуж? А что, могут? - Я испуганно подняла глаза.
- Еще как! А ты все время по сторонам зыркаешъ, когда гости приходят. Смотри, позарится на тебя какая старая ведьма для своего сыночка, плохо дело будет. Тогда точно не вернешься!
- То-то меня намедни толстуха, надушенная чем-то мерзким, обхаживала. Все выспрашивала; что я еще умею делать да как! У-у-у, сводня! Ты книгу нашла, не зря на базар отпрашивалась?
- А то! Уж я-то знаю, кому и когда глазки строить! Хоть бы получилось... Фу, пыли сколько! От поднявшегося серого облака до слез защипало в носу. А-п-чхи! Дома ничего не изменилось: только слегка оплыли свечи и за столом никого. Куда все ушли? Устали ждать хозяйку или...? Если второе, то даже страшно представить - как далеко их могла послать эта дурацкая книга! Вот она, захлопнуть и убрать с глаз долой. Долой все, на чем могут гадать глупые люди, не думая о последствиях в коварную новогоднюю ночь! Книги, журналы, газеты, открытки - они в моей квартире везде и повсюду. Решено - завтра генеральная уборка. А пока успокоиться, силы восстановить, согреться. Чаю горячего выпить с чем-нибудь сладким. Есть ведь торт и конфеты. Что за коробка в блестящей упаковке? Может шоколад? Кто-то принес, а вручить забыл. Точно, шоколад, а к нему записка. О, прелестнейшая! Мне доложили о Ваших дивных чарах и я принял решение соединить Наши сердца. Ваш почтеннейший Хозяин назначил дату свадьбы на ... Нет! Не хочу! Держите меня, держите крепче! Если сейчас отпустите, я никогда больше не вер....
Наталья Тенъковская

Номер 35, 2008

НА ГРАНИ
Полночь. Любопытная луна, заглянув в окно, осветила детские фигурки на продавленных панцирных кроватях с ветхим бельишком, обшарпанные тумбочки, настенные часы. Тик-так, тик-так.
Светловолосая девочка у окна приподнимается на локтях, вглядывается в противоположный конец комнаты.
- Ты спишь?
- Нет. Я слушаю.
Худое, "кожа да кости", маленькое тело, коротко стриженая голова. Напряженно вытянутая беззащитная шейка.
- Что?
- Часы. Они идут по-другому.
Блондинка прислушивается.
- Все как прежде. Тебе показалось.
- Нет. Замедлился ход. Звук стал тише, глуше. И от них исходит тревога. Кто-то умер.
- Где?
- Здесь. В больнице. На нашем этаже.
- Неправда. Ты просто хочешь напугать меня.
- Правда. У меня и мысли не было пугать тебя.
В палате воцаряется тишина. Вдруг белобрысая девчушка садится, пошарив ногами по полу, находит тапочки, решительно открывает дверь. Коридор слабо освещен дежурной лампочкой, слышится тяжелое дыхание больных, кто-то бормочет во сне.
Передвигаясь на цыпочках, девочка заглядывает в открытые двери палат. За столом, уронив на руки голову, дремлет медсестра.
- Все спят, - возвращаясь, сообщает она.
- Конечно. Никто не знает. Потом. Позднее.
- Я тебе не верю.
- Не верь. Мне все равно.
- Почему к тебе никто не приходит?
-У меня никого нет.
- Так не бывает. Кто - то должен быть. Мама, папа, дедушки, бабушки, братья, сестры. Родные или двоюродные.
- Никого нет.
- Где ты живешь?
- В интернате.
- А где твоя мама? Она... умерла?
Нет ответа.
Прости. Я не должна была спрашивать.
- Я не помню ее. Тик-так, тик-так
Девочка прикрывает глаза.
- Мама...
Легкие летящие шаги. Родной неповторимый запах. Мамочка говорит, это духи.
- Как спалось? Ласковые руки обнимают ее, гладят по голове.
- Нормально.
Слышен шум раздвигаемых портьер. Правой щеке сразу становится тепло. Солнце.
- Какое оно?
- Солнце? - догадывается мама.
- Да.
- Оно большое, теплое, ласковое.
- Такое? - Девочка разводит в сторону руки.
- Нет, - мама улыбается. - Больше, гораздо больше. Подожди.
Слышно, как она роется в коробке с игрушками, что-то ищет.
- Держи.
В левой руке появляется маленький резиновый мячик.
- Земля круглая как этот мяч. Ее так и называют: Земной шар. Она такая большая, что люди не ощущают, что идут по покатой поверхности.
А далеко- далеко от Земли находится солнце.
В правую руку вставляется мяч больших размеров. Рука отводится в сторону.
- Солнце гораздо больше Земли. Это огромный огненный шар. От него идут лучи, которые освещают и согревают Землю.
Мама говорит медленно, тщательно подбирая слова.
- Земля не стоит на месте. Она вращается вокруг собственной оси.
Мячик в руках девочки поворачивается.
- Поворот совершается в течение двадцати четырех часов. За это время день сменяется вечером, наступает ночь, и приходит утро.
- Ты покажешь мне солнце?
- Можно попробовать.
Мамочка придвигает к роялю стул. С легким вздохом открывается крышка. Звучат первые аккорды.
- Слушай! На востоке розовеет небо. Медленно, как будто нехотя, поднимается из-за горизонта солнце: "Вставайте, лежебоки!" Начинается новый день. Сбросив с лепестков жемчужные росинки, тянутся к солнцу цветы. Расправив и почистив крылышки, взлетают в небо птицы. И вот уже на всю округу разносятся их переливчатые трели. - Руки мамы легко порхают по клавишам, а глаза внимательно, следят за лицом дочки. - Наступает день. Становится жарко. Люди, изнемогая от зноя, снимают лишнюю одежду, прячутся в тени, включают кондиционеры. Счастливые те, кто может погрузиться в манящие прохладные воды реки. Поникают растения. Замолкают птицы.
Девочка невидящими глазами смотрит вдаль. Ее тело напряжено, на лбу блестят капельки пота.
- Но вот налетел ветерок, пригнал тучку. "Кап-кап" запели дождинки.
Тело ребенка расслабляется, пот исчезает:
- А если солнца не будет?
Мама перестает играть и садится рядом с дочерью:
- Это вряд ли произойдет. Возможно, через миллионы лет. Когда солнце остынет.
- И что будет?
- Наступит жуткий холод и полная темнота.
- Как у меня?
- Д-д-а.
Мама запинается, девочка чувствует, что она расстроена.
- Но ты можешь слышать, разговаривать, двигаться. Ты живешь, а без солнца жизнь не возможна.
- Значит, никого не будет?
- Да, наверное.
Мама растеряна. Ее озадачивают и пугают вопросы пятилетнего ребенка.
- Ты называешь меня солнышком. Ты тоже не сможешь жить без меня?
- Конечно, родная.
Мамочка крепко обнимает дочурку, покрывает ее лицо поцелуями.
- Ты мой самый любимый человечек. Ты моя радость. Ты мое солнышко.
- Ты тоже мое солнышко.
- А у меня мама и бабушка - вторгается в воспоминания голос от окна.
- Папа тоже есть, но они с мамой в разводе. Бабушка называет его " воскресный папа". Раньше он часто приходил, а теперь только по воскресеньям и то не всегда.
Соседка по палате горестно вздыхает.
- Наверное, скоро совсем меня забудет. И звонить не будет. Я его все время жду. В окно смотрю, а бабушка ругается и гонит прочь.
Девочка не отвечает. Тик-так, тик-так...
- Папа...
- Слушай, как журчит ручей. Вода, прозрачная и холодная, омывает камушки и стремится вперед все быстрее и быстрее.
Девочка сидит с мамой на скамейке, слушая и впитывая звуки природы.
Вот она шевелит пальцами ног, представляя их погруженными в ледяную воду. Ноги мерзнут. По телу пробегает озноб.
- Ты озябла? Посиди минутку. Я принесу что-нибудь накинуть.
Мать легко поднимается и направляется к дому. Незрячие глаза смотрят ей вслед. Как всегда, когда мамочки нет рядом, девчушку терзают чувства одиночества и потери.
- Вот и я.
На плечи ложиться теплая мягкая кофта.
- А это стрекочет кузнечик, и птицы поют сегодня как-то особенно прелестно.
- Я калека?
- Кто тебе это сказал? - В голосе явное огорчение и взволнованность.
- Ах, да. Я уходила за кофтой. Ты услышала разговор этих двух старушек, что сидели неподалеку.
- Да. Кто такой калека?
- Ну, это… - мама в затруднении. - Это человек, у которого поражены или отсутствуют какие-либо органы. Руки, ноги, слух… зрение. Ты очень расстроена?
Девочка чувствует на своем лице пытливый взгляд.
- Пожалуй, нет. Ведь это правда.
Разговор поспешно переводится в другое русло:
- Попробуй подобрать музыку к звукам, которые услышала на прогулке
- Хорошо. Я попытаюсь.
- Получилось? - интересуется мама на следующий день. - Ты мне сыграешь?
Девочка виновато опускает голову.
- Нет.
- У тебя затруднения? Нужна помощь?
- Мне не интересно. Прости.
- Ничего страшного. А что тебе интересно?
- Вот это.
Тонкие пальчики бегут по клавишам. Звучит мягкая ласкающая мелодия.
- Это ты, мамулечка.
Девочка останавливается и несколько минут сидит, глубоко погрузившись в себя.
- Достаточно, - шепотом говорит мама. - Ты устала.
- Подожди. Я сейчас. И она уверенно берет новый аккорд.
В звуках рожденной музыки слышится нетерпеливое ожидание, затем ее темп и характер меняются. Ожидание переходит в панику, паника в страх. Зародившись в глубине сознания, его крохотная частичка достигает гигантских размеров, вырывается наружу и покрывает всеобъемлющим ужасом Вселенную.
У девочки отрешенное лицо. Губы подергиваются в нервном тике.
- Прекрати! - кричит мама и затыкает уши.
- Прекрати сейчас же!
Музыка стихает. Руки медленно опускаются вниз.
- Что это было? - голос мамочки дрожит.
- Это когда тебя нет рядом.
- Я всегда буду рядом. - По ее лицу текут слезы.
- Хочешь сыграть еще?
- Да.
В аккордах недовольство и раздражение.
- Это папа.
Мать мягко снимает руки дочери с инструмента.
- Ты ошибаешься. Папа не такой.
В ее голосе слышатся фальшь и смятение.
- Такой. Он постоянно недоволен. Сердится по пустякам. И потом... девочка замолчала.
- Что ты хотела сказать?
- Он совсем нас не любит. Особенно меня.
- Откуда ты знаешь?
- Мне трудно объяснить. Я чувствую. Иногда я слышу, как он кричит на тебя.
- Ты не можешь этого слышать. Наша спальня находится в противоположном конце второго этажа.
- Я слышу. Только мне надо очень постараться. Я даже могу видеть. - Девочка начинает волноваться, чувствуя недоверие матери. - Конечно, не так как все. Это где-то внутри. Папа высокий и некрасивый. Когда он злиться, лицо меняется. Кажется, оно становиться красным. Я плохо разбираюсь в цветах. В этот момент у него трясутся руки, и он рвет бумагу.
Мать поражена.
- И часто ты так подглядываешь и подслушиваешь? - она старается, чтобы вопрос звучал шутливо.
- Нет. Мне не нравится, что он ругается.
Мама берет ладони девочки в свои, поглаживает, целует пальчики.
- Ты рассуждаешь как взрослый человек, а ты маленькая девочка, которой рано погружаться во взрослую жизнь. Просто живи и радуйся, что живешь, что есть мама, которая тебя безумно любит.
- Я постараюсь. И снова.
- Ты слышишь? В коридоре что-то происходит.
Белобрысая девочка припадает глазом к щели. В тусклом свете видны облаченные в белые халаты фигуры. Из последней палаты вывозят каталку. Под простыней прорисовываются очертания человеческого тела.
- Вы спите? - в комнату заглядывает медсестра. Девочка у окна усиленно сопит под одеялом. Дверь закрывается.
- Как там наш "особо тяжелый случай"? - врач вопросительно смотрит на девушку.
- Как обычно. Спит или делает вид, что спит.
- Ест?
- Принимает пищу. Она не испытывает потребности в ней, не чувствует вкуса. Ест, мне кажется, чтобы ее оставили в покое.
- Сколько она у нас? - врач листает карту больной - Месяц. И никакой положительной динамики. Что говорят психолог и психотерапевт?
Медсестра усмехается.
- Говорят: "особо сложный случай". Она не идет с ними на контакт.
- Как характеризуют ее в интернате?
- Очень замкнутый ребенок. За два года ни подруг, ни друзей. Блестящие способности. По уровню умственного развития значительно превосходит сверстников. Но интереса к учебе не испытывает. Исключение литература и музыка. Очень скуден социальный опыт.
- Все? - девушка кивает.
- Исчерпывающая характеристика. - Тон доктора полон сарказма. - Есть еще что-нибудь?
- Я говорила с ее домашней учительницей. Она подтверждает сказанное. Но есть и другие сведения.
Врач с нетерпением ждет.
- Девочка действительно умна и необычайно, невероятно талантлива. Обладает абсолютным музыкальным слухом и тонким восприятием. Педагог сказала, что по походке, манере разговора и модуляции голоса она может составить внешнее описание человека. Попадание в восьмидесяти случаев из ста. Еще выше процент оценки внутреннего содержания индивида. Девяносто пять из ста.
В моменты высокого душевного напряжения девочка способна видеть объекты, вызывающие у нее интерес.
- Да уж... - доктор подходит к окну. Подняв голову, долго смотрит на звезды. - Пожалуй, что-то подобное я предполагал. Лечить ее традиционными методами бесполезно.
Взгляд мужчины возвращается к звездам.
- Есть кто-нибудь близкий, способный вывести ее из этой эмоциональной спячки?
Медсестра отрицательно качает головой.
- Мать умерла. Бабушка тоже. Кстати, учительница отмечает тесную духовную связь девочки с матерью.
- Надо полагать, - хмыкает врач.
- Родных нет. Отец от ребенка отказался сразу после смерти жены.
- Он что, убогий? Нищий, еле сводящий концы с концами?
- Нет. Вполне успешный бизнесмен.
- Говорить с ним, как я понимаю, напрасный труд? Медсестра утвердительно кивает.
- Знаете, доктор, - девушка густо краснеет, - мне кажется, что она уже перешла грань, отделяющую жизнь от смерти.
- Что вы несете?! - доктор возмущен. - Вы же медик! Мы обязаны бороться за жизнь больного до конца.
- Я знаю, - девушка смело глядит ему в глаза.
- Я целый месяц не отхожу от этого ребенка. У нее в душе пустыня, где нет ни настоящего, ни будущего, только миражи, уходящие корнями в прошлое. И я молю Бога, чтобы наши реанимационные меры дали положительный результат.

***
- Ты боишься смерти?
- Что?
Слепая с трудом вырывается из вязкой сети воспоминаний.
- Нет.
- Неправда. Все боятся смерти.
- Значит не все.
Тик-так, тик-так...
Смерть... Девочка поворачивает голову в сторону часов, на лбу появляется продольная морщинка. Смерть... Сначала ушла Капа, умерла. Маленькая смешная собачонка. Как она потешно гавкала и скулила, пытаясь вскарабкаться на кровать! А потом, когда девочка помогала ей, в знак любви и признательности лизала лицо шершавым язычком.
- Мама, что происходит с людьми после смерти?
- Не знаю, милая. Никто не знает. Возможно, ничего. А может быть существует рай и ад.
- Что это?
- Ты еще слишком мала, чтобы думать о смерти.
- Ну, пожалуйста.
- В божественных книгах говорится, что люди, которые праведно жили на земле: не лгали, не обижали слабых, помогали себе подобным, попадут после смерти в рай, место, где нет мук и страданий. А те, кто грешили, окажутся в аду, и будут гореть на вечном огне.
- А ты куда попадешь? В рай?
Мама заразительно смеется.
- Очень надеюсь на это. Хотя и не могу сказать, что абсолютно безгрешна.
- А я?
- Конечно, в рай. Только знаешь, каждый сначала должен пройти путь, уготованный ему судьбу.
- В раю я буду зрячей?
- Конечно. Там нет больных и увечных. Но до рая еще далеко. И не известно, существует ли он на самом деле. Надо учиться получать удовольствия здесь, на земле. Как ты смотришь на то, чтобы съесть шоколадку и послушать книжку?
Мама тоже умерла. Девочка слышала, как на втором этаже папа кричал на бабушку.
- Как ты собираешься скрыть факт смерти? Куда уехала? А что потом ты ей скажешь?
Бабушка что-то тихо говорит отцу, убеждает. Тот упрямо настаивает на своем. Дальше слушать она не смогла. Девочка, бледная и безучастная, лежит на кровати.
- Послушай, детка, - бабушка осторожно берет ее за руку.
- Не надо, бабуля. Я все слышала.
Бабушка тихонько плачет.
Потом было кладбище. Красивая грустная мелодия.
" Реквием Моцарта", - сказал кто-то.
Девочка на ощупь извлекает из тумбочки детскую модель пианино, играет первые ноты бессмертного творения.
- Что это за мелодия?
- Да так. Инструмент возвращается на место.
- Чем ты болеешь?
- Не знаю. У меня ничего не болит.
- Тогда почему ты здесь? И ничего не ешь. Я слышала, врач говорил, что у тебя дистрофия.
- Я не хочу есть.
- Возьми мою шоколадку. Это очень хороший шоколад.
- Спасибо. Я его не люблю.
- А что ты хочешь? Скажи. Моя мама купит.
- Ничего. Я хочу к Солнышку.
- К солнышку?! - Девочка озадачена.
- Я не поняла. Ты хочешь на юг?
- Нет.
- Тогда что?
- Тебе не понять.
Девочки замолкают. Каждая погружается в собственные мысли.
- Почему ты не спишь?
- Я жду.
- Чего?
- Когда остановятся часы.
- Зачем? Они не остановятся. Их только вчера завели.
- Остановятся. Уже скоро. Ты услышишь.
На лице блондинки сомнение.
- Давай все-таки попробуем поспать. Хоть немного. Скоро рассвет.
- Спокойной ночи, вернее утра, - желает она и возится в кровати, устраиваясь удобнее.
- И тебе тоже.
Тик-так, тик-так.
Внутренний толчок - и девочка у окна мгновенно открывает глаза.
- Что случилось?
Глаза испуганно скользят по палате.
- Что-то не так.
Сжавшись в комочек, она тревожно вглядывается в полумрак.
- Часы! Нет, не может быть!
- Слышишь? - кричит она, - ты слышишь - часы остановились! - Не дождавшись ответа, девочка подлетает к соседней кровати.
- Ты слышишь?..
Слепая счастливо улыбается и поворачивает к ней изумительно похорошевшее одухотворенное лицо. В бездонных глазах мерцают лучи восходящего солнца.
- Я слышу...

Гусева Г. В.

СКАЖИ
Как много слез я уже пролила, и сколько еще их будет?! Что все это значит? Я должна отплакать за всех, кто встречается мне на Пути, или они потому и встречаются, что я еще не выплакала свой необходимый мини-мум? Кто подскажет мне? Может, я сейчас кривлю Душой?!…Наверное. Человек, если чего-то не знает, то чув-ствует это, несомненно. Чувствую, да, это есть, или, сказать точнее, не знаю наверняка, но догадываюсь. Догады-ваюсь, почему часто плачу в последнее время… Ах, Александр Дмитриевич, ушел из одной клиники в другую! Раз-ве от Любви убежишь, закроешься новыми заботами, знакомствами, другой спецификой операций?! Нет. Сорок. Порог. Что за ним?!
- Нужно что-то менять в Жизни! Нужно что-то менять! Я так прикинул, подумал и вот, ушел!
Господи, а я опасалась, что позвоню в следующий раз, а Вы мне скажете: "А я уезжаю в другой город (или другую страну)!" Спасибо, что Вы всего лишь переменили место работы, спасибо! И я снова плакала, теперь уже оттого, что мое предчувствие немного обмануло, но это "немного" спасает от тоски и ужаса за нас обоих. Накал моей внутренней Жизни стал таким, будто смотришь кино, старое, еще "немое", где все и всё движется быстро-быстро, едва успеваешь понять, что происходит! Так много сил нужно, чтобы это все вынести! Но я понимаю: Господь на-градил меня тем, чего я так долго просила. Все стремятся знать свое предназначение и мучаются, когда не удается определить, в чем оно. А я должна найти своего Мужчину, которого мне миллионы лет назад предназначил Создатель, Жизнь вырвала меня из его рук и теперь я летаю, словно кукушка, не зная Родины, Дома и Любимого, чья Душа - наполовину моя. Дорогая бабушка Маша, Царствие ей Небесное, рассказывала мне, когда человек уходит в Мир Иной, то должен перейти реку по мостику, перила которого - это наши добрые дела на Земле, если их много, то и перила будут длинные, а если нет, то держаться совершенно не за что! Мостик - тонкое бревнышко, едва ногу можно поставить. А идти нужно!
- Что же делать тогда, бабушка?!
- Можно позвать на помощь, но только одного человека и нужно быть абсолютно уверенным, что он придет!
- А если он не придет?!
- То и все оставшиеся перила отваляться, потому что за всю Жизнь человек не смог найти никого, кто рискнул бы за него вступиться! Так вот, мы должны найти такого, кто, не задумываясь, кинется выручать нас в любой ситуации.
- Что же толкнет его на это?!
- Любовь, девочка моя, только Любовь!
Вот Господь и разделил Человека на две половины: Мужчину и Женщину, которые являют вместе Единое Целое - Любовь, данную им на двоих, не для услады, а для того, чтобы удерживать друг друга и Мир в Равновесии. Только твоя Половина придет на помощь всегда, поэтому все люди и ищут ее, эту Половину, но не все находят. И не в каждое Воплощение можно этим заниматься, потому что тут важен еще один аспект: Половины должны идеально подходить к друг другу. Расшифрую этот тезис, для особо непонятливых. Изначально, когда Отец наш Всевышний делил Человека на две Части, они идеально сочетались, сложи - и никакого труда, совместились, как тут и было. Но. Души были разделены, и в потоке Вопло-щений, выполняя задание Господа, проходили различные испытания, трудности, приоб-ретали знания… То есть работали над Развитием своей Половины Души. И со Временем, кто-то из двоих стал лучше, а кто-то немного хуже, или просто опыт их очень разнился, да так, что теперь совместить их идеально стало невозможно. Кому-то, Мужчине или Женщине, нужно было еще несколько раз пожить и поучиться на Земле, чтобы дорастить свою Душу до того уровня, когда они оба снова будут стоять на одной ступени Развития. И только в этом случае две Половины станут Одним Целым, являя собой Любовь, из которой Господь их двоих и создал при Сотворении. Вот так это все непросто, трудно и неоднозначно. Мы оба "доросли". Поэтому, когда встречаемся, драгоценный Александр Дмитриевич, то Душа Ваша летит ко мне и ласкает меня, вьется вокруг и не отходит ни на один шаг! А Вы сами, при этом, сидите на расстоянии от меня и смотрите так, будто говорите: "Что меня к ней тянет? Джинсы какие-то нелепые надела, а к ним кофточка - вся в блестках, словно Новый год, косметики ни грамма, бледная, усталая, ботинки солдатские… Где тут Женщина?! А вот, что- то есть в ней такое, сам не знаю что! Тревожит!"
Само собой, видеть себя со стороны и не знать, что это ты сам, но подсознание-то знает, оно и толкает Вас ко мне! "Скажи ему, скажи, не молчи, словно ты не мучалась эти страшные миллионы и тысячи лет, истязаемая людьми и Жизнью, умирая от страха, боли потерь, совершенно одна, без Надежды и Веры! Почему же сейчас, когда ты знаешь, кто он, этот, по-земному, совершенно чужой тебе человек, молча сидишь рядом и только смотришь? Говоришь вообще мало, да и невпопад как-то? Где твое обаяние, общительность, опыт, в конце концов?! Многие мужчины замирали от твоего взгляда, сколько их боялось к тебе даже прикоснуться, зажигала сердца и мысли! Чего поникла теперь, когда он - твоя Половина, а ты создана для него и из него же, встань и скажи ему это!"
Слез моих он, конечно, не увидит, не знаю, может, догадается, или просто почувствует, как мне тяжело. Я знаю, на что способна, не нужно мне говорить, знаю. Но сейчас это все бесполезно, и, именно потому, что он не просто мужчина, он мой Мужчина, которого не проведешь дешевыми женскими уловками. Такого не сразить глубоким вырезом на груди, или короткой юбочкой, да и умными речами тоже! Его Душа так пронзительна и мудра, что я даже побаиваюсь того момента, когда он поймет, кто я. Куда же кинуться, в ванную - брить недельную щетину на ногах, или занять денег и купить новое белье, может, лучше сделать маникюр, педикюр, подправить морщинки - да и наплевать, что месяц голодной придется сидеть! Нет, сменить дурацкие джинсы и купить к ним хорошенький свитерок! Дура, дура, сорок лет теперешней земной Жизни и миллионы других, нельзя ничем исправить, подкрасить, изменить… Столько всего знаешь об устройстве Мира и прочих вещах, а туда же - белье, педикюр…Что есть, то и принесла…Как мне страшно, Любимый, потерять тебя снова, думать, как другие женщины будут целовать твои руки, лежа рядом в постели, словно ты совсем обычный, простой человек, а не тот Мужчина, ради которого я босиком, вся избитая Жизнью, шла по обжигающим углям Познания, чтобы догнать тебя, найти и никогда больше не расставаться! Как мне страшно и за тебя тоже, потому что я знаю, отчего мечется Душа твоя, и почему просит перемен и кипучей деятельности! Знаю! И ничего не могу сделать, боюсь, что ты не поймешь меня и прогонишь, если я вдруг расскажу тебе все. Да, есть жена, та, что родила детей, делил с ней стол, постель, дом… Почему нет, был даже счастлив, но чего-то неуловимо не хватало! Так живут миллионы людей, вроде все хорошо, но есть нечто, из-за чего страшно умереть внезапно, без всякой надежды понять причину этого "нечто"! А все потому, что и в этот раз придется прийти к Господу с пустыми руками, развести их в стороны и сказать: "Отец родной, прости меня грешного, но я снова один! Снова один, Господи! Один! Упал, переходя мост, кричал и звал, но Те, с кем я жил - только были рядом, и никто из них не был частью моей Души! Я опять не нашел свою Половину, которая, погибая сама, протянула бы мне свою руку и не отпустила ни за что! Прости меня, Отче, я огорчил тебя снова, ибо ничем не могу поддержать закон Равновесия в этом Мире, созданном из Твоей Любви, которую ты роздал нам, грешным, чтобы мы не погибали, опираясь на СВОЮ Женщину или СВОЕГО Мужчину, даря друг другу и Всему Сущему, Радость, Веру, Надежду и Любовь! Как мучительно и ужасно Время, проведенное в поисках, но оно наполнено Ожиданием Встречи! А теперь настал Миг, когда я понимаю, что не во что больше верить, и не на что надеяться! Где взять силы снова кинуться на поиски, родившись в муках, прожить очередную Жизнь, с ее болью, потерями и испытаниями, не имея никаких гарантий, что в этот раз я, наконец, найду свою Половину, и мы никогда уже не разлучимся! А в конце нашего Пути мы придем к тебе, Господи, крепко держась за руки, и возликует Мир, ибо восстановиться Равновесие и станет Целым то, что было разорвано! Любовь вздохнет с облегчением и обнимет нас Твоими Пресветлыми Руками, Отче!" Вот чего страшатся люди, часто даже не понимая, что именно заставляет их Души так тосковать и мучаться! Поэтому и я тоскую и мучаюсь, родной! Я нашла тебя, а что делать дальше, не знаю… Могу прийти, набравшись смелости, замахну рюмку коньяка, если учесть, что спиртного я уже года три вовсе ни в каком виде не принимаю, то эффект будет неплохой! Скажу, скажу, все, как есть, выложу! И что дальше?! Станем встречаться в "номерах"? Сольемся в порыве многовековой страсти? Поменяем всё и всех в нашей Жизни, купим стиральную машину "Электролюкс" и кухонный комбайн "Сименс", станем стирать и готовить, наступит Счастье…
Если бы можно было проснуться утром подле тебя, зная, что ты мой драгоценный муж, со всеми твоими капризинками, злинками, толстенькими пальчиками, родными кудряшками, хорошими и плохими привычками, всем- всем, что есть в тебе доброго и не очень, всякого, что дал Господь каждому понемногу… Наши дети уже бегают по дому, лает и резвиться их маленький пес…Я целую твои руки, как всегда утром, много-много лет и встаю, чтобы накрыть тебе завтрак, а ты, ворча, начинаешь просыпаться, такой мягкий, теплый, мой Любимый… Запах кофе и поджаренного хлеба летит из кухни… Потом, уходя на работу, поцелуешь меня совершенно привычно, как много-много лет, но Души наши взлетят в этот момент в Небеса, и снова вернуться…Не нужно воровать, прятаться и чувствовать вину…
Лестница наполовину темная, я ухожу домой, забегала на пять минут проведать, хотел подать мне пальто.
- Да, не нужно, я сама внизу оденусь, а то приучите меня к хорошему обращению, куда тогда девать плохое! Всех благ, до свидания!
- Забегайте как-нибудь еще! Домашним привет!
- И вашим тоже! Как-нибудь забегу!
На полутемной лестнице не видно, как я беру Вашу руку своей и пожимаю, отчаянный шаг, но это даже не я, а моя измученная Душа! Ну хоть это можно себе позволить! Не знаю, что делать, как поступить, не знаю… Закрыла бы тебя собой от всех бед, а ты только прижми меня к груди - и больше ничего не нужно! Но… Прячу от людей мокрое лицо… Ведь снег идет, это не слезы, нет, снег… Только он, почему- то, соленый!

Владимира Буянова, осень 2005 года

Номер 33, 2008

День ее рождения
Почему у нее такое хорошее настроение сегодня? Китти не могла понять. Обычно ей совсем не весело было идти на работу. Фи! Опять смотреть на этих сплетниц, которые только и знают, что болтать друг о друге гадости. Это ведь надо - во всем отделе ни одной девушки ее возраста! Есть от чего сойти с ума. Дуры-старухи целыми днями говорили о своих мужьях, перемывали им косточки. Или вообще о мужчинах. Тогда хоть совсем беги. Невыносимо было смотреть, как древние развалины, у которых своих зубов-то почти не осталось, рассуждают о мужчинах. И всегда смакуют настолько отвратительное, что Китти, как это ни глупо, краснеет. А сколько раз ее доводили до слез эти ведьмы… Приходилось бежать в умывалку и, размазывая по стеклу окна слезы, думать, что лучше бы вообще не рождаться на свет. Или быть миллионершей. Ах, если бы у нее было много денег! Главное - иметь капитал, а уж распорядиться им Китти сумела бы. Огромный особняк за городом и автомобиль последней марки, чтобы ездить на работу… Хотя, что это? Просто выезжать на прогулки. Правда, немного скучновато получается. Ездить на автомобиле, даже иметь несколько любовников… Нет, все равно. Китти чувствовала бы себя намного спокойнее, если б у нее в банке лежал миллион. А жить можно и по-старому. Зато уж если что не понравится - не надо долго раздумывать, как поступить.
На улице было приятно - солнечно и не жарко. В подземку спускаться совсем не хотелось. Быстро взвесив в уме за и против, Китти все-таки решила ехать. В запасе всего полчаса, а заработать еще один выговор - значит, испортить отношения с шефом. Они и без того натянутые.
Доставая из сумочки деньги, Китти подмигнула пушистому чертику, который таращился на нее из кармашка. Она купила его недавно у старика-нищего с романтической бородой и темными глубокими глазами. Хотя старик ничего не сказал ей, Китти поняла, что этот чертик будет ее талисманом.
Втиснувшись в переполненный вагон, Китти постаралась устроиться так, чтобы ее окружали женщины. Не очень-то приятно, когда парни, стоящие сзади, начинали будто случайно прижиматься к ней или - было и такое! - старались залезть под платье. Противно вспоминать… И парень сначала показался ей симпатичным. Вот гад! Она ничего не могла поделать и только топталась на месте да одергивала подол. А парень словно не замечал. Пришлось выскочить из вагона на первой же остановке. Из-за этого она первый раз опоздала на работу. Сегодня публика в вагоне приличная. Свободных мест, конечно, не было, и Китти опять пришлось всю дорогу стоять. Все, словно назло, выходили на ее станции.
Поднявшись наверх, Китти вздохнула - очень уж хорошо было на улице. Она растягивала удовольствие до последнего, а когда вошла в комнату, открыла окно у своего стола, постаравшись не обратить внимания на негодующий взгляд одной из мегер по фамилии Эбероут. Очень милая фамилия!
Своей профессией Китти гордилась. Каллиграфия - это вам не на машинке стучать. Придумывать замысловатые виньетки для букв и выводить их пропорции с математической точностью - настоящее творчество. Искусство, овладеть которым может далеко не каждый. Плохо только, что развернуться по-настоящему не давали. Нужно было количество, а требование писать каллиграфическими штампами выводило из себя. Но платили здесь неплохо. Ради этого можно похалтурить.
Работы сегодня много. Внушительная пачка бумаг означала, что до обеда даже привстать не придется. А после обеда Дронт-автомат, а не человек! - наверняка, притащить еще кипу листов с красной пометкой вверху… Китти бегло просмотрела несколько листов. Частные заказы. Нынче модно всякого рода поздравления и даже некоторые деловые послания писать от руки. Это считается хорошим тоном. Первыми так стали поступать крупные шишки, потом - все, кому не лень, чтобы походить хоть в чем-нибудь на сильных мира сего.
Читать рукописный текст гораздо приятнее, чем если он отпечатан. Машинные шрифты холодно-безжизненны. Они убивают слово. Китти никак не может привыкнуть, например, к книгам. Там пишутся иногда очень славные вещи, а буквы - словно безразличные ко всему букашки. Это неприятно. И немного пугает. Конечно, книги надо печатать. Их нужно так много. Китти не под силу переписать одну книгу за неделю, а машины это делают в течение час.
Размышляя, Китти не теряла даром времени. Она привыкла работать профессионально, не вникая в смысл текста. Это только мешает. А так - думай о чем угодно, рука сама машинально выводит аккуратные строчки. Ой! Вот и вывела! Ничего, можно подчистить, хотя и не разрешается. Если выполнять все инструкции, не на что будет купить пару чулок. Вот так. Ничего не заметно. Поехали дальше. Как там наш чертик поживает? Наверное, ему скучно в сумочке. Нужно будет посадить его на стол.
Ну вот, одно дело сделано. Можно потянуться и брать следующую бумагу. То же самое. Мигом сработаем. Интересно, любила когда-нибудь эта мымра Эбероут? Пожалуй - нет. Только и знает, что корпеть над бумагами. Наверное, в детстве ее все не любили и не играли с ней. Так ей и надо, так ей и надо… У нее и мужа-то нет. Но болтать о мужчинах - это она может. И кого у нее только не было: и с усами, и без усов, и лысый, и тощий, и толстый, и красавец с пронзительным взглядом. И даже знаменитый артист. И врать-то она не умеет… Молчала бы уж лучше. Самое интересное - никто ей не верит, бабы украдкой посмеиваются, когда та, увлекшись, начинает совсем завираться, но никто ей еще и слова не сказал. Ври на здоровье. Ну и характеры.
А этому болвану чего здесь надо? Работы у меня предостаточно. Ага, он к Эсте. Любопытно, что он ей приволок? Что-нибудь "ответственное". Будет война или нет? Лучше, чтобы не было. Убивать… И так жить всего ничего. Да еще работа. Что он ей принес такое? Самое интересное - всегда ей. А фантазии у нее ни на грош. Ну и плевать. Эсте такую работу дают потому, что она пишет как машина. Просто компьютер какой-то, а не человек. Так. Еще одно дело закончено. Сколько осталось? Много. Чертик, милый… Продолжим. Что тут у нас? Ох, рука затекла. Ладно, к обеду управлюсь.
Ходить на обед тоже можно по-разному. С тетками лучше не стоит. Противно. Смотрят друг за другом, как бы другой не оплошал. А если такое случится, остальные делают вид, что ничего не заметили. Но уж очень выразительно они это делают. Подумаешь, аристократы. Вечно треплются про калории и диеты, заглатывая при этом все подряд.
Поэтому Китти побежала в кафе на углу. Там очень симпатично и в это время почему-то бывает мало народу. Официанты - сплошь молодые парни. Ни одной девчонки. Тоже считается хорошим тоном. И нет дурацкой привычки обсчитывать клиентов. Все учтено в счете. Но все равно недорого.
Китти устроилась за столиком возле окна, выходящего в сквер. Отсюда видны цветы. Очень приятно есть, поглядывая на них.
Суп Китти не понравился, жаркое - ничего себе, а сок хороший - и она взяла второй бокал. Можно себя побаловать, когда такое хорошее настроение. Даже полезно. После еды можно посидеть, листая журнал. Здесь они сравнительно свежие, не затасканные до дыр, как в парикмахерских. Хорошо, что сюда не ходят ведьмы из отдела. А то этих журналов давно бы не было. Такие дамочки не думают о других. Их интересуют только собственные персоны.
Интересный парень прошел. Стройный, довольно симпатичный, но не воображает о себе невесть что. И не чурбан какой-нибудь. Любопытно, какая у него девушка. Наверное, умненькая, очкастенькая. Или наоборот - красивая пустышка. Этих Китти просто не переносит. Слишком задирают нос. Презирают абсолютно всех, если ты не суперкинозвезда.
Ну ладно. Пора уже идти. А то опять эти дуры начнут шептаться и говорить пошлости. Как они умеют обижать! Будто специально обучались в специальной зловредной школе.
Бесчувственный робот Дронт опять принес кипу бумаг. Просто невозможно. Все-таки машинки и компьютерная графика не такие уж плохие изобретения. Печатает Китти вполне прилично, с электроникой же пока была на "вы". Но собиралась заняться ею всерьез, прекрасно понимая, что мода на рукописные тексты недолговечна.
К концу дня Китти совершенно вымоталась. И только выйдя на улицу, вспомнила, что завтра у нее свободный день, а впереди - целый вечер. Поразительно, куда девалась усталость! Китти как на крыльях летела домой. Даже теснота в подземке не раздражала как обычно.
Китти захлопнула дверь и закрыла ее на задвижку. Скучная черная юбка полетела в угол, рабочая кофта - туда же. Быстро под душ! Нужно еще просушить волосы и навертеть на голове что-нибудь этакое… Фен барахлит. Как-то раз, вооружившись отверткой, Китти разобрала корпус, ничего не поняла в немудреных внутренностях дурацкого аппарата и тщательно упаковала все обратно, втайне надеясь, что псевдопрофилактика поможет. Не тут-то было. А покупать новый… Нет, нужно экономить.
Осторожно расправив новые чулки, Китти подмигнула чертику, сидящему возле распахнутой косметички на туалетном столике. Потом медленно, чтобы продлить удовольствие, стала натягивать один чулок на ногу. Когда новые чулки надеваешь первый раз, это ни с чем несравнимое ощущение. Потом уже не то. Даже после стирки. Первый раз - это священнодействие. Потом - ежедневная молитва перед сном: Господи, сохрани и пошли здоровье маме, папе, бабушке, дедушке, тете, дяде и мне…
Критически прищурившись, Китти глянула в зеркало. Она любила себя такую - в трусиках, лифчике и чулках. Очень милая девочка. Стройненькая… Хоть и проказница, потому что показывает язык сама себе. Симпатичный, впрочем, язычок. Розовый, не слишком длинный… Но больше достоинств у своего языка милая девочка не нашла.
Китти спешила - скоро начнется вечер в телепарке. Она пропустила всего пять вечеров. Есть счастливчики, не пропустившие ни одного. Когда постоянные посетили заработают пять жетонов отличия за победу в конкурсах, они получат специальный приз и трехмесячный абонемент. У Китти всего один жетон и на награду она не рассчитывала, ей просто весело на этих вечерах. Там все хорошо устроено, отличная музыка и за порядком следят. И еще, ко всему прочему, ведут передачу по телевидению. Не удивительно, что сюда рвутся все ребята и девчонки города. Билеты надо покупать недели за две, а то и месяцем раньше. И то с трудом. Стоят они дорого, поэтому Китти идет в телепарк к самому началу, чтобы ничего не упустить. Ей все интересно.
Немного подмазавшись, Китти схватила сумочку с мелочью, билетом и чертиком и бросила на прощанье воздушный поцелуй своему зеркальному отражению.
Ужас, что творится в подземке! Ей же все ноги отдавят. Но раздумывать было некогда, да и поздно: четверка молодых ребят сзади в один голос сказала: Оп-ля! И втиснула Китти в переполненный вагон. Ее сжали так, что Китти едва не расплакалась. Однако через несколько мгновений освоилась и с помощью острых локотков и каблучков проложила себе дорогу к стене. Сидящие ребята, может, и уступили бы ей место, но встать было просто невозможно. Поэтому, чтобы скрыть смущение и рассеять неловкость, они начали немного хамить.
- Может, сядешь ко мне на колени, - предложил один подбадриваемый ерническими ухмылками своих приятелей. Китти окинула его оценивающим взглядом и только собралась поехиднее ответить, как вдруг кто-то умудрился наступить ей на ногу. Девушка ойкнула, мстительно двинула ногой назад и с удовлетворением почувствовала под острым каблуком мягкую кожу ботинка. Вслед за этим она услышала сдержанное ругательство и бухнулась на колени пригласившего ее остряка, успев пролепетать: "С удовольствием!"
Парни воззрились на нее с дикарским удивлением и немым восторгом, а тот, на чьи колени она плюхнулась, точно окаменел и за всю дорогу не вымолвил ни слова и не шевельнулся ни разу. Ребята тоже ехали в телепарк и ревниво оберегали Китти от остальных пассажиров. Когда настала пора выходить, Китти поднялась с затекших, должно быть, колен добровольца, разудалая компания мигом создала в толпе живой коридор, чтобы девушка свободно вышла из вагона.
- Какие милые ребята, - подумала она, прячась за деревом в телепарке, - но нужно от них как-то отделаться. Я вовсе не хочу танцевать с ними весь вечер. Она фыркнула в кулак, наблюдая, как растерянно топчется с мороженым в руках парень с отсиженными коленями.
Контрольная надпись о начале трансляции еще не загорелась, но музыка уже играла. Китти заглянула на танцплощадку и пошла бродить по мягким тропинкам парка, иногда дотрагиваясь до листьев, прохладных и нежных, или прикладывая руку к шершавой коре деревьев, теплой и доброй. Быстро темнело. Воздух словно густел, но вдыхался легко и заполнял грудь ароматом более тонким и чистым, чем у самых лучших духов.
Глянув на часы, Китти увидела, что до начала осталось несколько минут. Она свернула к центральной площадке и успела размяться в танце со случайным партнером. Это занятие ее развлекло и глупое волнение отступило. Как ни странно, Китти всегда волновалась перед началом передачи. Ей казалось, что все телекамеры направлены только на нее, а выглядит она на экране будто бы ужасно смешно.
Загремели позывные. Китти приподнялась на цыпочки и увидела, как на сцене появились ведущие. Они приветствовали публику, в ответ раздался оглушительный рев. Последовали дежурные остроты, с вкраплением сиюминутных импровизаций. Операторы с камерами засуетились, показывая крупным планом смеющиеся лица. Китти видела передачи из телепарка и знала, как это выглядит на экране: одно лицо сменяет другое, наплывая на него или возникая словно ниоткуда.
Грянула музыка. Китти кто-то толкнул, но когда она повернулась, никого не было. К ней пробирался длинный и тощий парень. Вдобавок в очках. Китти сразу узнавала, когда ее хотели пригласить. Легко понять по глазам. Длинный ей не понравился, но отказывать не хотелось. Посмотрим, как он танцует.
Партнер оказался на редкость забавным. Уж очень он потешно выглядел, чересчур старательно выделывая руками и ногами замысловатые фигуры танца. В перерыве этот циркуль попросил Китти и в следующий раз танцевать с ним. Смешно! Китти неопределенно мотнула головой и отошла в сторону. Очень надо! Танцевать
с таким долговязым. Похоже, он не прочь проводить ее до дома. А это совеем уж ни к чему. Будет смотреть на нее бараньими глупыми глазами и держать руку в липких ладонях, не пуская домой, когда больше всего хочется под душ и в постель.
Отвязаться нетрудно: нужно просто нагрубить ему, и глаза станут обиженно-изумленными, а губы задрожат, словно он вот-вот расплачется. Почему ее всегда идеализируют? Мальчишки! Лестно, конечно. Только надоело. Так и подмывает рявкнуть: "Не лезьте ко мне с вашими идеалами! Я обычная девчонка по имени Китти, а вы - мечтательные дураки. Ничего не понимаете. Сидите лучше дома, витайте в облаках, пропадите вы пропадом и оставьте меня в покое!
- Что? Ну, давай.
Китти так накручивала себя, что едва не прозевала приглашение. Этот вроде ничего. Только чересчур задается. Танцует так, словно он один на свете и никакой Китти не существует. Или это у него маска такая специальная. Имидж. Забавно, когда мальчишки строят из себя суперменов с каменными лицами. Иногда даже не по себе становится. Может, на самом деле такой.
Как он процедил сквозь зубы: "Благодарю вас…". Наплевать и забыть. Была охота с манекеном танцевать.
Вечно в этом телепарке что-нибудь придумают. Фонари разноцветные крутятся в разные стороны, а теперь вот - стробоскоп. Значит, будут играть "Ледяной водопад". Ой… какой мальчик… Идет ко мне. Честное слово.
- Давай. Зачем тебе знать, как меня зовут? Ну, Китти. Не "нукитти", а просто - Кити. - Вот смешной! - Много. Я старше, чем твой старший брат.
Самому-то сколько?.. Смотрите, как он умеет. Ладно, я тебе сейчас…
Фу, запыхалась. А он ничего. В смысле танцует недурно.
- Нравится. Да, говорю, нравится. Моя любимая песня. Мороженого?.. Хочу я мороженого или нет? Вот дура… Ладно, хочу.
- Можно. Куда пойдем? - Теперь придется пошлость говорить. - Ты знаешь, я деньги дома оставила…
Ну, это уж и вовсе невежливо - отмахиваться. Хорошо, что хоть не сказал ничего. Пожалуй, можно с ним сходить. Только бы не предложил выпить. Придется уйти. Разбаловали их девчонки - отказываются просто из желания набить себе цену.
- Хорошо, что здесь никого нет.
Что я говорю, дура. Я ему, кажется, нравлюсь. Иначе не пригласил бы.
Нет, давай здесь, за столиком.
О чем говорить? Как назло - ни одной мысли в голове. Зато он не теряется. Не слишком ли боек?
Вкусное, правда. Нет, хватит.
Не влюбилась ли я в него? Ведь он совсем мальчишка.
- Побежали. Самое интересное начинается. У меня уже есть один жетон. Кажется, я расхвасталась.
Вечера в телепарке всегда кончаются быстро. Но еще целый час будет играть музыка, а потом еще час парк будет открыт. Первый раз Китти ушла досрочно. И первый раз ее провожал парень. Болтает, как ребенок, о мотоциклах, но слушать приятно.
- Может, пойдем пешком? Где ты живешь?
- Далеко. И я на шпильках.
- Как вы ухитряетесь танцевать в такой обуви…
- Попробуй - узнаешь.
- Я сразу ноги переломаю. Лучше не рисковать.
- Для рокера ты очень уж осторожный.
- Жаль, я сегодня без колес. Прокатились бы с ветерком.
- Заманчивое предложение.
- Хочешь, поймаю такси?
- Ты миллионер? - Ни за какие коврижки в машину не полезу.
- Нет, автомеханик. Вернее - подручный. А ты учишься?
- Работаю.
- Кем?
- Художником-графиком.
Чуть было не соврала. Художника-то из меня не получилось.
- Красиво переписываю всякие бумаги. Еще мы делаем рекламные надписи, макеты журналов и книг, заставки для телевидения…
Стоп. Совсем завралась.
- Чудно. В жизни не мог больше двух строк исписать аккуратно. Царапал, как придется.
Похоже, он все-таки школьник. Подрабатывает в гараже папаши. Или на бензоколонке. Может, это и лучше? А вдруг я у него первая? Тогда плохи дела. Так уж водится у школьников - первую девчонку обязательно бросают. Вторую уже могут взять в жены, а первую обязательно бросят. Странно. Первый раз спокойно выслушиваю разглагольствования о технике. Об этих дурацких мотоциклах. Замолчал. Не знаешь, что сказать или стало скучно?
- Погляди, какие камешки.
- Это ювелирный. Знаешь, а вот я хотела бы стать миллионершей и делать все, что захочу. Только то, что захочу.
- Подделка. Стекло. В лучшем случае - стразы. Настоящие лежат в сейфах.
Готова спорить на что угодно - мечтает сейчас, как ограбит магазин и преподнесет бриллиантовое колье своей подружке. Или мне?
- Миллионершей - не интересно. Делать, что хочешь, можно всегда.
- Всегда? Иной раз страшно не хочется на работу, а надо.
- Так не ходи.
Нечего будет есть, не во что одеваться…
Ишь ты - не ходи. Конечно, если тебя кормят и одевают папа с мамой.
- Возьми в магазине.
- Без денег? Украсть, значит. И попасть в тюрьму.
- Не попадайся. Или и там делай, что хочешь.
- А если я не хочу сидеть в тюрьме?
- Убеги.
- Поймают.
- Значит, ты просто не умеешь делать то, что хочешь. И тебе не на кого жаловаться.
Мило он рассуждает. Что с него возьмешь - младенец. Не хотелось мальчишку отшивать, да придется… Как холодно по вечерам на улице. Ну вот, догадался под руку взять. Ладно уж, пусть подержится. Так теплее. Ох, сколько еще шагать! Нагуляюсь сегодня на всю жизнь!
- Может, возьмем все-таки мотор?
- Не надо. Или ты устал?
- Нет. Правда, так лучше? Я подумал - ты устала.
Пожалуй, не стану его прогонять. Не потому, что влюбилась. Ничего я не влюбилась. Уйди он сейчас - не заплачу.
- Смотри, вон звезда горит.
- Не вижу.
- Стань сюда…
Полезешь обниматься - прощай, мальчик.
- Теперь видишь?
- Ну и что?
- Из моего окна никогда звезд не видно. И ночи не бывает. Реклама. Светло, как днем. Пока шторы не задернешь - ни за что не уснешь.
Оказывается, я счастливица. Никаких реклам напротив. Любуйся всю ночь на звезды.
- На этой улице я живу.
- А который дом?
- Еще не скоро.
Буду считать шаги. Раз, два, три, четыре… Обнял за талию. Дурачок! Так ведь идти неудобно. За плечи обнять боится. Правильно боится. Слава богу, убрал руку. Самому же теперь неловко. Мучайся теперь. Считаем шаги. Раз, два…
- На каком этаже ты живешь?
- На шестом.
- Я на втором. У нас свой дом.
Если он механик, может, фен починит? Надо спросить. Только не сейчас. Решит, что в гости зазываю. Мотоцикл - не так уж плохо. Джинсы есть. Правда, про рокеров болтают всякое…
- Здесь я живу.
Что же он теперь делать будет? Взял за руку. Неужели обнимет? Вот нахал… Нет, просто подержал.
- Ты сейчас к себе пойдешь?
Глупыш! Куда же еще? Не будем отвечать.
- Можно тебя до подъезда проводить?
Попробуй. Точно, у двери поцелует.
- Я приеду завтра. Завтра?..
Два, три, четыре, пять… Как громко стучат каблуки. Восемь. Дверь. Так. Рука на плечи. Ну, смелее… Какой он… Нет, хватит…
- До свидания!
Быстрее наверх. Сердце стучит. Волнуюсь - вот глупая! Теперь тихо. Все спят. Вот я и дома. Помашу рукой из окна. Пока, мальчик! Если очень хочешь, найдешь меня завтра. Дурашка! Не уходит. Нет, сегодня - все. Это слишком - так много за один вечер. Чего ты смотришь? Меня уже не видишь. И свет я не включу. Побежал… Волнуется ли он, как я? Быстро под душ. Не бросай юбку - помнется. Завтра поглажу. Как приятно вытянуться, размять ступни ног…
Чертик уже давно спит у себя в сумочке. И девочка сейчас будет спать. А он придет завтра. Только никаких кино. Лучше уж здесь посидим. А потом все ведьмы лопнут от злости, когда он будет ждать меня после работы на своем мотоцикле.
Джек Флеш и Джулия Венсдей

Номера 31, 2008

Нет, за границу я жить не поеду. Что у них там яркого, интересного, необычного? Живут спокойно, раз-меренно, сытно. Скукотища.
Вот в Америке, говорят, как утвердили Конституцию в середине восемнадцатого века, так и живут по ней. Не это ли признак косности и застоя?
То ли дело у нас. Сколько их было, Главных законов? Один, два, три, четыре, пять. А сколько еще будет?!
И чего мы только не строили " в основном, в общем, в целом!" Помните, как "наш паровоз вперед летит" мчались в светлое коммунистическое будущее? Но Россия есть Россия: то ли машинист был пьян, то ли стрелочник с похмелья, проснулись - Ба!- а мы уже в капитализме, загнивающе-процветающем.
Наступил период окончательного разбазаривания народных... Ой! Началась эпоха первоначального накопления капитала. Жить стало лучше, жить стало веселей. Вот опять же, Америка. Им там, бедным, и поговорить не о чем, кроме как о борьбе американских дамочек за эмансипацию. А у нас каждый день новость и пища для разговоров. То рубль подешевел, то доллар подорожал, то цены на шестьдесят процентов подскочили, то зарплату на пять подняли.
Были мы "товарищи", стали " госпо-да".
Вчера в супермаркете подхожу к кассе с булкой черного хлеба, а кассирша спрашива-ет:
- Чем госпожа платить будет - наличными или кредитной карточкой?
Мелочь, а приятно.
А потом в автобусе господин госпожу "сукой" назвал. Я как услышала слово "сука", давай по сторонам вертеться: вдруг собаку без намордника в общественный транспорт завели. Я их, собак то есть, до смерти боюсь. Кручу головой, а тетка в золоте вежливо так дядечке профессорской внешности отвечает:
- Сам козел!
Ко мне в гости из глухой Российской глубинки подруга приехала, жена моего двоюродного братца. Живут они с мужем в убогой деревеньке с патриархальным бытом, ведут натуральное хозяйство. Вернее, пашет Светка, а супруг лишь указания издает. В деревне-то всего тридцать жителей и осталось. Кто помер, кто в город за хорошей жизнью подался. Так родственница как цену на хлеб увидела (дома - то сама печет), глаза из орбит вылезли. Так и спит до сих пор с открытыми.
Отправились мы с ней на рынок. Светка, наивная деревенская девушка, думала по дешевке шмоток накупить.
- Смотри, - говорит, - какие босоножки миленькие, вон те, с двумя тоненькими по-перечными полосками. - На цену поглядела и глядела, глядела, глядела...
Примерно через неделю я точно такие же в магазине увидела. Тоже за полторы тысячи, только долларов. В чем, думаю дело: босоножки-то один к одному.
А продавщица говорит:
- Видите, на подошве под каблуком наклеечка - это знак фирмы, в нем, дескать, все дело.
Ходим со Светкой по рынку, мечтаем, что купим, когда разбогатеем. Читаю на па-кете с порошком: Если вы покупаете килограмм, двести граммов получаете бес-платно.
Спрашиваю у торговки:
- А нельзя ли мне эти двести грамм в отдельный пакетик насыпать?
Тетка на меня глазами зыркнула:
- Думаешь, одна такая умная? Стала бы я здесь за одни проценты корячиться.
Заходим после вояжа в подъезд, а там существо среднего рода делает себе внутри-венное вливание. А рядом еще человек пять страждущих.
- Что с тобой, милый - бросилась к нему Светка, - может скорую вызвать? Зачем самолечением занимаешься?! А он в ответ:
- А я, тетенька, медицинскую практику прохожу.
- А это кто? - не унимается подруга?
- А это пациенты и ассистенты. Пошла вон, старая колоша, весь кайф ломаешь! За-шли в квартиру.
Галка, дочка моя, Светке говорит:
- Чо-то у тебя правое ухо распухло, не простудила ли?
Светка бегом к зеркалу:
- И, правда, - кричит, - распухло. Ой-ей-ей-ей, больно-то как!
Уж не знаю, то ли простудилась она, то ли ухо информационному потоку бойкот объявило, только пришлось нам в больницу тащиться. И Галку с собой прихватили для моральной поддержки.
- Слушай, - шепчет мне в больнице дочка ,- ты только не проговорись, сколько мы за прием заплатили. От инфаркта ле-чить еще дороже встанет.
Врач Светланку давай крутить-вертеть. В уши - палочки, в нос - трубочки, молоточком перед глазами поводил, давле-ние измерил. Я-то понимаю, что он гонорар отрабатывает, а Светка пуговки на блузке расстегивает и глазами по кабинету шарит: гинекологическое кресло ищет. Я ее толк-нула и шепчу в здоровое ухо:
- Ты что, стриптиз показывать со-бралась? Не напрягайся, за прием уже за-плачено. Осмотрел эскулап подругу и важ-но говорит:
- Ничего несовместимого с жизнью я у вас не нахожу. Главное, здоровый сон, полноценное питание и физические упраж-нения.
А в целях профилактики пропейте этот антибиотик нового поколения, - и ре-
Светка робко спрашивает:
- А антибиотик зачем? Может про-сто борным спиртом закапать?
Доктор взглянул на нее поверх оч-ков:
- Кто из нас врач, вы или я? Сказа-но пить - значит пить! Болезнь легче преду-предить, чем лечить.
- Какую болезнь? - испугалась Све-тик.
А он:
- Ту, которой нет, но когда-нибудь может быть.
В аптеке Светка как увидела ценни-ки на лекарства, так за голову схватилась. Галчонок, добрая душа, спрашивает:
- Что, совсем плохо? Вот сейчас выпьешь таблеточку и пройдет ушко. А Светлана головой трясет
- Не надо от ушка, голова заболела.
- Уф, - вздохнула с облегчением дочь,- голова не ... ухо, перевяжи и лежи.
Да, в славное время мы живем. Се-мимильными шагами движемся по пути ев-ропеизации. Были у нас конторы - стали офисы. Были бутерброды - стали гамбурге-ры, были ... Впрочем, лучше не продол-жать.
Оскудел, видимо, "великий и могу-чий". Не хватает в нем слов для нынешних господ и вчерашних товарищей.
Петька Скворцов, мой сосед, в слове "Здравствуй" все десять лет учебы четыре ошибки делал. Зато теперь важный человек, бизнесмен. На иностранном шпарит. Встре-тила его, он так вежливо шляпу приподнял:
- Гутен таг, соседка!
- Как у тебя, Петюша, с грамматикой, - спрашиваю, - слово "Здравствуй" писать научился? Таблицу умножения выучил?
- А зачем? - удивляется, - главное, чтобы голова на плечах была! Несказанно рад встрече, а теперь, простите, спешу. В итальянский ресторан на бизнес-ланч.
Нет, никогда я не устану восхищаться нашими людьми, открытыми, общительными, искренними в проявлении чувств. Куда до нас чопорным англичанам. Иду по перрону, а рядом мужичонка семенит. Головой по сторонам вертит и нежно так к себе бутылку водки прижимает. Вдруг голос дикторши:
- Электропоезд до станции Выпивохино прибывает на первый путь.
Мужик вздрогнул, бутылка выпала и вдребезги.
- Ах ты, зараза, - всхлипнул мужик, и грозно так невидимой дикторше:
- А ну, повтори, сволочь!
- Повторяю...
И тут, вот уж радость так радость, Светкин муж пожаловал. Как бы для по-мощи на наших трех сотках. На самом деле, чтобы за женой шпионить.
- Что же ты - говорю,- трактор не пригнал? Вспахал бы огородишко.
А сама так выразительно на его руки смотрю. Доподлинно знаю, что он ничего тяжелее ложки отродясь в руках не держал. И молоток от стамески едва ли отличит.
А он:
- А что, надо было? - Почесал за-тылок и спрашивает: - А за дизтопливо кто платить будет?
Через два дня после его приезда подходит ко мне Светка:
- Нас - говорит, - Славка прогуляться приглашает до памятника Пушкину.
- Какая, - отвечаю, - к черту прогул-ка? Он с тобой и в молодости один только раз прогулялся, до сеновала. А потом сразу в загс почапали.
- Сама удивляюсь, - пожала плечами Светка.
Учинила я братцу допрос с пристра-стием, а он молчит как партизан.
- Пойдете, - говорит, - тогда скажу.
А подруга муженьку:
- Паспорт захвати, надо билеты на обратный путь купить.
Славка заюлил:
- Да зачем сейчас, рано еще, успеем.
Я ему:
- Ты что как уж на сковороде вертишься? До второго пришествия здесь жить собираешься? Быстро документ в зубы и вперед!
Славка к рюкзачку подскочил, порылся.
- Все, - говорит, - полный порядок.
А у памятника двое бритоголовых в кожанках стоят.
- Ну, - спрашивают, - где бабки?
А Славка на нас рукой показывает.
- Вот. Две штуки, как и велели. Даже тащить не пришлось, сами пошли.
Мужики сначала глаза вытаращили, а потом за животы схватились.
- Ты, блин, что, русского языка не понимаешь? "Капусту" гони. На фиг нам эти рептилии.
А Славка уперся:
- Нет, - говорит, - о капусте договора не было, где я вам овощ возьму? Велели ба-бок притащить.
Мужики от смеха на землю повалились. А потом один, видимо, глав-ный, паспорт Славке протягивает.
- Ну, ты и отстой! На, держи свою краснокожую. Прощаем долг за достав-ленное удовольствие.
Потом уж он нам рассказал, что в поезде в карты играл. Продулся, конечно. Вот паспорт у него в залог и забрали. Сказали, чтоб без бабок не появлялся.
- Тащи, - говорят две штуки, а то мы тебе счетчик поставим.
А Славка им:
- Спасибо, конечно, но нельзя ли стоимость счетчика из долга вычесть?
А еще по радио сообщили, что сред-няя зарплата по стране равняется тринадцати тысячам. А вот и неправда. Галкин начальник, Петя Скворцов дубль два, каждый месяц пятьдесят тысяч без премии имеет. А дочь, дипломированный специалист, с премией четыре. Ну-ка разделите сумму, сколько будет?
Славку я почти люблю, а куда де-ваться, родственник ведь, но его мерзкую привычку за стол в трусах садиться нена-вижу. Раз стерпела, другой стерпела, а по-том не выдержала.
- Слушай, - спрашиваю, - долго ты еще будешь в семейниках пищу прини-мать?
А он глазки от тарелки поднимает:
- Что ты раньше-то не сказала? Я бы снял. Слышь, сеструха, - подкатывает он ко мне, - дай денежек.
- Зачем? И почему у супруги не про-сишь?
- Так она раньше дала, теперь твоя очередь.
Долго сопротивлялся, потом при-знался все-таки, что игровыми автоматами увлекся.
- Что, совсем сдурел, - спрашиваю. - Эти автоматы настоящие акулы капитализ-ма: ням-ням - и нет денежек.
- Неправда, - возражает, - вчера сам видел, как мужик полтыщи выиграл.
- А сколько автомату подарил, не поинтересовался? Вон Семен с первого этажа начисто продулся, теперь на паперти стоит, милостыню просит.
- Просадил квартиру, дачу и жену с детьми в придачу, - кричит из кухни Гали-на, поэтесса доморощенная.
А Славке все равно неймется:
- Вдруг повезет?
Уехали, наконец, дорогие родствен-ники. Скучно стало. К счастью, выборы подкатили. Сижу, голову ломаю: кому свой голос отдать, тем, кто о престиже страны печется, или тем, кто обещает пенсии под-нять и цены снизить.
- Нашла о чем думать, - говорит со-седка, - беги к больнице, там представители партии серо-буро-малиновых своим сто-ронникам бесплатно сгущенку дают. Толь-ко паспорт прихвати, чтобы данные списа-ли. Не слышала, часом, где еще отоварить-ся можно?
Гусева Г. В.

Номера 25, 2008

Земные и небесные
Рутинная работа уже действительно достала до смерти. Нет прыткости былой. Конечно, были и мы рысаками. Но ведь была цель. Теперь - ничего.
Куришь себе на балконе и думаешь о вечности. Правда, сигарета уже третья подряд, да и думаю я, похоже, не о том. А о чем?
Жду.
Чего?
Интересно. Немного трусится, но что же там, за этим общением?
Радость, беда или понимание чего-то нового?
Загадочность и необычность происходящего возбуждает.
- Ну что же ты молчишь, гадина? Наглая сволочь. Заинтриговала - и в кусты.
- Убью!!! - я уже не выдерживаю, потому что кончились сигареты, да и курить, пожалуй, уже не хочется.
- Не надо, - еле слышное шуршание в голове, похожее на голос.
- Ага, - радуюсь я. - Здесь ты падаль! Здесь! Что же затаилась, гадюка?
Ожидание длится неимоверно долго, но чую я - здесь они, однако ответа нет.
Подождем - и не таких видали.
- Мы… не… можем. Ты… думаешь… только… о… себе…, не… о… нас.
Ты… просто… не… хочешь… нас… слышать. Захочешь… - услышишь. Нет… - значит… нет, - бесконечные паузы не дают сосредоточиться, но смысл предельно ясен.
Хотят поговорить. О чем, черт вас побери?
Да, уж. Здесь уже приходится думать мне. Зачем они здесь? Чего бояться? Меня, что ли? Или просто того, что с ними общаться не буду? А если я им нужен, то зачем?
Вопросы, вопросы, вопросы.
Ответ, конечно, есть на каждый вопрос, только где он?
В себе или вовне? Извне ответ будет другой, может, и вовсе мне непонятный, чужой ответ. Искать в себе - самокопание не всегда приводит к добру, а чаще совсем наоборот.
Ищи - свищи.
Где?
В чем?
Ищи ответа по белу свету.
Задумчивость мою прерывает шуршание в голове.
- Хотим просто пообщаться.
- Опять. Мы уже общались, и мне не понравилось. Однозначно.
- Мы не общались - мы пытались познакомиться.
- Не совсем удачно. Знакомых я сам себе выбираю. А кто навязывается - значит, неспроста. Подумать надо.
Но думается как-то не очень, и я кричу:
- Что же вам надо, твари поганые? Хотите нас завоевать, так вон как у Уэллса будет - передохните все! Сдохните как бешеные собаки. Все сдохните. Идите к чертовой матери.
- Тише. Тише. Тише. Ты слишком громкий, и поэтому нам больно.
- Убирайтесь, - уже спокойнее говорю я, вернее, думаю.
Шуршание листьев переходит в нежный шепот, но меня не взять на такие уловки.
- Требую ответа, - я в самом деле очень сильно сержусь. Видимо, оттого, что меня держат за дурака.
- Тише, тише, тише, - все так же успокаивает голос, - мы ничего не знаем о поганых тварях, чертовой матери и Уэллсе и многом другом. Но хотим узнать. Разве нельзя? Мы просто хотим узнать.
Что они интересно хотят узнать? И главное, зачем? - размышляю я.
Долгое их молчание наводит на мысль, что они просто ждут вопроса. Задал - ответят. Нет - значит, молчание.
- Что? - спрашиваю.
- Что, что? - эхом откликаются они.
- Что, что, что, - передразниваю я, - вы что, попугаи?
- Нет, а ты?
- А то, конечно, попугаи, - сержусь я.
- Что - а то?
- А то, а то, а то! - взрываюсь я, - довольно, гады. Да вы просто издеваетесь надо мной.
- Мы просто не понимаем.
- Из маленького непонимания рождается большая вражда, - изрекаю я.
Мол, вот вам. Чтобы знали, что и мы не лыком шиты.
- Не понимаем.
- Ну совсем тупые, - констатирую я.
Вдруг прорезывается другой, более тихий голос: "По-моему, это он над ними издевается".
- Заткнись, гадюка. Я еще не издевался над тобой, а только над твоим дружком.
Полная тишина, а затем тихий шепот. Он меня слышал. Невозможно.
И вновь наступила тишина. Долгая, невозможно долгая тишина.
Когда мне наскучило ждать, обращаюсь к ним: "То у вас - не бойся, не бойся, а то сами испугались. У меня-то страха нет. Говорите, какого вам черта надо?"
- Черт нам не нужен, - наконец, слышу ответ, - да и как мы понимаем, нет его. Пообщаться просто хотим. Просто мы… ну, скажем, туристы.
- И издалека? - ехидничаю я.
- Не знаем.
- Этого вы не знаете, этого вы не понимаете. Из какого дурдома.
Опять тишина. И, вообще, замечаю, что все ответы приходят с какой-то задержкой. Как будто долго раздумывают, чтоб не ошибиться.
- Почему долго не отвечаете?
- Долго? Да нет. Просто думает один, а отвечает другой.
- Это что же - ты с переводчиком?
- Можно и так сказать, но скорее, с напарником. Ей легче войти с тобой в контакт. Она здесь давно. Я недавно. Но ты уже услышал меня.
- Она - значит женщина, - задумался я. - Да нет у нас ни мужчин, ни женщин. Ты не понимаешь. Может, она стать и матерью, и еще кем-нибудь. Просто ты захотел ее так называть - ну и называй - мы не против. Я вот почти уже воин.
- Забавно. Кем хочешь стать, тем и будешь?
- Нет. Только тем, чего ты достоин.
- Да бог с вами. Если она давно здесь, то это не туризм, а разведка. Ясно, что вы что-то ищете.
- Мы думаем, что нашли.
- И что же?
- Тебя.
- И что же во мне такого интересного?
- Просто с тобой хороший контакт. Ты - другой. Расскажу потом. Не сейчас. Сейчас рано. Другой - и все. Пойми, мы просто хотим общаться.
- Все у вас потом, все у вас загадки. Хорошо, давай будем общаться. Но как?
- Все просто. Если ты не захочешь - мы не сможем говорить с тобой. Захочешь - будем. Должно быть обоюдное желание. Иначе ничего не будет. Вернее, будет, но неправильно. Каждый будет говорить сам с собой. А вот тебе стало интересно, и мы вместе.
- Так уж и вместе? Надоели вы мне. Убрались бы отсюда, пока я совсем не рассердился.
В голове наступила полная и неожиданная тишина.
- Ну ладно, я пошутил, - никакого ответа.
Они, что потеряли желание общаться, или я их напугал? А мне стало интересно, чем наше общение закончится.
- Эй! Ну ладно, не сердитесь, я пошутил. Говорю же - пошутил. Будем общаться. Только раз вас двое, мне надо узнать ваши имена.
- Зачем наши имена. Убить хочешь? - неожиданно резко прозвучал голос.
- Чтобы различать вас, а то я вас путаю. Непонятно, кто говорит.
- Называя, как хочешь, а имена наши тебе ни к чему.
- Ну, раз "переводчица" здесь давно, пусть будет "Земная", а ты, видимо, с неба свалился, поэтому будешь "Небесный". Вы довольны?
- Красиво, но неправильно. Но раз ты так хочешь…
- Пусть так и будет! Раз никто не против.
И начались у нас неприятные беседы. О том, о чем, о смысле жизни.
Я уже совсем начал привыкать к моим ночным посетителям, но что-то не заладилось. Стали они более сдержанными, задумчивыми. И вообще, все разладилось.
Неизвестно, почему. По крайней мере, мне.

Mr. Паркинсон

Номер 24, 2008

Беспокойство
День как-то сразу, с утра, не задался.
Все пошло не так.
Чертов автобус никак не приходил, ехать с пересадками себе дороже, но все равно пришлось, чтобы не опоздать.
Опоздал все равно.

Конечно, сразу же навстречу идет начальник.
- Так, так, - промычал он.
- Это вы просто раньше пришли. Наверное, чтобы создать нам фронт работ для улучшения нашего общего уровня.
- Вы же всегда думаете о нас больше, чем о себе, - с милой улыбкой сообщаю ему, предупреждая его "наезд".
Начальник слегка побледнел, затем медленно покраснел и продолжил:
- Приходить позже меня можно, - он задумался.
- Но не всем, - подняв вверх указательный палец и внимательно на него посмотрев, он что-то увидел в этом символе власти, и заключил:
- Похоже, ВАС, - он сделал ударение на "вас" - очень сильно повысили в должности. Неужто в министерство пригласили? Только ну очень большие начальники позволяют себе такое обращение со мной.
- Мы, что, уже расстаемся? Если нет, а мне бы очень хотелось расстаться, то попрошу вас написать объяснительную.
Не успев открыть рот, увидел только удаляющуюся спину, до боли похожую на садовую скамейку.
- Премии не видать, это и дураку ясно, а дурак, похоже, я…
Рабочий день радости как всегда не принес.
Всем что-то было надо, причем никто не знает, что именно. Просто сделай хорошо, а как - дело твое. Сам догадайся. Почему это мои дела - мне лично непонятно, но никто не собирается объяснять.
Когда можно уйти наконец-то домой, оказывается, что всюду пробки, и добираться домой придется в два раза дольше.
На время поездки отключаюсь от всего: и хорошего, и плохого.
Наконец-то приехав к родным пенатам, иду на рынок - надо хоть что-то купить поесть, потому как чувствую, что в холодильнике у нас пустовато.
- Дай пятьдесят копеек, - подлетает какой-то "бомж".
Делаю поворот вправо, пытаясь подойти к другому киоску, но другой, такой же, перехватывает меня.
- Тебе что, пять рублей жалко.
Мне, в самом деле, жалко даже и пятьдесят копеек, а тем более пять рублей. По крайней мере, для таких дегенератов. Поэтому я ухожу влево, убыстряя шаг.
- Да бог с ней, с колбасой, - размышляю по дороге. - А то подойдет еще какой-нибудь бультерьер, и вдруг попросит ее одолжить. Тут уж не поспоришь. Придется ведь отдать.
Куплю-ка я лучше пива.
Но у пивного киоска немедленно подходят два хмыря и с претензией на интеллигентность вещают:
- Извините нашу навязчивость, но не одолжите ли вы десять рублей?
- Просто свинство какое-то, - думаю я, разворачиваясь в другую сторону и направляясь в пивной бар.
- Кружку пива, - успокаиваясь и размышляя о превратностях жизни, направляюсь к столику.
Не тут-то было. Невесть откуда вылезший "бомж", возможно, тот же самый, немедленно появляется возле меня.
- Оставь пивка.
Отворачиваюсь от него, но неожиданно он сует свой палец в мою кружку с пивом.
Где он ковырял своим пальцем - большой вопрос. Палец был каким-то черно-синим. Надеясь, что это не заразное и, сдерживая тошноту, оставляю кружку на столе. Чтоб он подавился моим пивом.
Выбегая наружу, понимаю, что с пивом придется обождать.
Надо снимать стресс.
Поэтому иду в винный отдел за утешением. Русские, как известно, утешаются исключительно водкой. И в горе, и в радости.
Ее и беру родимую.
Дома опять новость - на столе записка: "Мы с детьми уехали к маме".
Кому мама, а кому и теща.
Есть, конечно, по этому поводу нечего, и я так понимаю, что кушать придется водку - ведь колбасу-то я так и не купил. Сухарик на закусь какой-нибудь найду.
По "ящику", как обычно, хрень какая-то.
Водка не идет. Конечно, шашлыков нет, а под кислые яблоки - не то.
Поспать что ли?
Не спиться.
Только начинаешь засыпать - то ли шуршит что-то, то ли в башке шумит. Это что типа "осыпает мозги алкоголь"? Только с чего бы? Выпил всего ничего.
- Надо покурить, - самое мудрое в таких случаях решение.
По дороге в туалет замечаю, что тени движутся как-то не так. Не за мной, а как-то сами по себе. Тени-то не мои будто. А чьи тогда? По коже побежали мурашки. Не то чтобы страшно, но непонятно, и оттого еще более неприятно. И вообще, какие тени, если окна зашторены.
Нет света - нет теней. Но они есть. И еще движутся.
Отблески? Но от чего?
Ясное дело, лучшее средство против всяких там теней - свет, но как тогда спать. К такому я непривычен.
Надо принять снотворное, то есть допить водку - наш "спасательный круг".
Помогает.
И я забываюсь, хоть и тяжелым, беспокойным, но все же сном.
- Ну и пусть!
***
Назавтра настроение не улучшается, хотя мое семейство и явилось домой.
Стало еще хуже.
Появилось ощущение, что за мной наблюдают. Не следят, а наблюдают как за лабораторной мышью. Премерзкое чувство.
И так весь день. Работа кажется каторгой.
Быстрее домой и забыться сном - единственная мысль, которая была в моей голове.
Но не тут-то было.
Нету сна, и водки, кстати, тоже.
Ну, только забылся, было, сном - светло.
Опять будильник не зазвонил, а очередного опоздания начальник точно не простит. Быстрее одеваться.
Гляжу на часы и вздрагиваю - три часа ночи. Ну что за ерунда. Светло ведь.
Выходя на балкон, понимаю, что не так уж и светло.
Свет какой-то синий, и все замерло. Примерно как при включении стробоскопа. И теней как будто нет. Как на фотографии что ли.
Срочно бужу жену, а вдруг мне привиделось.
Она открывает один глаз и, посмотрев в окно, изрекает:
- Наверное, северное сияние.
- Дура, ну и дура. Мы что, в тундре что ли?
- Сам дурак, - резко замечает она и, переворачиваясь на другой бок, лицом к стене, заканчивает, уже мягче:
- Ну, луна светит, ну еще что-то. Мне ведь вставать в такую рань, а ты со своей ерундой, придурок. Когда отдыхать-то. Оставь меня.
Ну, как можно разговаривать с такими тупицами?
Ведь она видела, значит, это не глюки.
Вот что только делать с идиотским ощущением, что тебя кто-то зовет.
Тебя, не тебя, но зовет. С этим-то как. Бред какой-то.
Вспоминаю, что мне, кстати, тоже рано вставать, и я уныло ложусь рядом со своей благоверной.
С ней тепло, хорошо. Есть, конечно, недоговоренности, но, засыпая, думаю:
- Ну и пусть!
***
Очередной вечер.
Все так и тянет выйти на балкон покурить. Противиться нет сил.
Может, опять это "сияние" будет. Оно, конечно, странное было, но какое-то завораживающее. Однако ничего такого нет.
Размышляю, что бы кому-то нужно в моей бедной голове. Откуда эти заморочки? В голове-то ни одной путной мысли. Так, винегрет какой-то.
А вдруг, это уже белая горячка, мания преследования и что там еще?
Необходимо посмотреть медицинский справочник. Так ведь начитаешься - найдешь и то, чего и не было. И главное - поверишь.
Но этот чертов синий свет?
А в наступающей темноте деревья начинают приобретать необычные формы, то ли зверей, то ли людей. Может, игра теней, но все вокруг замерло, а деревья на глазах меняют свои очертания.
Неясный шелест начинает сливаться в какие-то слова.
Или это в голове шумит с перепугу, или опять же: "Как в осеннюю пору листву, осыпает мозги алкоголь".
- Не бойся, - ясно слышу в своей бедной голове.
- Да пошел ты!
- Не бойся.
- Что бы скис - зараза!
Все, это уже чересчур. Завтра же иду к врачу.
- Не бойся.
- Не бойся.
- Не бойся.
- Ну, кому что надо от меня?
А в голове гудит: "Надо, надо, надо".
Покоя нет и, похоже, не будет. Какого же черта вам всем надо? Что-то надо - ясно. НО что? И почему Я? Вот в чем вопрос.
- Покой нам только снится, - наверное, так будет лучше.
Залезаю с головой под одеяло, но голос преследует меня и во сне.
- Ну и пусть!
Mr. Паркинсон

Номер 21, 2008
Такси
Клены мирно шелестели, стряхивая капли только что пролившегося дождя на чугунную ограду. Закатное солнышко улыбалось воцарившейся чис-тоте и задремавшей у окна старушке. Развешанные по стенам деревянного сараюшки пестрые венки чуть позванивали бумажными лепестками. Вдруг в ласковой колыбельной зазвучала фальшивая нота. Зашипели шины, хлопнула дверца и лицо бабули заслонила тень.
- Эй! Кто-кто в теремочке живет?
- Чего кричишь, окаянный!? Всех клиентов мне распугаешь!
- Каких клиентов? Здесь и нет никого. - Для убедительности парень в стильной безрукавке оглянулся вокруг себя.
- Кричи больше, так их точно не будет... Ишь, нашел место глотку драть!
- А может тут духи отовариваются? - Парниша дурашливо прищурил глаза.
- Тьфу на тебя! Как есть окаянный, еще кого накаркаешь! - Бабка глотнула воздух для следующей атаки. - Да как у тебя язык ...
- Все, все, все! - Водитель примирительно поднял ладони. - А про язык это правильно, он, как известно, до Киева доведет. Я ведь только спросить хотел
- Это Тихая 23?
- Ты что ж, не видишь, где стоишь? - Старушка чуть не задохнулась от гнева.
- Это что тебе - улица?
- Да вроде все правильно, вызов отсюда, диспетчер адрес дала, еще сказала -заправка рядом, от нее поворот налево. - Парень почесал затылок. - Вон заправка, вон поворот.
- Какой вызов? Кто у нас тут вызвать может? Куда? - Бабуля начала брызгать слюной. - Людей сюда привозят, это уж как полагается. Но чтобы обратно кто собрался уезжать - этого не бывало!
- Уважаемая, что ж, по-вашему, я сам решил ни с того ни с сего сюда зарулить? - Водитель тоже занервничал. - Мне что сверху сказали, то я и делаю!
- Сверху? Ты что, в святые апостолы метишь, может тебя Петр или Павел зовут? Прости меня грешную... Святые угодники, услышьте мои молитвы! - Бабка в сердцах несколько раз перекрестилась. - Может ты теперь решаешь, кого и куда доставлять?
- Еще чего! Ну ладно, пока вы меня не покусали, скажите: Тихая 23, это адрес вашей хибарки? Или вон еще церковь виднеется, там какой номер?
- Ах ты, богохульник! Не может Храм святой под номером числиться! Да я тебя сейчас...
Довольно увесистый венок, что лежал на подоконнике, с легкостью метнулся из бабкиных рук. Но долететь до головы водителя ему было не суждено. Фигура в подоткнутой церковной рясе, до этого вдали ловко перепрыгивавшая через лужи на кладбищенской аллее, успела приблизиться к спорщикам. Венок разноцветным хомутом плюхнулся на шею батюшке.
- Ты, что, Акимовна, сдурела?
Бумажные соцветия с трудом покинули так некстати подвернув-шуюся шею.
- А вы, молодой человек, могли и поторопиться. Сколько не выглядывал -нет и нет. Телефон как назло барахлит. Тоже мне такси под названием "Один момент". Вас за смертью посылать! Поехали!
Брызнув гравием, машина скрылась за поворотом. Акимовна в сердцах захлопнула окно. Вроде и тишина восстановилась, а на душе тревожно. Вечерело. Птицы смолкли. Как гром среди ясного неба стук в окно.
- Эй, это Тихая 23?
Двое статных мужчин вышли из машины.
- Чей тут вызов поступил?
Белые одежды на них странно светились.

Вечер
- Блям-блям, блям-блям! - мелодично подрагивал пестик в серебряной ступке.
- Пш-ш-ш! - Зажигалась и гасла плита.
Старые книги сыпались с полки, как переспелые яблоки.
- Отстаньте! Без вас тошно!
Перчатки, сумка, зонтик - скорее на улицу, где никому нет дела, что у тебя лопаются нервы и плавятся мозги. Ледяной дождь загнал в кафэшку на углу, все лучше, чем распоясавшаяся квартира.
- Bay, кто нарисовался! - Знакомые дамочки были явно навеселе.- Каким ветром? Что у нас нынче - цунами или полный штиль? - Протянутый бокал с вишенкой слегка расплескался. - А все равно не горюй!
- Как, по-вашему, стоит ради такого человека рисковать? - Три разномастные головы склонились над фотографией.
- Оч-ч-чень интересный парниша!
- Твой, что ли? Уже неинтересно. Хотя, если собрались разбежаться... Нет, я так, в перспективе. Вот тогда б я точно рискнула!
- А он то, ради тебя готов в огонь и в воду? По виду, так сильно серьезный. Может только говорит? Они серьезные такие, лишний раз подумают да и ... обманут!
Что, правда, то, правда! Уже обманул. Сбежал со всеми своими проблемами и жуткой болью. Не рассказал, как отравился ночными кошмарами и скандалами на пустом месте. Не поделился, что смертельно устал балансировать на краю сознания и кровоточить занозами там, где их никогда не могло быть.
Но старинное зеркало все рассказало. Не приукрасило. Не преуменьшило.
Оглушило правдой.
Это был всего один случайный взгляд. Оплошность. Потому как клялась!
Клялась, что больше ни-ни! Ради того, чтобы быть как все, чувствовать как все!
- Эй, подруга, совсем скисла? А еще рисковать хотела! Если угрызения совести мучают - брось! В любви, знаешь, как на войне - все средства хороши. О, глаза загорелись! Куда полетела то? Чумная ... Вспоминать ничего не пришлось. Все само тянулось к рукам: травы ссыпались, настойки смешивались, варево кипело... Снять порчу - плевое дело, детская забава. А что теперь, вот вопрос!
Как ответ телефонный звонок. Голос радостно-виноватый.
- Я вернулся! Сумасшедше соскучился, лечу к тебе!
- Можешь не торопиться, поздно уже, поздно....

Наталья Теньковская

Номер 20, 2008
Конфеты

Он приходит раз в неделю, не чаще. И всегда оставляет конфеты. Разные, но ужасно вкусные. От них становится весело и немного тревожно. Девчонки в нашем книжном магазине смеются.
- Он в них что-то подмешивает! Смотри, сохнуть по нему начнешь! Или уже?
Ну, это вряд ли. Обычный степенный дядечка в сером смешном берете, с животиком, без какого-либо намека на большое финансовое благополучие.
Интересуется только научной литературой. Покупает редко.
А в конфетах и вправду что-то не то. Не сразу и почувствовала, но чем дальше, тем больше. Стоит малиновой карамельке растаять на языке, как голова начинает кружиться. Но потом картинка перед глазами останавливается и все вокруг становится пронзительно ярким и четким. От зеленой - шум в ушах и на мгновенье полная тишина. Зато потом слышен любой шорох, даже за окном. После голубой ... со мной совсем нечто необъяснимое происходит.
Но внешне все в порядке. Волосы не лучше, не хуже, вес тот же, а о морщинках говорить мне вообще рановато. Ни тошноты, ни других проявлений, только, как я уже сказала - немного тревожно. Спросите - неужто с кем-нибудь не поделилась? Чем, конфетами? Нет. А их особенностью? Тем более!
На самом деле это моя тайна. Ну и того пузанчика в серой беретке, конечно.
Ну, спросите еще - не страшно? Отвечу - а куда деваться, я без них уже не могу! Только не надо страшилок про то, как юных девушек подсаживают на наркотики или галлюциногены. Здесь не то, совсем не то!
Казалось бы, чего проще - стоит просто поговорить с этим дяденькой. Может он ученый, например, химик или физик, испытания негласно проводит? Ну, если это так, то ни за что не скажет. Отшутится или сделает удивленные глаза. Зачем тогда и спрашивать?
Сегодня понедельник. Придет - не придет? Пришел. И не один, с хмурым высоким парнем, похожим на кузнечика. Минуя полки с книгами, сразу направились ко мне.
- Девушка, можно вон ту энциклопедию?
- Пожалуйста!
Вместо тяжеленной книжищи руки парня обхватили мои запястья. Какие холодные, ледяные совсем! Этот неулыбчивый малый либо в подземелье сидит, либо в морге работает. Хотя, одно другому не мешает. Бр-р-р! Не возьмет сейчас энциклопедию, стукну ею по его прилизанной макушке. Уф, взял! Вяло оглядел, плюхнул на прилавок, развернулся и сразу пошел к выходу. Даже полистать ради приличия не удосужился. Серая Беретка секунду посверлили меня взглядом, кивнул, уж не знаю мне или своим мыслям и помчался следом за хмурым кузнечиком. Их уже почти не было
видно из наших больших окон, как я услышала:
- Ну и ... ? - Это голос пузана.
- Практически готова. - Скрипнул в ответ Высокий.
- Как думаете, она нас сейчас ...
- Принимает? Вне всякого сомнения. Поэтому молчите пока. После этого что хочешь, то и думай! Сразу скажу: не испугалась, не бросилась в истерику, разозлилась. Воду вокруг мутят, а меня поставить в известность нужным не считают! А еще азарт появился - ну-ну, что дальше будет? Чем дело кончится, чем сердце успокоится? - как любит приговаривать моя тетя, раскладывая карты.
На завтра мой старый знакомый материализовался в нашем книжном с самого утра. Вежливо предложил:
- Не желаете пойти кофейку попить?
Молча дошли до ближайшей кафешки. За столиком Серая Беретка протянул конфету и практически приказал:
- Кушайте и дайте мне вашу ручку.
Пальцы Серой Беретки, в отличие от его долговязого напарника, были теплые и мягкие. Осторожно, словно боясь обжечься, мой визави нащупал пульс и напряженно замер. Что произошло дальше, объяснить не берусь. Мне кажется, я просто отключилась.
- Все, моя милая, все! - Вывел меня из оцепенения голос баритон пузана. - Умница! А теперь отдыхать, обязательно отдыхать!
Ломило все: руку, спину, голову. По-хорошему, мне бы треснуть кулаком по столу, да потрясти дядьку - что, черт возьми, происходит? Но какое там! Я едва смогла доплестись до дверей магазина, под ручку с Серой Береткой. Чем ужасно порадовала девчонок.
- Говорили мы - будет у вас амур! А ты нет, нет!
Вечером после работы меня встретил незнакомый мужчина. Смущаясь, пролепетал дежурную фразу:
- Можно вас проводить?
Мог бы и совсем ничего не говорить. Я с первого взгляда все поняла и сама взяла его руку. Ночь на удивление не отомстила кошмарами. Сны были легкие, детские. Утром проснулась с ощущением лимонадных пузырьков в крови. Хотелось залезть на самое высокое здание в городе, а оттуда еще куда-нибудь выше! Такое пьянящее чувство жизненных сил и восторга. Однако к вечеру оно иссякло. До капельки. Сколько их было, мужчин, женщин и даже детей? Не помню, не считала. Как, впрочем, и все последующие дни. Наши девочки, видя моего очередного "кавалера" уже почти в открытую шептались: по рукам пошла ... Смешно, но они даже сами не понимали, как были правы.
На девушку с черным пышным хвостом я обратила внимание сразу. Нет, не так. Я почувствовала ее еще до того, как она вошла. Виски захолодило, а сердце сжала странная тоска, как по чему-то знакомому и родному. Так бывает, когда неожиданно услышишь старую любимую мелодию.
Смеющиеся черные глаза приблизились к моему лицу.
- Привет, подруга! Долго собираешься антенной работать?
- Чем, как, когда?
- Да, ладно! Мы с тобой одной крови - как говорил Маугли. Пора настоящим делом заняться. Пойдем!
И мы пошли. Куда? А как вы думаете? Нет, спрошу по-другому - как вы думаете, каким образом я вас нашла? Вы просто открыли и читаете этот рассказ? Да вам ли не знать, что ничего случайного в этом мире нет! Кстати, как часто вас угощают конфетами?

Наталья Теньковская

Номер 15, 2008

Девочка

"Меч пуст... Это неинтересно. Хочу, чтобы там был дух, который станет мне помогать. Помогать побеждать. Жаль, что так просто духи в оружии не появляются..."

Звенящая тишина ночной комнаты, светящийся приглушённо-синим светом квадрат окна, колышущиеся, несмотря на закрытую дверь и окно, тяжёлые шторы. Всё тихо, мистично и немного пугающе. И тщится, тщится пробить тяжёлые шторы лунный свет... И кто-то бродит за окном, силясь подслушать, о чём в ночной тишине, среди давящих стен, бредит усталый человечек... Что рассказывает он молчаливым стенам? На что жалуется?..
Вот, какой-то неведомый ветер чуть отодвинул штору, и полоса серебристого лунного света прокралась в комнату, осветила её своим бледным светом... И стало видно, что в большой, взрослой кровати свернулась калачиком совсем ещё маленькая девочка. Она спала... крепко, как все дети, только встретившие свою шестую зиму. Лунная лента, лёгшая как раз на кровать, не разбудила малышку… Она по-прежнему спала... И не заметила, как в окно заглянула мохнатая морда. Это чёрт пришёл на зов высыхающих слёз, оставивших две тонкие полоски на щеках девочки. Чёрт был некрасив, да и как может бытъ красив чёрт? Он был высок, худ и весь покрыт чёрной шерстью; ноги, как и положено чёрту, оканчивались раздвоенными копытцами, а сзади рассекал плетью воздух хвост, с объёмной пикой на конце (не зря, ой, не зря масть "пики" чёртовым хвостом зовут)... Имелись и рога, чуть ниже которых всё время подрагивали и слегка поворачивались кошачьи уши, улавливая малейшие звуки земных стенаний; а морда чёрта была смесью кошачьей и свиной: от свиной ему досталось рыльце, а от кошачьей - огромные зелёные глазищи, да форма морды. Тонкими, ловкими пальцами чёрт пытался открыть окно и всё время возмущённо фыркал, когда пальцы соскальзывали. Чёрт хотел забраться на первый этаж, но окна были слишком высоко над землёй. Чёрт фыркнул в очередной раз и вскочил на лунную дорожку, рассчитывая забраться по ней внутрь - но стекло не пустило тёмного чёрта, только нежный лунный свет. И чёрт вновь стал ковырять пальцами рамы. Когда его рука в очередной раз соскользнула - острый коготь противно проскрежетал по стеклу. Белокурая головка оторвалась от подушек - девочка села, потирая кулачками глаза и пытаясь понять, что её разбудило. Она оглядела комнату и недоумённо тряхнула серебристыми волосами, увидев испуганно притихшего за окном чёрта. Черт, конечно, никуда не исчез. Голубые глазёнки девчушки засияли любопытством - ни дать, ни взять две новые звёздочки зажглись. Девочка выбралась из-под одеяла, она была в простой белой рубашонке и, разумеется, тут же поёжилась от холода, прошлёпав босыми ногами по голому полу к окну. Девочка забралась на подоконник и с великим трудом дотянулась до ручки, бесстрашно открывая окно незваному гостю. Чёрт, однако, заходить не торопился - он спрыгнул с лунного луча обратно на землю и воровато оглядел девчонку. "Чёртик!" - обрадовано воскликнула малышка и потянулась ручками коночному пришельцу. И, не удержав равновесия, рухнула вниз. Чёрт от неожиданности вздрогнул, но малышку поймал. Он удивлённо вертел ребёнка в руках, не совсем понимая, что же с ним делать, потом вспрыгнул на лунную ленту и посадил девочку обратно на подоконник. Сам же поднялся повыше по лунной дорожке и сел там на корточки. "Смешной!" - сказала девочка, глядя на чёрта.
Чёрт не ответил - только голову набок склонил.
"Ты зачем пришёл?" - требовательно спросила малышка.
Чёрт не ответил - только руку протянул: пойдём, мол, со мной.
"Ты за мной пришёл!" - воскликнула малышку. - "Ты научишь меня ходить по свету!"
Она поднялась на ножки и пошла навстречу незваному гостю, теперь она не упала и лунная дорожка удержала её. Чёрт взял малышку за руку и повёл к луне... Он вёл её вверх и вверх, а вокруг сгущалась тьма, и луна всё уменьшалась и уменьшалась, а лунная дорожка становилась всё уже и уже. Потом дорожка превратилась в зыбкую ленту серебристого тумана и никто бы не смог сказать, куда они идут - вверх или вниз.
Туман под ногами редел и редел, вот, наконец, и последний зыбкий язык серой мути остался позади и чёрт остановился. Он противно скрежетнул когтем по тьме перед собой и явились врата. "На вратах этих были изображены ужасы всякие и так правдоподобно, что у малышки по всему телу прошла дрожь. А чёрт повёл её дальше, через залы и переводы. И все эти залы, на взгляд девочки, были пусты, но чёрт всё здоровался с кем-то, прикрикивал и рычал в пустоту. А потом он остановился, и неведомые руки схватили дитя сзади и удерживали её, а чёрт, который привёл девочку, хвостом своим вспорол её рубашонку, и пика вонзилась ей в грудь. И больше она не видела ничего.
А мелкие бесы, что держали девочку, засуетились вокруг, вылепляя из детской фигурки, будто из податливой белой глины, точное подобие взрослого женского тела. Затем чёрт поднял дитя и понёс дальше. Он принёс её к чёрному трону, на котором сидел некто. Разглядеть его было решительно невозможно - это была сама первозданная тьма. И тьма сгущалась, и пульсировала, и обретала облик. Из тьмы явился мужчина и был он не красив и не уродлив, но высок и тёмен. Он подошёл к чёрту, опустившему девушку на пол, и внимательно так взглянул на него. Чёрт почтительно поклонился и удалился прочь. Мужчина же велением руки поднял девочку с пола, её тело, подобно телу марионетки, безвольно зависло в воздухе. A в зале собиралась гроза, гремел гром, да блистали молнии. И вот одна из них ударила прямо в девочку, по серебристым волосам побежали огоньки, а на спине разворачивались крылья цвета молний... Гроза успокоилась, на смену ей пришёл холод, повеяла вьюга, и лёд одел девочку в своё платье. А потом всё поглотила тьма. И мужчина оценивающе оглядел своё крылатое творенье, одетое в льдисто-белое платье, после чего удовлетворённо кивнул. И тут вновь появился чёрт, за которым следовал ещё один мужчина, он был высок и тёмен, и очень устал.
Мужчина подошёл к трону и, чуть усмехнувшись, слегка поклонился.
"Мессир", - сказал он с лёгкий иронией.
"Здравствуй, Тёмный. Видишь эту девушку?"
"Ну".
"Вернёшь её домой, а в ночь летнего солнцеворота уведёшь из внешнего мира".
"Зачем?"
"Она нужна твоей подопечной. К тому же, у неё нет будущего как у человека".
"Почему?"
"Она больна. Её кровь белеет, её суть - лёд".
"Зачем она мне?"
"Я же сказал, не тебе - твоей подопечной. Ты сделаешь из девчонки духа оружия и она будет помогать твоей подопечной и хранить её".
"У меня нет подопечных".
"Врёшь. Естъ. Девчонка с серыми крыльями. Это редкость, не так ли? Способность быть и светом, и тьмой. Ты ведь поэтому её хранишь и помогаешь ей?"
"Зачем она мессиру? Она лишь человек".
"Затем же, зачем и тебе. У умных и способных людей должен быть выход и путь".
"Почему мессир не желал отпустить эту девочку к Богу?"
"Зачем ей постоянство, она ещё не насмотрелась перемен".
"А как насчёт выбора?"
"Она его сделала. Она сама добровольно открыла вход моему посланцу и по своей воле пошла за ним".
"Ee имя?"
"У неё нет имени. Твоя подопечная наречёт ей имя".
Именуемый Тёмным вздохнул.
"Берёшь?"
"Беру, мессир".
"Вот и отлично. Забирай", - с этими словами мессир вновь обратился первозданной тьмой.
Темный вздохнул и подошёл к девочке, взял её за подбородок, а второй рукой мягко провёл по её лицу сверху вниз, потом погладил по волосам.
"Просыпайся, девочка, просыпайся".
Малышка открыла глаза, недоумённо глядя на Тёмного. Потом подняла руки, ощупала себя… Прокашлялась…
"Где я?" - спросила она и вздрогнула - голос стал другой, взрослый и явственно отдающий льдом.
"Во тьме", - скупо ответил Темный.
"Это ад, да?"
"Это тьма, не больше, не меньше".
"А ты кто?"
"Тёмный".
"Я буду здесь всегда?"
"Нет. Сейчас я уведу тебя домой, а в ночь летнего солнцеворота приду вновь, чтобы навсегда увести тебя из физического мира".
"Я умру?"
"Твое изначальное физическое тело уже мертво. И человеческое осознание тоже".
"Зачем мне тогда обратно?"
"Освоиться с новыми возможностями".
"А потом?"
"Потом я отведу тебя к хозяйке".
"Твоей?"
"Твоей. Для меня она подопечная".
"Кем я буду?"
"Духом оружия".
"Что я буду делать?"
"Помогать хозяйке".
"Kто станет учить меня всему, что я не знаю?"
"Я".
"Как мне называть тебя?"
"Темный".
"А как зовут меня?"
"У тебя нет имени. Хозяйка наречёт тебе имя".
"Кто моя хозяйка?"
"Серокрылая ведьма".
"Как её зовут?"
"Ты станешь звать её госпожой".
"Хорошо".
"Тогда идём", - Темный подал девочку руку, она неумело взмахнула крыльями, подлетая... И они двинулись назад. Вот только Темный не повёл её сквозь бесчисленные залы, а каким-то образом сразу вывел на лунную тропу, тянувшуюся к самому окну девочкиного дома. Сойдя с лунного вета, девушка попала обратно в физический мир, и крылья её исчезли, тело, однако, осталось уменьшенной копией взрослого. Темный проследил за тем, чтобы девочка уснула, и растворился в лунном свете.
В ночь на летний солнцеворот Темный вновь пришёл к девочке. Она уже ждала, зависнув посреди комнаты в позе лотоса, вздымаясь и опускаясь в такт мерным взмахам изрядно подросших крыльев, что развернулись уже во всю ширину довольно просторной комнаты.
"Добрая ночь!" - воскликнула девочка, подлетая к Темному.
"Темная ночь", - поправил её Темный. - "Идём".
Он взял девочку за руку и увёл в ночь, действительно тёмную и безлунную. Толъко звёзды пели в высоте. И он привёл её к хозяйке, которая очень ей обрадовалась и была совершенно удовлетворена, и очень её полюбила. И взяв руки нового духа в свои, хозяйка сказала:
"Имя тебе - Хэлканоле...".
И не было госпоже дела, что из-за её произнесённого в пустоту желания убили маленького человечка, лишили малышку посмертного покоя. Не думала госпожа и о том, что где-то проснулись родители и обнаружили мёртвое тело своего чада. Они ведь не знали об её смертельной болезни, как не ведала о ней и госпожа. А случайное желание ведьмы исполнил тот, о ком она думала с известной долей страха. Нo ведьма этого не знала, не знала, что её желаниям ради каких-то своих целей потакали сильные мира. Когда-нибудь она об этом узнает и, возможно, пожалеет... Когда-нибудь придётся платить... Когда-нибудь...но не сейчас.
NARIE

Номер 13, 2008

СМОТРЯЩАЯ
Сколько пройдено троп и миров, сколько видено трагедий, вселенских и не очень?.. Уже не сосчитать... Тень вне времен... Тень, бредущая из мира в мир, от войны к войне, от рождения к погибели... Когда проходишь через столько, и столько узнаёшь, перестаешь жалеть о бессилии...
Мне не нужны знания ради власти. Мне не нужны знания ради силы... Я ищу знания ради них самих. И эти знания приносит мне мир.
Вот уже долгое время источником моих знаний является Эманон. Когда я вхожу в мир - я становлюсь его частью. Я чувствую огонь в сердце мира. Я чувствую воды земли и неба. Я лечу вместе с ветром по миру. Я радуюсь солнцу вместе с растениями этого мира. Я горжусь собой, как высокие каменные исполины этих земель. Я - это сила сама по себе. Но не стоит меня бояться, ибо я - пассивная сила.
К чему мне оружие, или я не видела смерти, или мало мне было страданий? Я лучше расскажу вам что-нибудь не существенное, что вы, возможно, сочтёте мудростью или откровением. Но не обольщайтесь - я не даю советов отдельно взятым личностям и ситуациям. Я не вмешиваюсь, я - смотрю. И имя мне на одном из прекрасных и далеких языков - Тириэль - Смотрящая...
Не стоит со мной враждовать, не стоит поднимать на меня оружие, ведь я могу находиться вне времени, и ваше оружие никогда не достигнет меня. Чтобы завершила полёт стрела, чтобы коснулась меня сталь - нужно время. А вокруг меня его нет. Время вообще - вещь относительная, и в различных мирах оно отличается как небо и земля. Задумайтесь над смыслом, над истинным смыслом этой фразы: нет времени… Его просто не существует, может не существовать вокруг меня... А там где нет времени - нет действий… И я вмешаюсь в вашу жизнь, в естественный ход вещей, только тогда, когда весь мир, подобно змее, будет пожирать собственный хвост; когда все дороги замкнутся в кольцо; когда все существа запрутся, каждый в своей клетке; когда мир начнёт останавливаться - я протяну руку и раскручу его снова... Я дам совет. Не личности, но всему миру, не ситуации, но всей совокупности.
И нет смысла тормошить меня раньше, пытаться разозлить или умаслить... Мне чужды обычные эмоции, и не тем, кто младше меня, в лучшем случае, в несколько десятков раз, пытаться мной управлять... Вы не разозлите меня, но учтите - я не совсем ещё чужда обычной жизни и её искушениям. Я умею наказывать за дерзость. Моё оружие - слово... И это оружие, поверьте, страшнее стали, особенно в умелых устах. А я умею быть кукловодом, не люблю, но умею.
А если я вижу, что слово здесь бесполезно - моим оружием станет яд. О, это моё самое первое оружие, это - мой порок и мое проклятье.
Когда я была бесконечно юна, далеко отсюда, под другим солнцем, в мире, где я родилась, я избрала свою первую профессию...
И вот, ей двадцать семь лет -
Чёрт возьми, не плохое число!
На руке ее синий браслет одет:
Отравитель - прекрасное ремесло!
Её ныне опасны пути - Это проще, чем убеждать:
Над бокалом рукой провести
И с улыбкой подать.
Предвкушая беспомощный страх,
Взмах отяжелевших ресниц.
Наклонять флакон,
Глядя, как капли падают,
Падают вниз...
Лишь один яд использую я теперь. Яд мгновенной смерти. Но использую так редко, что порою, за время, пока он мне понадобится вновь, может рассыпаться в прах целый мир.
А порою между двумя использованиями не проходит и одной луны...
И всё же синий браслет до сих пор на моей руке.
Потому что я - отравительница.
Потому что смерть одного человека от этого яда - начало моего проклятия.
И, наконец, потому что за всё надо платить.
NARIE

Номер 12, 2008

Вита

Гениальные произведения всегда многослойны, неоднозначны. Пробуждают вихрь аллюзий, приятно ранят сокровенные чувства, рождают ассоциации, зачастую не запланированные создателем.
- Как сэлинжеровский "Ловец во ржи". Культовая книга непротивленцев-хиппи и допинг-стимулятор террористов, что стреляли один в Леннона, другой - в Рейгана. Всякая палка о двух концах, - вспомнились слова студиозуса Прохора, ныне редактора местной газеты, - кроме революции. Ибо поется: есть у революции начало, нет у революции конца…
Виктор Венедиктович, налив в стакан холодной минералки, подошел к окну и едва увернулся от влетевшего в комнату красно-синего мяча.
- Мой веселый звонкий мяч, - пробормотал Вершинин, отхлебнув водички ставя бокал на стол. - Ты куда помчался вскачь… Это кто же тут хулиганит, - грозно продолжил он, высовываясь наружу.
Снизу на него уставились две пары глаз: испуганные васильковые и любопытные желто-карие. Первые принадлежали девчушке лет шести в потешной панамке и легком летнем сарафанчике, вторые - лохматому щенку.
- Простите, мы нечаянно, - пролепетала малышка. Псина требовательно гавкнула: в силу юного возраста ей не сиделось на месте, она просто изнывала от желания возобновить неожиданно прервавшуюся игру. Вершинин умилился трогательному "мы", значительно менее строго пробормотал: Минуточку, - и, натянув тренировочный костюм, полез под диван в поисках закатившегося мяча. Тот лежал совсем рядом, но мысль, которую он безуспешно поймал несколько минут назад, вновь посетила его, приобретя четкие очертания. Виктор вдруг осознал, что девочка и собака - те же самые, только лет на семь моложе.
- Отдайте нам мячик, пожалуйста. Мы больше не будем, - раздался с улицы звонкий детский голосок, в котором звучала тревога за судьбу игрушки.
Вершинин метнулся к окну, едва не растеряв по дороге шлепанцы.
- Держи, - подбросил он мяч. - Вы мне нисколько не помешали. Я сам на досуге не прочь в футбол сыграть.
- В футбол только мальчишки играют, - заявила кроха. - Отдыхающие играют в шахматы, волейбол и пре-фе-ранс.
- Вот так вот, да? - развеселился Вершинин. - Жаль, мы вместе славно поиграли бы. Из Джульбарса вышел бы отличный вратарь.
- Откуда вы знаете, как его зовут, - озадаченно спросила малышка.
- Нетрудно догадаться. Я знаком с Карацупой с детства.
Вершинин не стал уточнять: "по книгам", поскольку что именно и где он вычитал о подвигах известного в прошлом пограничника, не помнил, а фильм на эту тему трудно было смотреть до середины не то, что в зрелом, но и в подростковом возрасте.
- Как же тебя зовут, прелестная незнакомка, - опасаясь расспросов девчушки, у которой от восторженного изумления округлились глаза, и чтобы исправить допущенную весной ошибку, поспешил осведомиться Виктор Венедиктович.
- Вита, - ответила девочка и добавила серьезно: "Это по-латыни значит жизнь".
- Вот как? Ты знаешь латынь?
Выпрыгивая из окна, Вершинин уже в полете вспомнил, что на нем тапочки, а не кроссовки. Однако приземление в густую нестриженую траву прошло благополучно.
- Немножко, - смутилась малышка. - Зато я уже умею читать.
- Неужели, - восхитился Вершинин, выпрямляясь. - Ну-ка, что тут написано, - он ткнул пальцем в "фирменную" прострочку.
- Рита, - без запинки ответила девочка.
- Совершенно справедливо, - вынужден был признать Виктор Венедиктович, он и сам так величал подпольный самострок. - А меня зовут Виктор Ве… Проще - дядя Витя. Смотри-ка, у нас даже имена похожи.
- Мне не очень нравится мое имя, - призналась девочка, опустив глаза.
- Что ты говоришь, - возмутился Вершинин. - Такое замечательное имя, на латыни означает - Жизнь!
- Мальчишки дразнятся, - неохотно пояснила малышка.
- И как же они дразнятся, негодники?
- А в тапочках в футбол не играют, - увильнула от ответа девчушка.
- Действительно. Разве что босиком…
Однако, поддав пару раз мячик босой ногой к вящему восторгу Барсика, который еще явно не дотягивал до своей труднопроизносимости клички, Виктор понял, что лавров Льва Толстого ему не снискать не только на литературном попроище, но и в нелегком деле единения с природой. Уколов ногу о сосновую шишку, Вершинин сел на землю, украдкой разглядывая хохочущую Виту, которая протягивала ему шлепанец.
Без сомнения, это была она. Детский вздернутый носик со временем выправится, фиалковые (или все же васильковые?) глаза станут серыми, а вот пепельные, чуть вьющиеся волосы были вполне узнаваемы.
- Который же год на дворе, - и, чтобы расставить точки над "ай", спросил: "Читать ты умеешь, а писать?"
- Не очень, - честно призналась девочка. - Осенью пойду в школу, там научусь.
- Семь лет, - констатировал Виктор Венедиктович. _ Что же это получается? Батюшки, тридцать восьмой год! То еще времечко.
- А не пойти ли нам искупаться, - предложил Вершинин, глядя на Джульбарса, который от беготни и жары свесил розовый язык на бок и тяжело дышал, роняя на траву капельки слюны.
- Мама категорически не разрешает мне купаться одной, - объяснила Вита.
- И правильно делает. Но ты же пойдешь со мной, - Вершинина разбирало любопытство, он забыл об осторожности.
- Здесь же закрытый пляж, - возразила Вита. - А там, где все купаются…
- Водятся злые мальчишки, которые обзываются по-всякому, - подхватил Виктор Венедиктович.
- Они не злые, просто… - девочка запнулась, ища подходящее определение.
Лично мне кажется, что ты им очень нравишься, - доверительно сообщил Вершинин. - Ты же такая красивая, прямо как Мальвина, девочка с голубыми волосами. Знаешь, в нее был влюблен Буратино.
- Пьеро, - уточнила Вита.
- Буратино тоже, - убежденно заявил Вершинин. - И еще Артемон.
- Артемон же пудель, - засмеялась юная реалистка.
- Ну и что? Джульбарс тоже собака в некотором роде, а он очень неплохо к тебе относится.
- Джульбарс добрый, - вздохнула девочка. - Но он дворняга и дома его держать нельзя. Я знаю одно место, мы с папой туда ходили два раза. Только там крутой обрыв и спускаться надо осторожно.
- Мы будем спускаться очень осторожно, - заверил Вершинин.
- Тогда пойдемте. Мама мне говорила, в вашем корпусе отдыхает важное начальство и здесь нельзя играть и шуметь. Просто у нас мячик укатился.
- Прямо ко мне в окно, - улыбнулся Вершинин.
- Я слышала, что вчера наконец-то съехала одна гоп-компания, обслуга говорила… Ой, - Вита прижала ладошку к губам. - Бабуля говорит, это нехорошее слово…
- Гоп-компания?
- Это, наверное, тоже. Обслуга… Оно унижает человеческое достоинство.
- Пожалуй. Но ты же не нарочно?
- Знаете, как мальчишки меня дразнят, - промолчав, решила признаться девочка. - Витька-титька-колбаса, съела кошку без хвоста…
- Очень обидно, - посочувствовал Вершинин. - Это еще что, в школе они дергают девчонок за косички. Чтобы на них обратили внимание.
- У меня же нет косичек, - рассудительно заметила Вита.
- Ну, тогда тебе не о чем беспокоиться.
Едва угадываемая в густых зарослях тропинка вывела их на крутой обрывистый берег, и Вершинин присвистнул, обозревая открывшуюся панораму. Очертания города, раскинувшегося по ту сторону реки, были совершенно неузнаваемы. Сразу бросалось в глаза отсутствие автомобильного моста. Впрочем, кафедральный собор, несколько дореволюционных каменных особняков и маячащая вдали Слудская церковь приятно ласкали взор. Но убогие деревянные домишки, запущенная набережная, вернее, полное отсутствие таковой, допотопный причал вместо привычного здания пассажирского речного порта… Зелени, правда, было побольше.
Они спустились к воде: Джульбарс кубарем, а Вершинин медленно, придерживая идущую следом девочку за руку. Под обрывом оказался крохотный лоскуток не стесненного еще плотиной реки пологого песчаного мыса, слишком маленького для шумных компаний, но вполне подходящего для нашей троицы.
Пес жадно лакал воду, не изгаженную промышленными отходами. Вершинин с облегчением освободился от воздухонепроницаемой синтетики, а девочка скинула сарафанчик, оставшись в уморительных, в горошек, сатиновых трусиках.
- Как же они назывались? Дутики? Нет-нет, пыжики. Детишки носили пыжики, а номенклатурные дяди - пыжиковые шапки.
- Дядя Витя, - спросила девочка, указывая на жестяной якорек вершининских плавок, - вы моряк?
- Не моряк, и даже не речник, но на плаву держусь неплохо, - ответил Виктор Венедиктович, с разбегу бросаясь в воду. - Ух, хороша водичка! Джульбарс, ко мне!
Пес потоптался на месте, потом скачками понесся по мелководью и, наконец, поплыл, прижимая уши. Вита бродила у берега, где глубина доходила ей до коленок, но глубже забираться опасалась.
- Ты что, не умеешь плавать?
- Умею, - возразила Вита. - С мячиком.
- Тогда давай к нам.
Уговорить девочку залезть в воду оказалось легко, а вот вытащить обратно не было никакой возможности. Уже и псу надоело без конца плавать за мячом, который Вита, расшалясь, то и дело забрасывала на глубину, а девочка, словно рыбка-малек, все плескалась около берега, поднимая фонтаны брызг на зависть океанским кашалотам.
Наконец, Вершинина осенило: "Слушай, рыбка моя золотая, ты пробовала торт из мороженого?
- Таких не бывает, - отвечала золотая рыбка, переворачиваясь на спину и нещадно колотя пятками по водной глади.
- Бьемся об заклад, что бывают?
- Как это
- Ну, поспорим?
Девочка присела на корточки, но из реки не выходила - мало ли что выдумают взрослые для достижения своих целей.
- На сорок поцелуев.
Расхохотавшись, девочка решительно замотала головой.
- Хорошо, на один, - легко сдался Вершинин.
- Значит, если я проиграю…
- Ты меня поцелуешь.
- А если выиграю?
- Тогда я тебя.
Подумав минутку, сообразительная малышка предложила свой вариант.
- Нет, тогда вы поцелуете… Барсика!
- Согласен. По рукам? - хитроумный бизнесмен ничуть не рисковал, памятуя о лядовской подначке, дожидавшейся своего часа в морозилке.
- По рукам! Ой, сейчас будут волны, - восторженно завизжала девчушка, заметив проходящий мимо нещадно чадящий буксир. Плюханье в набежавшую волну заняло еще минут пяток, после чего Вершинин решительно подхватил легкое мокрое тельце, ощутив его трогательную беззащитную теплоту под покрытой пупырышками озябшей кожей и вытащил Виту на берег.
- Эх, полотенце с собой не прихватили, - раздосадовано вспомнил Виктор. - Не простудилась бы девчонка.
Вита прыгала на одной ножке, вытряхивая из ушей залившуюся воду. Виктор поднял спортивную куртку, стряхнул песок и набросил ее на приговаривающую всем известное заклинание девочку.
- Мышка, мышка, вылей воду под железную колоду, - пищала Вита.
- Не поможет, - авторитетно заявил Вершинин. - Правильнее будет: мишка, а колода бывает дубовая.
Внутри куртки была байковая подкладка. Виктор Венедиктович, энергично растирая озябшую малышку, не удержался и чмокнул кроху в животик.
- Нечестно, - запротестовала девочка. - Я еще не проиграла.
- Так я же не Джульбарса целую, - возразил хитромудрый бизнесмен.
Они добрались до дома, никого не встретив. Похоже, в санатории наступил тихий час. Вершинин переправил Виту на подоконник.
- Это чтобы дежурная не ругала? - восприняла поступок Виктора по законам детской логики девочка.
- Именно так, - подтвердил Вершинин, карабкаясь следом.
Заметив на диване книжку, девочка прочла название, шевеля губами: Ло-ли-та… Что это?
- Лолита - сокращенно от Долорес, - дипломатично ответил Вершинин.
- Про Пассионарию? - оживилась девчушка.
- Ну-ну, да, - промямлил Виктор Венедиктович, не сразу сообразив, о ком идет речь. В конце концов, Ибаррури тоже была чьей-нибудь пассией. Жертва коммунистической идеологии, в отличие от Гумберта, ставшего жертвой пагубной страсти.
- А это что? - спросила Вита, указывая на лядовскую балалайку.
- Приемник, - Вершинин положил злополучную книжку на пианино, подальше от любопытных детских глаз.
- Радио? А почему не работает, перерыв?
Шнур торчал из розетки, и вконец ошалевший от детской любознательности Виктор нажал клавишу "плэй", не подумав о последствиях.
Затренькали гитары, дуэт "Баккара" запел "Аделиту". Паршивец Леопард не нашел песню с более подходящим названием. А доморощенную попсу на дух не переносил, включая отечественный кабаре-дуэт.
- Поют не по-нашему, - заметила девочка.
- Это испанки.
- Значит, так по-испански поют "Легко на сердце от песни веселой"?
- Точно. А "взвейтесь кострами, синие ночи" у иностранцев звучит как "Фауст" Гуно.
Малышка, естественно, не могла почувствовать откровенного сарказма.
- Я тоже умею играть на пианино.
- А я как раз не умею. Может, исполнишь что-нибудь?
- Только не этюды…
- Конечно. Сыграй, что нравится.
Вита подбежала к инструменту и бойко исполнила "Собачий вальс" с вариациями.
- Браво, - зааплодировал Вершинин. - Джульбарс наверняка в восторге.
От дальнейшего музицирования девочка уклонилась: Его настраивать надо…
- Верно. Сложнее "Чижика" на этом инструменте давно не играли.
- Я тоже знаю немножко по-испански, - девочка подняла кулачок в спартаковском приветствии: Но пасаран! Это значит - они не пройдут!
- Это, положим, бабушка надвое сказала, - подумал Вершинин, прикидывая, сколько десятилетий продлится франкистский режим. - Скажи лучше, как правильно: У рыбов нет ног, или у рыб нет ногов?
- Никак, - ответила Вита.
- Тогда марш в ванную лапы мыть.
- А я пока угощу Барсика, чем бог послал.
- Бога никакого нет, - заявила юная атеистка и будущая комсомолка.
Угостив Барсика лядовским сюрпризом, Виктор вернулся назад и переоделся в светло-серый легкий костюм румынского производства.
- Итак, главный номер нашей программы, - торжественно объявил Вершинин, доставая торт. Вита онемела от изумления.
Болтая ногами, девочка уплетала мороженое, а новоявленный Гудини думал: Сколько еще предстоит пережить ребенку. А я, хоть и знаю все наперед, вынужден вести себя, как Понтий Пилат. Эк загнул! Со свиным рылом, да в калашный ряд.
- Дядя Витя, а вы военный? Или нарком?
Вершинин поперхнулся апельсиновым соком.
- Нет, малыш, - откашлялся Виктор Венедиктович. - Как тебе объяснить… В общем, я посредник. Помогаю людям достичь поставленной цели.
Девочка спокойно приняла его невразумительное пояснение, удовлетворенно кивнув головой: Так я и знала.
- Ну-ка, выкладывай, что ты знала?
Девочка застенчиво молчала, копая ложкой в начинающем подтаивать мороженом входы-выходы.
- Мой дедушка… Он тоже там. Только об этом нельзя говорить.
- Где "там"?
- Там, где поют эти тетеньки…
Ну, конечно же! Вита по малолетству спутала понятия "посредник" и "советник"! Как ни осторожны взрослые в своих разговорах, дети вездесущи.
Несуразная порция проглоченного мороженого и сока дала о себе знать. Беспокойно поерзав на стуле, девочка бочком прошмыгнула мимо: Я на минуточку, можно?
- Беги.
Вершинин поднялся с дивана. За окном в томительном послеполуденном зное, пронзаемым пароходопаровозными гудками, неспешно проплывал далекий 38 год.
Вита, покончив со своими маленькими делишками, но обеспокоенная неотвратимостью расплаты за проигранный спор, решила проблему чисто по-женски. Или по-детски?
- Спасибо за угощение, все было очень вкусно, - необременительной скороговоркой соблюдая правила приличия, маленькая плутовка выскочила из прохожей в коридор и в растерянности остановилась перед массивными железными дверями, где ее настиг прихвативший с тумбочки ключи улыбающийся, но внутренне подобравшийся и готовый к неожиданностям хозяин.
- Погоди, малыш, с этой дверью тебе не справиться.
Захламленный строительным мусором двор, а главное - родная до боли запыленная серенькая "жучка", терпеливо ожидающая у подъезда, повергли Вершинина в состояние полной прострации.
- Это ваша машина, - вывел его из оцепенения детский голосок. Стоя у капота, Вита провела пальцем осторожную полоску на матовом от пыли "металике" крыла.
- Д-да, - севшим от волнения голосом прохрипел Виктор. - Прокатимся?
Нелепый до идиотизма вопрос! Отворил дверцу, девочка вьюнком скользнула внутрь. Перед тем, как сесть за руль, Вершинин, не веря своим глазам, осмотрел двор еще раз. Никаких сомнений - конец 90-х. Ему даже померещилась фигура Леопарда у соседнего корпуса.
Вырулив на дорогу, Виктор поехал в противоположную от моста сторону, пятикилометровым вектором упирающуюся в студгородок Политеха. Девочка крутилась на сиденье вне себя от восторга. Искоса наблюдавшего за ней Вершинина осенило: Не перебраться ли тебе за руль, подружка?
- Я не умею, - с отчаянием призналась девочка, но смотрела при этом на змея-искусителя так умоляюще и с такой надеждой, что Виктор Венедиктович поспешил развеять ее сомнения.
- Я тебе помогу. Забирайся ко мне на колени и держись за баранку. Только не крути резко в стороны, поворачивай плавно и легонько, вот так…
Вита, прикусив от усердия нижнюю губку, судорожно вцепилась в руль, изо всех сил старалась приручить непокорную "жучку", привыкшую понимать хозяина с полунамека, а теперь выделывающую на пустынном шоссе немыслимые виражи. Едва не прозевав предупредительный знак, Вершинин прервал увлекательную игру.
Вита с облегчением перебралась на пассажирское место.
- В нашем дворе живет мальчик, его посылали в Артек. Теперь он такой воображала!
- Эх, мальчик, а еще пионэр, - произнес Вершинин с южным акцентом, некстати вспомнив бородатый анекдот. Вита взглянула на него с недоумением, и тот прикусил язык, мысленно недобрым словом помянув отца всех народов.
- Жарко, правда ведь? - разгоряченный острыми ощущениями ребенок смотрел на Виктора Венедиктовича сияющими глазами.
- Нажми на кнопку - получишь ветерок.
Боковое стекло с жужжанием поползло вниз. Вита была в восторге. Маленькие чудеса продолжались. Впереди замаячила автобусная остановка.
- Там и развернусь, - решил Виктор и сбавил скорость. Рядом с безлюдной площадкой сиротливо торчал отживающий век ржаво-желтый коммерческий киоск, напоминающий грузовой контейнер, проделавший нелегкий путь с Дальнего Востока. Распаренная продавщица сидела рядом на пластмассовом ящике. Вершинин хлопнул дверцей и подошел к железной халабуде.
- Здравствуйте. Есть что-нибудь холодненькое?
Торговка глянула на него с вялой враждебностью: На Северном полюсе. "Жучка" Вершинина, несмотря на тонированные стекла, не вызвала у нее ни малейшего почтения. Крутые ездят на "мерсах" и в придорожные ларьки не заглядывают.
- Нешто хозяин холодильником не снабдил?
- Какая здесь торговля? Студенты разъехались на лето, местные - голь перекатная.
Вершинин разглядывал витрину. Похоже, тут торговали всем: от дихлофоса до водки, от жвачки до прокладок и памперсов.
- Пива, что ли, - смягчилась дамочка - какой-никакой, а покупатель.
- Можно. И бутылку "Колы". А еще вот эту кассету с мультяшками.
- Для дочки берете? - продавщица на глазах становилась любезнее. - У меня сникерсы есть.
- Возьму парочку, - кивнул Вершинин.
- Если желаете, и водочка имеется. Не бодяжная.
- Это в другой раз.
Вершинин расплатился, сунул покупки в полиэтиленовый пакет и вернулся в машину. Пиво, к вящему изумлению продавщицы, он оставил в подарок.
На сладости Вита после горы мороженого не польстилась, вода пришлась не по вкусу. А вот пиратская кассета, снабженная ярким вкладышем, вызвала живой интерес.
- Это книжка?
- В общем, да.
- С картинками?
- Конечно.
- Не открывается, - посетовала Вита, крутя пластмассовую коробку так и сяк.
- Вернемся обратно, скажем крэкс-пэкс-фэкс…
Вита притихла, не зная, каких еще чудес ждать от дяди-посредника. Пошарила за спиной и вытащила мешающий забытый Леопардом теннисный мячик, который тот использовал как тренажер для разбитых каратэшными ударами кистей рук.
- Пушистый, - сказала удивленно. Политические деятели в 38 спортом не увлекались.
- Это тебе в подарок. Твой мячик Джульбарс скоро доканает.
- А собаку Карацупы зовут вовсе не Джульбарс, - сказала Вита задумчиво.
- Точно, - подумал Вершинин. - Тут я маху дал, спутал двух героических погранцов: реального Карацупы и киношного пса. Хорошо, не с Никулиным и Мухтаром. Бдительных детей растило наше государство!
- Устраивайся удобнее, - усаживая девочку на диван и вручая бокал с апельсиновым соком, посоветовал Вершинин. - Где наша волшебная книжка?
Качество "левой" видеокассеты оставляло желать лучшего, но для Виты диснеевская "Белоснежка" оказалась фантастическим откровением, а уж похождения отважного и находчивого пионера Пети, победившего Серого волка и спасшего французскую Шапочку и ее бабушку, повергли в экстаз.
- Мне никто не поверит, - с недетским отчаянием прошептала малышка, глядя на Вершинина глазами, полными слез. - Даже мама и бабуля.
Дурацкий эксперимент вышел из-под контроля, пора прекращать. Утешало одно: встреча с девочкой через семь лет доказывает, что семья переживет военное лихолетье.
- Рассказывать, наверное, никому не стоит, - медленно произнес он.
- Как о дедушке? - шмыгнула носом малышка.
- Почти. Мама посчитает тебя выдумщицей и фантазеркой, мальчишки станут обзывать врушкой-болтушкой. Пойдем лучше умоемся, а то совсем как рева-корова.
День клонился к вечеру. Успокоившаяся Вита катала по дивану теннисный мячик и о чем-то сосредоточенно размышляла. Наконец решилась: Дядя Витя, закройте глаза…
Вершинин повиновался и через мгновение почувствовал леденцовое дуновение и нежный толчок детского поцелуя.
- Вот, - облегченно вздохнула Вита. - Я же проспорила.
- Глаза можно уже открывать, - кротко спросил Виктор Венедиктович.
- Можно.
Из распахнутого окна сквозь шорох растревоженных вечерним бризом сосен донеслось: Вита, ау! - прозвучавшее для Вершинина трубным гласом Страшного суда.
- Это мама, - встрепенулась девочка и побежала к окну.
Жара в конце июня стояла несу-светная. В городе было не продохнуть, и Виктор Венедиктович после деловой встречи махнул на дачу, принял холодный душ и в одних плавках уселся на диван, чтобы пораз-мыслить о деталях предстоящей сделки…
Напряженные раздумья подпортили Вершинину мажорное настроение.
Заметив якобы случайно оставленную Леопардом на столе набоковскую "Лолиту", раздраженно крякнул: уж эти л-л-лядские подначки! Никакого такта, абсолютное отсутствие пиетета и субординации! Он и в студенческие годы грешил тем же, за что и вылетел с филфака, подавшись прямиком из гуманитариев в грузчики.
- И "балалайку" свою "позабыл" для отмазки, Штирлиц недобитый! При случае отговорится мол, культурно отдыхал после трудов праведных, утомленный заботами о начальственном чреве.
Лядов по совместительству исполнял обязанности снабженца, загружая холодиль-ник шефа всевозможными яствами.
- Ну-ка, посмотрим… Разумеется, и здесь не без шпилек: торт из мороженого и газировка вместо "Туборга", а в самом низу пакет с "Педигри". Вот мерзавец! Может, напрасно я поделился с ним впечатлениями о "путешествии" в 1945 год?
Включенный напольный вентилятор от жары не спасал, и Виктор Венедиктович открыл окно с левой стороны эркера, почувствовав, как от него, вильнув хвостиком, ускользнула чрезвычайно любопытная мыслишка. Словно далекий сполох зарницы, сверкнула она на задворках сознания и растаяла, неосознанная, превратившись в бесформенное туманное облачко.
Чтобы восстановить ход размышлений, Виктор вернулся на диван.
- Так… "Лолита", лядовская магнитола, холодильник, вентилятор, окно…
Мыслишка, однако, надежно спряталась в серых просторах головного мозга, только голова загудела от напряжения.
- Окно, таблетки… - Вершинин разволно-вался. А что, если…
Он достал из секретера опрометчиво было отвергнутый пэйнкиллер, как про себя язвительно окрестил самопальный тран-квилизатор, не прошедший клинических испытаний. Ожидая, когда пилюли рассосутя, экспериментатор перелистывал оставлен-ную насмешником книгу. Содержание он помнил прекрасно, поскольку прошту-дировал набоковскую головолом-ку не единожды. Если отбро-сить скандальную фабулу, тема разрушенной люб-ви была близка Верши-нину. Его интересо-вали комментарии.

Гай

Номер 11, 2008
Ванна
Что такое горячая ванна? С ароматной пеной, с морской солью, с разноцветными шариками с чудным маслом ... Счастье! Сказка! Смоет, растворит все, что накипело за день. Бесконечная беготня, телефонные переговоры, вранье партнеров-предателей. Долой мучительные каблуки и мокрый плащ, в ванную, окунуться и забыться.
Вода почти кипяток, мурашки по коже, но минута другая и тело расслабится, растворится в горячей неге.
Вот скажите, есть справедливость на свете? Разве можно в такой момент звонить в дверь, да еще так настойчиво, по-хамски? Никого не жду, ни за что не вылезу из своей очистительной купели! И незачем так долго трезвонить, раз не открываю, значит, и не открою. С головой под воду от наглого занудства ... Нет, ну кто там такой наглый?! Сейчас все скажу, мало не покажется!
- Кто там?
В запотевшем глазке пустой коридор.
- Ну, погоди, кто бы ты там ни был!
Махровый халат прилип к бокам, под ногами лужица, красота! Скользкие пальцы с трудом управились с ручкой замка.
- Это еще что такое?
Некто, стоящий на четвереньках, похоже только того и ждал, чтобы упитанной гусеницей начать заползать в мою квартиру. Преграда в виде моих мокрых коленок не сработала.
- Эй, вы кто? Вы куда? Вам плохо? Я сейчас скорую вызову! - Однако, учуяв явный запах спиртного, тут - же сменила решение. - Нет, в милицию позвоню!
Чтобы дотянуться до телефона, пришлось скокануть через грязный копошащийся пиджак, почти целиком закрывший голову наглеца.
- Не надо в скорую, не надо в милицию... - глухо и жалобно прошелестело с пола. - Я тут скоро, скоро уйду...
Звонить почему-то расхотелось. Мало, наверное, меня в жизни обманывали и в неприятности втягивали. Между тем, пьяное существо, видимо, хорошо сориентировалось в планировке моей квартиры и целенаправленно поползло в ванную комнату.
- Что, куда? Стриптиза мне только не хватало!
Но было уже поздно. Не хилое мужское тело булыжником плюхнулось в воду. Выместив злость на ни в чем не повинной двери, пришлось плестись в гостиную, к своим невеселым думам. Обидно? Не то слово! Вместо заслуженного кусочка счастья - чужой пьяный мужик в доме. Досадно? Еще как! Хотелось забыться, чтобы перестать судорожно соображать, где взять деньги закрыть этот проклятый долг. Из ванной послышался плеск воды и бухтение. Это он от удовольствия что ли? Не равен час, петь начнет! Ну что ж, пусть хоть кому-то сегодня будет хорошо. Кстати, чай на травках для себя готовила, но раз уж так вышло -
получай незваный гость все по полной программе. Приоткрыв дверь ванной комнаты, просовываю руку и ставлю большую расписную чашку на привычное место - на изящную полочку. Только мешается что-то. Что-то- это сотовый телефон. Не мой. Значит, вот чего пришелец бубнил - звонил кому-то. Что из этого следует? В лучшем случае такси вызывал, в худшем - сюда еще кто-то нагрянет отнюдь не для принятия
ванны.
От звонка в дверь сердце сжалось в комок. Прошлепала в прихожую как бычок на заклание. Молча открыла замок - будь, что будет! Два крепких молодца также молча шагнули навстречу. Один из них вопросительно поднял бровь. Отмашка в сторону ванной. Шоу немых быстро закончилось: гостя, закутанного в любимое розовое полотенце, парни как пушинку вынесли за порог.
- Ни спасибо тебе, ни всего остального... - Горько пронеслось в моей голове, когда захлопнулась дверь. Тишина восстановилась. Старинные ходики методично отбивали такт. Только лужицы тут и там свидетельствовали о ночных визитерах.
- Все в духе времени. Зачем тебе спасибо? Спасибо, что жива и невредима осталась!
Следующие дни были кошмарным сном наяву. Все, кто хоть что-то, хоть сколько-нибудь обещал, оказались слепы и глухи к моим проблемам. Осталась последняя соломинка надежды - поход в банк. Нацепив самую обаятельную из своих улыбок и нагрузив портфель бумагами, захожу в обитель денежных мешков. Вежливость и спокойствие источает каждый встречный клерк. Ну вот, наконец-то предстаю пред тем, от кого сейчас зависит моя судьба. Лицо с очками в золотой оправе светится благожелательностью. Солнечные зайчики от линз согласно прыгают при каждом моем слове. Робкая надежда крепнет с каждой секундой... Но как только толстяк-добряк заговорил, ледяной дождь окатил меня с ног до головы.
- Все, что вы рассказали, очень интересно, но, увы, мы не можем пока рисковать...
Плотный туман перед глазами не давал дышать и соображать. Не помню, как встала, как взяла протянутый сверток, как оказалась на улице. Где там, затерявшиеся в недрах сумки, вредные сигареты? Зажигалка в дрожащих пальцах так и подпрыгивает. Да еще этот шуршащий целлофаном пакет мешает! Кстати, зачем мне его сунули и что в нем?
Вот это да! Это же мое любимое розовое полотенце! А в конверте? Не может быть! Новенькие купюры, денег ровно столько, сколько я и просила! В малюсенькой записке только одно предложение: "Спасибо за ванну". Не подписи тебе, ни чего-то еще. И не надо! Ура, мир снова воскрес! Я буду нормально жить, нормально работать. Теперь объявляю всем, кто хочет принять ванну - милости просим, чай с травками гарантирую!
Наталья Теньковская

Сказка
Уважаемая редакция газеты "Фигаро", хотел бы принять участие в конкурсе рассказов. В вашей газете нередко встречаются занятные философские выкладки, рассказы, стихи, и я решил вам написать.
Надеюсь, что моя фантасмогоричная пародия на "Дом-2" не покажется слишком абсурдной. Думаю, кто умеет читать между строк - поймет.

Эта сказка посвящается Годрику Гриффиндору, Бенджамину Франклину и Карлосу Кастанеде.
Выражаю благодарность своему дилеру - Лорду Мортону, псу Питу, а так же хочу сказать Виктору Пелевину, что мы - жители Непала - тоже не пальцем и не палкой зачаты были.

Жили-были люди… А может, только были, тут сам черт ногу сломит. И было людей достаточно много, но незначительно мало. Находились они в каком-то месте: не в помещении и не на улице, а просто в месте. Это место невозможно никак описать, потому что там был кромешный мрак и абсолютная мгла.
Короче, были люди в темном месте! Чем же они там, черт возьми, занимались? Да ничем особенно не занимались - просто были. Ну, еще эти люди сидели, а может, стояли и строили немаловероятные версии и вполне невозможные теории о том, где они, кто они и почему здесь так темно?! А сходить и узнать ответы на вопросы, эти люди очковали. Очково им было идти во тьму.
Все так и продолжалось бы, но как-то раз один человек, назовем его… Дит, взял и решил все это изменить. Он решил пойти во тьму ради знания.
Долго Дит блуждал во тьме, натыкаясь на преграды и встречая препятствия, и идея о поиске знания не казалась уже такой замечательной, а потом осознал вдруг он внезапно, что стоит совсем один, непонятно где, а вокруг все сильнее и сильнее давящая черная масса. Как только Дит об этом подумал - невесть откуда шелестящее прошептало:
- Стоять - бояться. Не спать, не спать. Косить, косить.
Дит был все-таки отважным человеком, но этот голос буквально вскипятил всю кровь в его жилах и он, еле-еле набравшись храбрости, спросил:
- Кто здесь?
Еще зловеще прошептало:
- Я Тот - Кого - Все - Очкуют.
Наш герой был отчаянным малым, поэтому он неожиданно уверенным голосом промолвил:
- О, ужасный и великий Тот - Кого - Все - Очкуют, лично я тебя не очкую и поэтому я здесь. Меня зовут Дит и я ищу знание. Кстати, не длинное ли у тебя имя?
Тянулось время, но шепота не раздавалось больше, а Дит стоял как вкопанный, почему-то зажмурив глаза и закрывая руками лицо. Потому ему это надоело и он открыл глаза, после чего ослепительный свет резкой болью хлынул в сознание. Дит вначале подумал, что умер, но через какое-то время он понял, что это не так. Источником света являлся ни что иное, как фонарь.
С этого момента у Дита появился свет. И это было прекрасно, было прекрасно видеть цвета и оттенки, формы и очертания. Человек, который никогда не видел - увидел. С помощью света можно было увидеть себя, свои руки, ноги и тело. Поначалу Дит долго не мог понять такой эффект, как тень, и даже тщетно пытался понять заговорить со своей тенью. Но самое главное, то зачем он пришел сюда, его разочаровало: вокруг были лишь ровные, одноцветные пол, потолки и стены с проходами и без дверей; причем высота потолков и размеры помещений изменялись весьма необычным образом. Например, из длинного широкого коридора со сводчатым потолком, который уходил далеко ввысь, можно было попасть в огромный зал с низким, выгнутым наружу потолком. "Тот, кто проектировал это здание, если это здание, был очень оригинальным человеком", - подумал Дит.
Как-то раз Дит отдыхал после долгого блуждания по коридорам в очень странном, по его мнению, зале. Особенным этот зал был вот почему: его стены украшали загадочные надписи типа: "Постмодернизм - это постнодермизм", "I`m fucking Andy Whorhol" или "Панки - хой, Лом-2 - отстой". Но Дит не умел читать и он полагал, что эти письмена содержат в себе некую тайную истину. Побродив по комнате, он заметил еще одну странную вещь: на одной из стен был нарисован квадрат, который отражал свет сильнее, чем другие предметы. При близком осмотре Дит понял, что квадрат есть часть стены, сделан он из того же материала, что и фонарь. Еще он имел надпись снизу: "LG". Это заставило Дита задуматься.
- Вот уж не думала, что есть еще такие же трехнутые, как и я. Как звать тебя, искатель знания? - внезапно раздавшийся голос за спиной заставил Дита вздрогнуть.
Обернувшись, он увидел, что голос принадлежит молодой женщине, которая смотрела на него с легкой усмешкой. В ее руке тоже был фонарь, из чего Дит предположил, что она тоже ищет истину.
- Мое имя - Дит.
- А я - Мокко. Здесь я живу. Тебе, Дит, наверняка, любопытно, что это на стене? - спросила женщина и сразу ответила. - Я называю это - Волшебная Штука. В ней живут психи.
- Серьезно?! - удивился Дит. - А можно на них взглянуть.
- Конечно. Только выключи сначала фонарь. Он тебя слепит, и ты не видишь скрытого.
Дит повиновался, после чего в стене появился квадрат света, в котором сразу появились некие люди. Люди, отчаянно жестикулируя, о чем-то спорили. Сразу было видно, что люди не в себе, так как они оскорбляли друг друга, плевались, а затем вообще разодрались. Вскоре пришла молодая светловолосая женщина. Она, очевидно, имела авторитет среди них потому, что женщина быстро всех успокоила и усадила вокруг костра, на лежащие бревна. Спорщики еще какое-то время вполне пристойно беседовали, но внезапно все началось снова: вопли, ругательства, плевки и проклятия. Дит смотрел на них и диву давался:
- Скажи, Мокко, они всегда такие шебутные?
- Вообще-то нет. Сегодня они просто в ударе.
- Волшебная Штука только их показывает что ли?
Мокко подумала и ответила:
- Может, есть и другие Волшебные Штуки, но эта все время показывает жизнь душевнобольных. Вот эта светловолосая всех лечит, - объясняла Мокко. - А видишь этого лысого малорослика?
- Да.
- Он самый главный псих. Опасный тип, скажу я тебе. Таких, как он, не больше дюжины. Остальные же вылечиваются, но приходят новые пациенты.
- А как их лечат? - спросил Дит.
- Понятия не имею, но знаю, что они строят какое-то сооружение. И еще они сами решают, кто из них выздоровел, а кто еще не до конца. Голосуют, короче. Чудно, правда? - рассмеялась Мокко.
С этого времени Дит стал жить с Мокко и глядеть Волшебную Штуку. Секса у них не было, но потом Мокко все же стала позволять Диту легкий петтинг - это его не совсем устраивало, и однажды неудовлетворенный Дит со злости швырнул в Волшебную Штуку фонарем. Раздался хлопок, звон и во все стороны полетели искры.
- Что ты наделал, идиот? - вскричала Мокко. - Ты же ее сломал!
Дит хотел извиниться, но тут он услышал, что кто-то бежит к их жилищу, затем крики, вопли, ослепительный свет… Удар чьей-то ноги отбросил его в угол. Дит услышал крик Мокко.
- Ага. Кто у нас тут? - раздался голос. Лица говорившего из-за яркого света не было видно. - Да их тут аж двое!
В натуре!!! - удивился второй неизвестный. - Да это же Март Фиников и с ним Луна. Ну, ребята, вы даете, опять заболели. В "Лом-2" захотели. Ладно, тащим этих придурков на периметр, - обратился он к напарнику. - А там пусть Офигения Чак-Чак сама разруливает. Подлечиться, значит, решили, едрена-матрена. Ха-ха-ха.
ДоМ

Номера 9, 2008

Доктор
- Здравствуйте, доктор! Говорят, вы от нас уезжаете? И как мы теперь без вас. Может, еще передумаете?
- Нет, ну, сколько можно человека терзать! Целый день одно и то же! - Пожилая медсестра с силой захлопнула дверь кабинета. - Идут и идут, несут и несут. Цветы, конфеты, бутылки... ставить некуда! Вы не волнуйтесь, я телефон отключила, а то бы оглохли от него. Надо отдохнуть... А и то правда, еще успеем и оглохнуть, и ослепнуть, когда уедете... оставите нас... - Голос женщины предательски задрожал.
Доктор припечатал к столу непослушную ручку. Сколько ни тяни время, а встать и уйти придется. Лучше сейчас, как всегда решительно и твердо. Пружинистым шагом сквозь ноющую толпу пациентов.
- Будьте здоровы! Хотя бы постарайтесь...
Машина завелась с пол-оборота. Сердце учащенно забилось и сжалось в комок. "Что ж, ты как мальчишка! Ведь не в первый раз? И, как ни крути, не в последний. Зачем опять прикипел всей кожей? Отдирать по живому все больнее и больнее. А кто обещал, что будет легко? Не надо было брать кристалл...."
А кристалл, уже ждал, малиново светясь и пульсируя в коконе ветхой тряпицы. Осталось совсем немного: спуститься в подвал, крепко сжать ладонями сияющие грани и повернуть. А потом, потом - все станет другим: отражение в зеркале, профессия, страна, люди... Что же останется своим? Личным, сокровенным? Умение решать сложные задачи, совершать невозможное? Но это все от кристалла. Обостренный до предела инстинкт самосохранения, колоссальная интуиция, способность предвидеть будущее? Его же подарок. А свое... В конце концов, не могло вытравиться все, подчистую! Надо найти, чтобы почувствовать под ногами твердую почву. Есть! Нелогичное и непрактичное и, тем не менее, не-исчезнувшее чувство сострадания.
Подвальную дверь открывать не пришлось. В лицо дохнул сквозняк. Значит, кто-то сумел таки обойтись без старинного кованого ключа. Но сейчас не до выяснений и разбирательств. Тянет не только подвальной сыростью, но и еще кое-чем не менее знакомым и пугающим.
Одно мгновенье - прыжок через ступени, второе - откинуть с лица шелк волос. Так и есть: в кровавом озере двадцатилетняя дочь домработницы. Мгновенный про-фессиональный осмотр и вывод: шансов мало, очень мало...
- Грамотная ты моя, не поперек вены вскрыла, вдоль!
Жгут найти не проблема, а вот с остальным...
- Эх, чемоданчик бы мой сюда!
Но бежать наверх - терять драгоценное время и вместе с ним ее жизнь. Может быть она уже потеряна. Пульса почти нет, дыхания тоже.
- Будь, что будет! Шанс есть. И кто мне сейчас скажет, что я не прав?!
Кристалл не подвел. Секунду назад мертвенно-бледные щеки порозовели, веки дрогнули, губы что-то зашевелились.
- Только бы обошлось без истерики - Доктор устало привалился к старому комоду. - Слез раскаяния мне сейчас только и не хватает. Самому бы кому-нибудь покаяться...
- Меня предупреждали, что вы сверхосторожны, броня! Банальные проверки бесполезны. - Вспорол тишину отнюдь не слабый девичий голос. Распахнувшиеся глаза блеснули сталью. - Безупречен во всем, не придерешься. Поработали над вами хорошо. Но проверка проверке рознь, если с умом, конечно!
Жирная муха с плотоядным стоном ухнула в черную липкую лужу, да там и осталась.
- Результат, как говорится - налицо! - Изящная кисть обвела плавную дугу. - Ваша ахиллесова пята: примитивное человеческое сострадание. Ну, зачем было возиться с этой глупой девчонкой? Бросить на весы ее примитивные переживания и свое будущее! Непости-жимый алогизм!
- И что сейчас? Финиш? - Доктор бросил короткий взгляд на потухший кристалл.
Пауза показалась длиною в вечность.
- Осталось отшлифовать!
Впрочем, последние слова и смех было уже не расслышать. Они потонули в грохоте повозок, стонах рабов и щелканье плеток.
- Эй, архитектор! Солнце высоко. Если жаль уби-тых, не жалей живых! Иначе еще больше хоронить сего-дня придется! Да я вижу, ты и не жалеешь. Сострадание тебе не ведомо!
Наталья Теньковская

Номер 8, 2008

Шарики

- Покупайте шарики, воздушные шарики! Красивые, разноцветные, пр-р-рочные! Сколько, тебе, мальчик? Держи! Мамаша, купите ребенку шарик. Ну и зря...
- А вы все надуть можете?
- Что ты там лопочешь, девочка? Тебе шарик? Выбирай, какой хочешь!
- Мне не шарик, дяденька. Мне надуть...- Потная ладошка с мятой десяткой поднялась еще выше.
- Ничего не понимаю! Тебя мама с папой послали?
- Нет.
- А кто? С кем тут гуляешь, с бабушкой, с тетей, с сестрой?
- Да, нет.
- Одна-одинешенька?
- Вы тоже один.
- Я на работе!
- А потом?
- Граждане, чей ребенок? Ваш? Ну, что же вы тогда дамочка встали? Шарик вам? Нет? Просто интересно? Ничего интересного, видите - девочка потерялась. Хотите свидетелем пойти? Ах, вам некогда... Ну, так идите, идите... Что, потеряшка, делать-то будем? Надо родителей искать.
- Не надо.
- Почему? А... ты сбежала!
- Откуда?
- Ну, ты даешь! Из дома, конечно. Или ... из детдома? Хотя не похоже. Ладно, скажи, как тебя зовут, сколько лет? Вот упрямая девчонка. А с виду чистый ангел! И глаза такие большие, будто всех на свете жалеешь... - Вы хороший. Значит сможете. Мне бы надуть...
- Бедняжка! Лобик-то какой горячий. Бог с тобой, что тебе надуть?
- Облако.
- Облако?!
- Да.
- Из шариков?
- Нет, настоящее.
- Это игра какая-то? Или ...совсем дело плохо! Давай ручку, пойдем. Чем смогу - помогу, будем разбираться с твоими фантазиями.
- Сначала с вашими.
- В смысле?
- Ну, сначала я вам, дяденька, помогу. Удобная куртка? А то вам все время холодно. И машина ваша вот. Вы же "Мерсы" любите, правильно? Это вас жена в ней ждет. Вернулась она. Денег теперь на все хватит. Можете больше шарики не продавать, только если нравится... Надуйте облако!
- Да как? Да я бы... но не могу, не умею! И все в жизни так получается, что ничего не получается. Обидно... - Забытые слезы обожгли глаза. Мир вокруг поплыл горячей волной.
Резкий гудок, толчок и стервозный голос:
- Спишь за рулем! Все в облаках витаешь! Не мужик, а...
- Слушай, дорогая, давай разведемся.
- И что делать будешь?
- Воздушные шарики продавать.
Наталья Теньковская

Номер 7, 2008

БЫК
Мы жили в деревне По-кровка Свердловской области. Мне не было еще трех лет. Я знала, что папка на войне, мамка на колхозных работах, а сестренка (она была старше меня на три года) не знаю где, но где-то возле.
Я сидела на дороге. В те времена это был магистральный тракт. По одну сторону тракта от горизонта до горизонта тянулось пятнадцать-двадцать домишек, с покосивши-мися заборами и плетнями, и по другую, при-мерно, столько же - вот и вся наша деревня.
Мне казалось, что дорога откуда-то пришла и куда-то уйдет. Она нездешняя. Од-ной рукой я перебирала гальки, камушки, а пальчиком другой руки макала в прожжен-ный солнцем, истолченный в пыль дорожный песок, слизывала его и снова макала. Я пом-ню этот вкус, как на печке, на которой вырос-ла. Там я между кирпичами много жженой глины выжолубила и съела, пока мамка не отлупила сестру мою Лидию за недосмотр за мной. Вот после этого я и открыла для себя новые "копи" на дороге.
День был тихий, теплый. В деревне ни души, будто не жизненное пространство, а, как бы, картина про это. Вдруг тишина сгу-стилась и холодком скользнула по спине. Я оглянулась. Бык. В ноздрях торчало чугунное кольцо, огромная башка опущена. Он ударил копытом и замер в изготовке. Дальше все, как во сне, - не помню…
Картинка восстановилась вместе с глу-хим, тупым деревянным звуком. В лицо лезла шерсть быка, его ноздри выбрасывали сип-лый дых. Пахло коровой. Рога быка были плотно всажены в бревна углового паза избы. Я держалась за рога, как за подлокотники кресла и вжималась в паз. Через мгновение я уже ползала в подворотню. Поднялась, от-ряхнула свой красный сарафанчик и быстрей в избу. Ушибов, царапин не было, слез и страха тоже.
Послышался женский голос, я - к окошку. Красивая женщина хлещет быка березовой хворостиной и очень старается быть сердитой: "Давай, давай… отсюда… давай!"
Про быка этого нам мамка рассказыва-ла. Он был лютый, злой и знаменитый, пото-му что единственный племенной на пять де-ревень в округе. Управляться с быком мог только один человек в деревне, глухонемой мужик (потому и не взяли его на войну, что глухонемой). Роста он был большого, вида бухмурого, но очень добрый и сильный. Ни-кто не знал, откуда он, как его зовут и сколь-ко ему лет…
Я тогда думала, что Мужик - это и есть его имя.

Пресвятая Богородица

… все в той же деревне с красивым названием Покровка. Начинался июнь, но местная речушка еще бурлила, собирая остатки весенних ручейков. Я уж не помню, сколько мне было тогда лет, но трех-то годков, пожалуй, надо было чуть-чуть еще подождать.
Моя сестренка Лидия шести лет, ее подружка, может, на год постарше, пошли за реку сок березовый добывать, а может, еще за чем, ну и меня с собой взяли.
Мы подошли к речке в том месте, где обычно вброд все переходили, коров на выпас перегоняли. Там камни были заботливо кем-то выложены по всей ширине. А посередке два огромных валуна. Между ними всего шаг, но вода в этом месте неслась бешено, словом, - быстротка. Лидия стала меня уговаривать: "Шурочка, тебе быстротку не перешагнуть. Подожди нас здесь. Мы быстро".
- Перешагну, перешагну! За руку буду держаться, перешагну. Не сшибет!
Взялись крепко и пошли…
Подружка перешагнула, Лидия пере-шагнула, только я ножонку занесла, как рвануло меня из Лидиной руки и завертело, закружило, понесло… Не знаю, в какой момент, но я видела, что по берегу, неестественно вскидывая руки, бежит за мной Лидия. Потом пошли очень яркие разноцветные разводы, как бесформенные букеты. Все красиво, приятно… Последняя мысль: "Вот так и умирают…".
А в это время за высоким уступом извилистой речушки, в тихой заводи деревенская баба, стоя по колено в воде, вымачивала половики и шоркала их, положив на лавку. Смотрит она - среди половиков красный ситчик в горох. Поддела рукой и вытащила девочку…
Когда я очнулась, передо мной было лицо Пресвятой Богородицы с той иконы, что в избе моей бабушки Агафьи Кузьмовны была. Вокруг лица свет электрический тонкой обводкой мерцает. Постепенно из Пресвятой Богородицы проявилась деревенская баба. Держит она меня в руках высоко над собой, встряхивает: "Ну, что… очнулась?" Ставит меня на землю. А рядом - Лидия. Смотрит она на меня, не как все и всегда, а необыкновенно - изнутри. Потом она тихо, без упрека, счастливая, смущенно выдохнула: "А говорила - не сшибет…".
Взялись мы за ручки и пошли жить дальше.
Так я научилась понимать, что чело-век думает, что чувствует по его взгляду из-нутри.
А еще, после этого случая, все, что окружало меня, я видела в тонких цветных электрических обводках. Со временем цвет электрических спиралек стал тускнеть, а по-том, годам к девяти и вовсе исчез. Пресвятая Богородица осталась.

Александра Черноок

Номера 6, 2008

РУСАЛКА

Русалка лежала на камне и лениво хлопала по воде хвостом. Круги получались так себе. Как и мысли. Скрипит начальство - плохо работаешь! Показатели вниз тянешь! А красота, получается, обаяние и молодость не в счет? От такой несправедливости и чешуя блекнет, и глаза из ярко-зеленых желтыми становятся. Хоть в воду не смотрись...
- Эй, красавица! Скучаем?
Ишь, ты, подарок судьбы! - плавник грациозно скользнул в морскую гладь и удобно устроился на песке. Губы зазмеились игривой улыбкой.
- Мужчина, вам никто не говорил, что далеко заплывать опасно?
- А девушкам, значит, нет? Или девушка мастер спорта по плаванию?
- Можно и так сказать! - смех зазывным колокольчиком рассыпался по волнам. - А что, при случае могу и спасти, хотя вряд ли вы собираетесь тонуть. Вон, какой сильный, мышцы, что надо!
Пловец польщено взъерошил мокрую макушку.
- Что есть, то есть! Спортзал три раза в неделю, личный тренер, кайтинг, сафари, яхта... В общем, все, как полагается. А вот если насчет спасти, то это никому не под силу. Нет, с финансами, если верить помощникам, все в ажуре. Но счастья нет! Забыл, что такое удовольствие! Любовь фальшива, адреналин не греет, понимаешь... - Волевое загорелое лицо по-щенячьи сморщилось.
- Обычная история, удивил! - Длинные блестящие волосы интимно коснулись мужского плеча. - Жизнь штука коварная, любит напомнить, что не в сказку попал.
- Точно! А сказки все равно хочется... Такой, что б ух... душу за это отдать готов!
- Ну, раз готов - отдавай.
- Шутишь?!
- Ничуть. Вот тебе сказка! - Над водой пружинно поднялся хвост.
- Ты что, щука?
- Ага, и золотая рыбка в одном флаконе!
- Обалдеть! Поди, и три желанья мне сейчас исполнишь?
- Хоть десять! Главное - у нас договор: ты мне душу, я тебе - что твоя фантазия насочиняет. Ну, давай, не тормози! - Русалка в нетерпении потерла ладони. Изумрудом засветились глаза. - Сейчас, сейчас, дурашка откроет рот и... не поймет ничего. Останется только хвостом щелкнуть... Скорее, скорее… Ой! Нет, нет, только не это!!!
- Это, именно это! Расслабилась, размякла, мозги просолились? Думала легкую добычу словить? - Огромные щупальца вальяжно обвились вокруг камня. Мозолистые руки нежно погладили малюсенькую бутылочку, с извивающейся внутри русалкой. - Ты, моя золотая! Вовремя-то как, уж и не чаял. Не будет начальство скрипеть, что плохо работаю и показатели вниз тяну.

Наталья Теньковская

Номер 5, 2008

Л. Гай
Багира
Всем кошкам "Фигаро" посвящается


Алиса вдруг замерла и, схватив свободной рукой Тимура за рукав, возбужденно прошептала: "Смотри, какое чудо!"
Маленький черный котенок - два составленных детских кулач-ка с оттопыренным морковкой хвостиком-мизинцем - важно шествовал по тротуару, не обращая на окружающих ни малейшего внимания. Горде-ливая независимость облика сменилась, однако, полной растерянностью стоило отважному бедолаге вляпаться передними лапками в непросох-шую лужу.
Мало кто из семейства кошачьих с восторгом приветствует водные процедуры, предпочитая вылизывание собственным языком. Рано вкусившему прелести самостоятельной жизни котенку сырость пришлась не по вкусу. Он по очереди поднимал лапки, тщательно их отряхивая. Ре-зультат, как и следовало ожидать, оказался нулевым: пока сохла одна ла-па, намокала другая. Озадаченный котенок не догадался дать задний ход, и все усилия устранить дискомфорт были обречены на неудачу.
- Берем? - переглянулись Тимур и Алиса. - Берем!
Оп-ля! - и ошеломленный зверек, ловко подхваченный под теп-лое брюшко, вцепился коготками в клапан кармана чирковской джинсов-ки.
- Вот и пригодится твой НЗ, - засмеялся Тимур, покосившись на насупившуюся спутницу - у нее-то руки были заняты не столь очарова-тельной ношей. А эгоистичный по молодости Тигрыч и не подумал пред-ложить девушке поменяться.
- С ума сошел? Она же маленькая. Вы бы молочка тепленько-го…
- Да, буженина жирновата. Сейчас в магазин заскочим.
Специализированная торговая точка встретила потенциальных покупателей удручающей пустотой прилавок: ни молока, ни сметаны, ни кефира.
- И ничего-ничего нет? - горько изумилась Алиса.
Продавщица, утомленно притулившаяся на перевернутом по-рожнем ящике, даже не удостоила ее ответом. Тогда вперед выступил Тимур. Пакостным говорком опытного сердцееда он принялся вкрадчиво канючить: "Девушка, я понимаю, конец рабочего дня, вы намялись, но, может, завалялся где пакетик? Не для себя, для ребенка прошу…
- Да расхватали все еще до обеда… Ой! - продавщица подняла глаза и раздраженный тон сменился паточным сюсюканьем. - Какая пре-лесть!
Она протянула руку через прилавок, чтобы дотронуться до ко-тенка. На руках у Тимура кроха чувствовала себя еще более уверенно. Она даже не стала уворачиваться, смерила растроганную молочницу хо-лодным немигающим взглядом изумрудных глаз и вызывающе-презрительно цокнула языком.
Продавец отпрянула и засмеялась: "С характером у вас ребе-нок…".
- Голод - не тетка, - вздохнула Алиса.
- Вот, осталась у меня бутылка сливок. Последняя, для себя приберегла, но вам, видно, нужнее. Кушай на здоровье, злючка…
Расплатившись, экзотическая троица покинула магазин.
- И как же мы ее назовем?
- Почему кошку называли кошкой? - вопросом на вопрос отве-тил Тимур. - У Олеси был черный кот, звали Хароном.
- Слишком мрачно, - поморщилась Алиса при очередном упо-минании бывшей супруги Чиркова. - И потом, это кошечка.
- Когда ты успела разглядеть? - поразился Тимур.
- Пошляк! Ты только взгляни на ее мордочку. Типичная наглю-чая дворовая пацанка. Как она цыкнула на продавщицу!
- Да, замашки у нее блатные, - согласился Тимур. - С волками жить… Конечно, Багира!
- А может, Злючка?
- Какая же она злючка, - любовно покосился на сидящую на плече киску Тигрыч. Просто не выносит фамильярности. Хочешь понес-ти?
- Спасибо, у меня и без того руки заняты, - хмыкнула Алиса: к кульку из дефицитной газеты "Смена" с прихваченными из пивбара де-ликатесами добавилась бутылка сливок, а ни пакета, ни авоськи захватить с собой они не догадались.
- Не сердись, Лисенок, - привычно шмыгнул носом Тимур. - В самом деле, махнем?
- Нет уж. Такова судьба всех женщин при развитом социализме - быть ломовой кобылой. И потом - вы так прекрасно смотритесь, хоть картину пиши.
Возле обувного Тимур заметил и прихватил с собой пустую коробку.
- Какая предусмотрительность! - восхитилась Алиса. - Ее тоже мне тащить придется?
- Обижаешь, подруга, - весело отозвался несносный Чирков. - Я джентльмен! Даже палки в колеса не бросаю!
- Ты - пошлая пародия на хиппи, которой не мешало бы следить за языком! - вспыхнула Рыжуха.
- Прости подлеца, - беззаботно повинился Тимур. - Таким уж уродился. Одни неприятности из-за неумения вовремя промолчать. Постарайся не обращать внимания. Я не со зла, а по недомыслию.
- До скольки же раз прощать врагу моему, - вздохнула Алиса.
- Не говорю тебе - до семи, - продолжил Тимур и запнулся. - Библейские мотивы… Что, тоже интересуешься?
- После выхода в свет рок-оперы многие в Союзе кинулись изу-чать Евангелие, - уклончиво ответила девушка.
- Изучать! - фыркнул Тигрыч. - А где его взять? хорошо, я во время свадебного путешествия разжился во Владимире дореволю-ционным изданием. Восемь "рэ" отдал. Весьма способствовало при переводе. А то голову ломали, что может означать загадочное "Джон найнтиш форти-уан".
- От Иоанна, глава девятнадцатая, стих сорок первый.
- Точно. В вольном переводе - "где стол был яств, там гроб сто-ит".
Алиса покачала головой.
- Умница! Дай, я тебя поцелую?..
- Тихо-тихо. Багира смотрит.
- Она маленькая и ничего не понимает.
- Это вряд ли. Не по годам развитый ребенок.
И все-таки Тимур своего добился, несмотря на занятые руки, слабое сопротивление Алисы и явное недовольство потревоженного котенка.
Алиса покончила с домашними хлопотами и выглянула в окно.
- Чудный выдался денек, - пропела она и добавила прозаически, обращаясь к выглядывающей из кармана халата Багире: "Не пойти ли нам проветриться, подруга?"
Котяра не возражала. И вообще, по единодушному мнению Рыжухи и Тигрыча, котеныш им достался необыкновенный. Когда они принесли киску домой, напоили подогретыми сливками, Тимур в процес-се кормления поглаживал котенка по дрожащей спинке и приговаривал: Багира, Багира, - чтобы звереныш быстрее привык к своему имени. Затем Чирков наполнил газетными лоскутами картонную крышку от коробки и поместил ее в дальнем углу коридора, ближе к двери. Черная малышка немедленно туда забралась, деловито присела, потом пошоркала лапками и выбралась обратно довольная собой, а уж гордая - спасу нет.
- Вот так! Мы тоже не лыком шиты и лаптем щи хлебать не приучены, - отметил пораженный кошачьим политесом хозяин кварти-ры.
А уж когда на следующий день Багира, задравши хвост, носи-лась по комнате, четко отмечая внезапными остановками и потрясаю-щими прыжками с места вверх на добрых полметра неистовый рок-н-ролльный ритм, Тигрыч и вовсе пришел в неописуемый восторг.
- Это судьба, - безапелляционно заявил он, хотя Алиса и не думала возражать. - Таких кошек в природе не существует. Наш чело-век!
Правда, спать в картонной коробке, утепленной старой рубаш-кой, котенок отказался наотрез, предпочитая располагаться на подушке над головой Тимура.
- Признала родственную душу, - объяснил столь странный вы-бор для ночлега удрученный хозяин, задетый шутливыми подколами Рыжухи. Позиция, облюбованная котярой, доставляла Тимуру немало хлопот и вызывала неосознанную ревность Алисы: ну, сердцеед, даже кошки к нему липнут!
Один недостаток - вполне простительный, впрочем, - появился наутро. Как все маленькие дети, Багира терпеть не могла оставаться взаперти в пустой квартире, и начинала истошно пищать, хотя обычно разговорчивостью не отличалась. Не клянчила пищу, да и мурлыкать, когда гладили, еще не научилась. Искупать котенка пока не решались - боялись, простудится. Чирков был убежден, в столь нежном возрасте купание пойдет зверенышу только во вред.
Переодевшись в джинсовку, Алиса подхватила Багиру и спус-тилась во двор. Проверив окрестности - нет ли поблизости беспризор-ных собак, девушка отправила котенка исследовать травяные джунгли и, зорко следя за подопечной - очутившись на свободе, Багира становилась абсолютно неуправляемой и гуляла сама по себе, - призадумалась. Что и говорить - проблем хватало.
- Сколько я уже здесь? Девятый день. Преодолевала лестнич-ные марши чирковского подъезда несчетное количество раз в обоих направлениях, а временной коридор и не думал открываться. Конечно, я сама не спешу возвратиться, но раньше от моего желания ничего не зависело, все происходило спонтанно. В 1975 места мне нет, кошке понятно, ясно, как дважды два, что бы ни говорил Тимур о математике, как об абстрактной науке.
Значит, возвращение неизбежно. Только когда оно произой-дет? И почему Чирков, прекрасно понимавший обстоятельства нашей первой встречи в семьдесят третьем, ни словом не обмолвился о нынеш-ней? Казалось бы, поводов запомнить ее на всю жизнь значительно больше…
Алиса нахмурилась. Правильно ли она поступила? Ведь лю-бящая внучка, к стыду своему, даже не попыталась увидеться с Викто-рией Михайловной, мимолетно, хоть краем глаза, полюбоваться моло-дым Сергеем Лядовым и поиграть в куклы с мамочкой…
В этом плане реален лишь один пункт - встреча с Витей. Как бы папочка не бросился меня охмурять, а юная балерина Валерия Тре-филова вряд ли располагает свободным временем, чтобы возиться с куклами. Как ни печально, здесь я - чужая среди чужих.
Девушка вспомнила наставления Виктора Венедиктовича и предостережения Тичера. Отсутствие документов ставит ее вне закона. Даже наличие денег - кстати, их осталось не так уж много из выпотро-шенной отцовской коллекции, включая валюту, пользоваться которой опасно, - ничем не могло помочь. В стране победившего социализма деньги, похоже, играли второстепенную роль. Главенствующую занима-ли положение в обществе и так называемые нужные связи. Ни того, ни другого у Рыжухи не было.
Была любовь, больше похожая на необъяснимый каприз свое-нравной девчонки, вырвавшейся из-под родительской опеки, чтобы тут же угодить в один из множества капканов, расставленных на каждом шагу жизненной стези. Чувства - не слишком надежная опора в реалиях бытия. Нынешнее положение неминуемо и необратимо должно изме-ниться…
- Как несносная уральская погода, - уточнила Алиса, качнув-шаяся под напором внезапно налетевшего шквального ветра. Небо, ми-нуту назад сияющее безоблачной синевой, стремительно заволакивали хмурые растрепанные фиолетово-черные тучи.
Взъерошенная и недовольная Багира припала к земле, пискнув от неожиданности: вновь природа явила свое неистощимое на выдумки коварство.
- Испугалась, малышка, - Алиса прижала котенка к груди, спасаясь от смачно хлюпающих по асфальту тяжелых дождевых капель и белых изюмин града, юркнула в ставший таким знакомым подъезд.
Провозившись с дверным замком дольше обычного - мешала испуганно выдирающаяся из рук кошка, - девушка, наконец, вошла внутрь, читая ошалевшей питомице нотацию.
И грянул гром. Раскаты его еще терзали барабанные перепон-ки, когда Алиса разжала руку и Багира, плюхнувшись на пол, грозно заурчала и забилась в угол, выгнув спину и работая хвостом наподобие автомобильных дворников.
- Этого не может быть! Я даже ничего не почувствовала… И что подумает Тимур, когда вернется с работы?
Алиса растерянно стояла в темном коридорчике квартиры Чиркова конца XX века.

* * * * *
На охраняемую автостоянку возле престижного много-этажного дворца нагло вкатился потрепанный ядовито-зеленый "ижак", нещадно тарахтя плохо отрегулированным "троящим" мотором и, за-мешкавшись на мгновение, втиснулся между навороченным джипом и старенькой "жучкой", недавним приобретением Сергея Алексеевича Лядова.
- Совсем оборзел мужик, - подумал немедленно выскочивший из стеклянного "скворечника" разъяренный охранник, обеспокоенный, как бы лихой водила не поцарапал соседние машины. - Сейчас я тебе поправлю лоховскую морду. Будешь наподобие своего тарантаса одним глазом светить…
Но изменил намерения и поубавил прыть, когда вслед за само-уверенным салагой-шофером, деревенской красоткой и доходягой-дедом в джинсовке из "антилопы гну" появилась Алиса Сергеевна.
Страж порядка с плохо дающейся вежливостью поздоровался и дал задний ход, недоумевая, что за странную компанию подобрала на этот раз экстравагантная девица, втайне надеясь, что у Лядова, наконец, лопнет терпение и он вправит мозги непутевой дочери.
К слову сказать, вся четверка изрядно волновалась, терзаясь теми же подозрениями. Алиса - не меньше остальных.
В фойе дежурил, как назло, Гарик. На Тичера он, впрочем, не обратил внимания, зато Эдичку смерил недобрым взглядом, ошибочно опознав в нем возможного соперника и претендента на симпатии Алисы.
- С днем рождения, Алиса Сергеевна, - буркнул отечественный Кинг Конг, неуклюже вручая имениннице здоровенную коробку конфет и глядя на девушку печально-преданными собачьими глазами.
- Спасибо, Игорь. Дай-ка я тебя поцелую…
Чтобы Алиса смогла исполнить задуманное и чмокнуть "секьюрити" в тщательно выбритую и надушенную одеколоном "Босс" щеку, верзиле пришлось наклониться.
- Да-а-а, Эдик, - сочувственно протянул Тичер, когда створки лифта надежно сомкнулись. - Тебе не позавидуешь. Не советую сталки-ваться с новым знакомым в темном переулке.
- Я-то здесь причем? - возмутился Эдичка. При напускной не-возмутимости он успел заметить и верно оценить и взгляд Гарика, и необъятные габариты его фигуры.
- Игорь - надежный и преданный друг, - строго прервала де-вушка неуместные намеки.
- Твой - возможно, - не унимался Тичер, обеспокоенный пред-стоящей встречей с Леопардом.
- С моими друзьями он обращается исключительно коррект-но…
- С друзьями - да. А с малоопытными и возможными шафера-ми?
Дверь открыл сам Леопард, и вид его был отнюдь не добро-душный.
- В чем дело, сударыня? - осведомился он, глядя на дочь. - Опаздываем.
Не успела Алиса рта открыть, чтобы оттуда донесся жалкий лепет оправданий, проявил несвойственную смекалку Эдичка: Здравст-вуйте, Сергей Алексеевич. Машина забарахлила некстати, вот и задер-жались.
- Через порог не здороваются, - заметил обезоруженный хозя-ин. - Проходите, гости дорогие. Чувствуйте себя… соответственно.
Эдичка явил собой пример героического самопожертвования, признав, что любимое средство передвижения имеет недостатки.
- Не вздумайте обувь снимать, - прогудел в нос Тичер.
- Сами в курсе - не к тебе пришли, - полушепотом огрызнулся Эдик.
- И не к тебе, - мстительно прогудел Тимур.
- Я с предками живу, - напомнил Эдичка.
- А я сам убираю!
- Чего вы там застряли? - обернулась Алиса, подхватив Венеру под руку, и компания очутилась в гостиной.
- Это мои друзья, - представила Алиса присутствующим за-мявшуюся троицу: Венера, Эдик, Тимур… Григорьевич.
Воцарилась напряженная тишина. Посланцы двух миров изучали друг друга. Венера скользила взглядом по шикарному интерьеру, Эдичка скромно уставился в пол, боковым зрением оценив убранство праздничного застолья на предмет выпивки и, главное, закуски. Тичер решил перехва-тить инициативу.
- Позволь, Алиса, самому догадаться, ху из ху. Пойдем вопреки законам, против часовой стрелки. Виктор Венедиктович Вершинин, предприниматель. Его очаровательная спутница - Лена, ваша ровесница, огра-ничусь именем. Мужчина с элегантной стивенкинговской бородой - Виктор Викторович, парапсихолог. Валерия Борисовна в отъезде, ее место занимает домоправительница, рукодельница и скромница, короче - просто Мария. Или, что звучит сейчас более по-русски, Маша. Рядом ее супруг Николай, мой давнишний соратник по балке, ака Кролик. Хозяина представлять не надо, его и так все знают.
- Прошу к столу, - уже не так хмуро пригласил Леопард.
Венера спохватилась: Алиса, позволь поздравить от всей души и вручить наш скромный подарок. Надеюсь, он тебе понравиться и придется кстати. И впору.
Она толкнула Эдика в бок, и тот протянул Имениннице пакет, предварительно вытащив из него букет полевых цветов, собранных на даче.
- Спасибо, - Рыжуха с интересом разглядывала карикатурное изображение свирепого дзюдоиста. Под задранной ногой спортсмена анонимным художником стилизованными иероглифами кириллицей пояснялось: КАРАТЭ.
- А что, похож, - шепнул Тичер Алисе. - Не внешним, так внутренним содержанием.
Алиса, натренированная пикировкой с отцом, хладнокровно вытащила содержимое на свет божий, к ужасу Венеры.
- Что ж, очень даже пригодится, - молвила Алиса задумчиво, разглядывая мешковатое облачение.
- Вещь в хозяйстве полезная, - убежденно заявил Эдичка, привычно уворачиваясь от тумака, которым хотела наградить его Венера. Поцелуя в щеку была удостоена лишь швея, чем ее строгий наставник был весьма разочарован.
Спохватившиеся гости наперебой кинулись поздравлять виновницу торжества. Масштабностью презента всех превзошел Вершинин, преподнесший персональный компьютер. Лядов подошел к дочери последним.
- Мама сожалеет, что не может вырваться на денек. Подарков из загранки навезет выше крыши. От себя лично…
- Ты уже сделал мне подарок, - перебила Алиса, - как и Тимур…
Сергей Алексеевич требовательно поднял палец: "От себя лично вручаю нечто весьма актуальное".
Алисе достались настенные круглые часы с зеркальным циферблатом, стрелки на котором двигались в обратном направлении.
- При некоторой тренировке вполне можно пользоваться…
- Минуточку внимания…
Тичер выдержал паузу и не лишенным приятности голосом пропел А-капелла битловскую "Телл ми уст ю сии". За столом хлопнул рюмашку и больше не пил и не пел, ко всеобщему удовольствию.
Улучив момент, Вершинин шепнул Лядову: "Нашему ваганту впору петь другую песню с того же альбома "Хелп".
Но тут зазвонил телефон. Сняв трубку, Маша ойкнула: "Валерия Бо-рисовна звонит!"
Переговорив с женой, Лядов в приподнятом настроении подошел к музыкальному центру и застал на дорогостоящем аппарате невозмутимо лежащую черную кошку, бестрепетно встретившую его взглядом горящих зеленых глаз.
- Эт-то что такое! - рявкнул разгневанный Леопард.
Багира опрометью сквозанула прочь, Маша запричитала: "Я виновата, не доглядела…".
- Алиса, ты прекрасно знаешь - у мамы аллергия!
- Она же в отъезде, по телефону заболевание не передается. Багира одна не может - боится, скучает и плачет.
- Эдик, смотри, какая прелесть, - восхитилась Венера.
Черная прелесть, задравши хвост, металась по гостиной в поисках убежища, юркнула под стол и нашла защиту на коленях Тимура.
В конце концов, Лядов сменил гнев на милость, колонки замурлыкали умиротворяющую мелодию, дамы изъявили желание танцевать, а Тичер с Эдиком - устроить перекур.
- Разве что на лоджии, - робко предложила Алиса, глянув на отца. - И давай-ка сюда Багиру. Малышка никак не привыкнет к табачному дыму. Она и представить не могла, что через 25 лет ты будешь дымить, как паровоз.
- Ты хоть поняла, что сказала? - воззрился Эдик на явно свихнувшуюся именинницу. - Сколько помню, Тичер сроду сигарету из остатних зубов не выпускал, иногда одну от другой прикуривает, когда пьет, то есть пишет, я хотел сказать. А Багире от роду месяца два-три…
Алиса загадочно улыбнулась, подхватила недовольно щурящуюся кошку и ретировалась с балкона.
- Н-да, квартирка, - промычал Эдичка, доставая пачку "Петра". Тичер по обыкновению пробавлялся "Примой". - Сколько десятилетий мне нужно пахать, чтобы скопить хотя бы на половину такой.
- И не мечтай. Тебе светит разве что однокомнатная халупа.
Эдик глубоко затянулся и задер-жал дым в легких, хотя курил не заряжен-ную беломорину, а обычную фильтрован-ную сигарету.
- Да это я так. Просто лишние деньги не помешали бы. Фроська залетела, буду рожать, говорит.
- Да, проблема, - задумался Ти-мур. - Ни жилья своего, ни заработка при-личного. И никаких социальных гарантий. Ладно, не парься. Кого заказали - мальчи-ка, девочку?
- Никого мы не загадывали. Ре-бенок вырастет, сам определится.
Юный пофигист и не думал уны-вать.
- Тебе не интересно, на кого бу-дет похоже ваше чадо?
- Венера говорит, по приметам должна родиться светловолосая девочка с зелеными глазами.
В коридоре Алиса едва не сшиб-ла с ног заблудившегося в лабиринте об-ширной квартиры возвращающегося с пе-рекура Тичера.
- Как кстати, Лисенок, - обрадо-вался Тимур. - Напомни, где у вас "ОО"? Махнув рукой, Алиса метнулась дальше, распахнула одну из дверей и скрылась внутри. Тичер озадаченно последовал за именинницей, решив истолковать ее жест как приглашающий. Однако увиденная кар-тина поставила его в тупик и очень нелов-кое положение: Рыжуха склонилась над ра-ковиной. По всему, девушку отчаянно и мучительно рвало.
- Ты же не пьешь, - пролепетал инженер человеческих душ и провидец. - И не ела ничего, одни огурцы малосольные…
- Уйди, дурак, - простонала бедняжка. И тут Тимура осенило: девять дней бла-женства в семьдесят пятом аукнулись девя-тью месяцами неудобств в девяносто девя-том. Придется тоже искать работу пона-дежнее.

Номера 50-51

Л. ГАЙ. ПИЦЦА ГРАФ ОМАНА.
Понедельник - день тяжелый по определению. А тут еще на Тимура свалились тяготы вынужденного расставания с полюбившейся ему супердевочкой и безудержный наплыв клиентуры, хорошо запасшейся годным к приемке утильсырьем. Обычное дело после выходных.
Шефа не было, как, впрочем, и грузчика. Подсобники менялись, как перчатки, не в силах справиться с приличными нагрузками, а пуще того - с неумолимой тягой немедленно ухлопать заработанные деньги на сомнительное удовольствие недолгого блаженства, сулимое расположенным напротив киоском по продаже моющих средств.
Оно, конечно, Тимуру не привыкать, однако к полудню он изрядно вымотался. Тут весьма кстати иссякли отпущенные на прием товара суммы, а босс так и не появился: завис на даче. Он был заядлым рыболовом, а тот факт, что рыба ввиду исключительной жары залегла на дно и клевать категорически отказывалась, его ничуть не смущал. Ловил он отнюдь не на примитивную удочку и даже не на спиннинг. К тому же, как говорится, "у него при себе было".
Чирков вывесил ненавистную определенному контингенту табличку с лапидарной и категоричной фразой "ДЕНЕГ НЕТ" и прием окончил под тяжкие стоны и отборную матерщину разочарованных сдатчиков. Работал он без перерыва на обед, о чем нимало не сожалел: аппетит начисто отбивали специфические запахи помойки и внешний вид клиентуры, обитавшей в аналогичном месте.
Перекантарив в мешки принятую "пушнину", наведя на рабочем месте относительный порядок, Чирков закурил и призадумался: план горит синим пламенем. Попытка призанять денег для производственных нужд у коллег-киоскерш закончилась неудачей, до конца рабочего дня оставалось часа четыре. О том, чтобы закрыться пораньше, не могло быть и речи: а ну как шеф нагрянет, греха не оберешься.
Нужно было коротать время, но читать не хотелось. Сбросив запыленную куртку и стащив пропотевшую насквозь футболку, Тимур наскоро ополоснулся и вышел на солнышко глотнуть относительно свежего воздуха.
Не обращая внимания на плюющихся от досады и более энергично выражающих чувства сдатчиков-неудачников, сачкующий поневоле приемщик прикрыл глаза, вспоминая прекрасно проведенное время рекреации, когда что-то ткнулось в его колено. Вырванный из мира сладких грез, Тимур с неудовольствием размежил веки. Рядом стояла давешняя дворняга, дружелюбно помахивая хвостом.
Бывшая приемщица Лида приваживала и обихаживала всех окрестных бродячих собак и кошек, подкармливала захваченными из дому припасами, нередко жертвуя собственным "тормозком". Чирков подобным альтруизмом не отличался. Но пес был не чужой, если можно так выразиться. Пришлось разориться на хот-дог. Собственную наличность на нужды приемки Тимур не тратил - еще не хватало!
Барс (так называла кобеля Девочка С.) нисколько не удрученный отсутствием хозяйки, с удовольствием сожрал как булку, так и подозрительной свежести сосиску, а потом деловито шмыгнул в открытую дверь приемного пункта.
- Эй-эй, парень, туда нельзя, - вскинулся Тимур, преследуя незваного посетителя.
Однако пес замечание Чиркова проигнорировал. Забравшись в самую глубину подвального помещения, он принял охотничью стойку возле кучи неходового черного лома, валяющегося здесь с незапамятных времен, и требовательно гавкнул.
Но у пса было настолько добродушное и приветливо-призывное выражение морды, что последний олух осознал бы - дело не в крысе.
Чертыхнувшись, Чирков принялся разгребать завал, попутно укладывая железяки компактнее, чтобы труды не пропали даром. Усилия увенчались успехом - под прикрытым ржавчиной и плесенью листом "обичайки" лежал вместительный "фирменный" кейс. К тому же не пустой, в чем кладоискатель убедился, едва приподняв забугорный чемодан.
- Ай да Барсик, ай да сукин сын, - пробормотал Тимур, волоча находку ближе к столу. - На хозяйскую заначку не похоже. Откуда ж он тут взялся?
Для страховки, от любопытных глаз закрыв дверь, Тимур обтер кейс от пыли "рабочим" полотенцем и попытался открыть замки.
Не тут-то было. Вот незадача! Чиркова обуял охотничий азарт.
- Сезам, откройся! Сим-сим, открой дверь! Двое из ларца, одинаковы с лица!
Ни одно известное Чиркову заклинание не действовало. Нужна была отмычка и опытный взломщик. Портить дорогую престижную вещь не хотелось. Придется домой тащить. Но так, чтобы не засветиться.
Закрыв контору на полчаса раньше - шеф явно загулял - Тимур, несколько мандражируя, поспешил в родные пенаты. Барс, кстати, как только поставленная цель была достигнута, незаметно слинял, не выклянчивая вознаграждения. Он был истинный дворянин.
Дома, изнывая от любопытства, Чирков продолжил борьбу с замками. Черта лысого! Он поймал себя на том, что напоминает персонаж басни "Лиса и виноград".
- Может, Гошу позвать? Все-таки автослесарь, - уныло кумекал неумелый взломщик. - А зачем, собственно, Гошу? Если Эдичка у себя, и он сгодится. Подходящий инструмент у него наверняка есть.
Тимуру повезло: отец семейства оказался на месте и даже не успел завалиться спать, иначе затея потерпела бы полный крах.
- Только ненадолго, - напутствовала мужа по обыкновению Афродита.
- Да мы на полчасика, не больше, - в голосе дрожащего от возбуждения Чиркова прорезались несвойственные заискивающие нотки.
Эдичка прихватил из стоящего у подъезда "ижака" сумку со слесарными причиндалами.
- "Фомку" не забудь, - подсказал Тичер. - То бишь эту, монтировку.
Эдик с видимой неохотой полез под сиденье.
- Я сам донесу, - Чирков был суетлив до неприличия.
По дороге его грызли сомнения: а ну как в чемодане окажутся расчлененные останки? А запах?.. Так давно выветрился. Творческое воображение продолжало играть в духе Хичкока, что не способствовало поднятию жизненного тонуса.
Увидев чемодан, Эдичка с сожалением прищелкнул языком, на что немедленно среагировала Багира, угрожающе выгнув спину.
- Цыц, чертовка! Не до тебя, - шикнул на кошку Тимур, и разобиженное животное демонстративно разлеглось на антикварном магнитофоне.
- Тебе кейс точно нужен целым и невредимым, - поинтересовался Эдик, зевая во весь рот.
- Желательно, - осторожно подтвердил Тимур.
- Код замка, - равнодушно потребовал пофигист. - Ключ гони.
- Ломай, черт с тобой, - простонал утомленно Тичер.
Операция "Ы" началась и закончилась буквально через минуту.
- Ларчик, откройся, - и Эдичка небрежным движением откинул крышку.
- Ни фига себе, - невольно вырвалось у Чиркова. Кейс был под завязку набит аккуратными пачками долларов.
- Вот именно - ни фига, - спокойно констатировал Эдичка, разглядывая одну из бумажек. - Зелень-то игрушечная, только для "Монополии" годится. Ну, разве еще на сувениры.
Помолчи.
- Чемодан жалко, - непроизвольно посетовал Чирков. - Такой хороший был чемодан.
- Да ладно, не бери в голову. Починим. Эдик вытряхнул содержимое на палас. - Это тебе еще сгодится. Ты же макулатуру принимаешь? Тут как раз на… Постой-ка, - глаза взломщика сверкнули, он хищно схватил пачку с самого верха образовавшейся пирамиды.
- Что, что такое, - занервничал Чирков. Эдик сорвал бумажную ленту, пропустил пачку между пальцев, как карточную колоду и дрогнувшим голосом сказал: "А вот эти - настоящие…".
Приятели ошеломленно переглянулись и, не сговариваясь, принялись сортировать кучу-малу. Точнее, сортировал разбирающийся в валюте Эдичка, а Тичер откладывал "годные" упаковки в сторону. Потом проверили "игрушечные" - не затесались в них подлинные купюры? К сожалению, таковых не оказалось. И без того улов был неплохим. Во всяком случае, для Эдика с Тимуром.
- Что делать будем, - вопросительно поднял голову инвалютный спец, сидящий на полу.
- Первым делом избавимся от чемодана, - решительно заявил обессилено лежащий на кушетке Тичер.
То, что черно-белая жизнь неожиданно заиграла бодрыми хлорофилловыми оттенками, оптимизма Чиркову не добавило.
- Случается, конечно - книжки стоящие несут сдавать за гроши, но чтобы валюту приравняли к макулатуре… Эт-то у кого-то крыша поехала, - рассуждал Тичер, пока Эдичка, приговаривая: Ломать - не строить, - рубил злополучный золотоносный кейс в капусту.
- Как бы у нас самих башни не снесло, - резонно заметил разрушитель, стряхивая со лба капли трудового пота.
- Думаешь, предъявят за чемоданчик?
- Этот пиратский сундук провалялся в мусорной куче больше двух лет, говоришь? И никто не чухнулся, - успокоил нервного старца юный пофигист.
- Ты-то не при делах. Я же металлом перекладывал. Значит, все предъявы - ко мне.
- И ничего не значит, - разозлился утомленный физическими упражнениями Эдичка. - Не было никакого кейса, и все тут.
- Как прогладят меня горячим утюжком по впалому животу - то, чего не было, выложу, как на духу.
- Да не трусь ты раньше времени. Заныкавший кейс сел, и сел надолго, или самого прогладили… Асфальтовым катком.
- Умеешь ты утешить, - продолжал нытье Чирков. - Если сидит - рано или поздно выйдет
- Чего гадать? Сам твердил, что живешь сегодняшним днем. Куда теперь эти дрова девать синтетические, вот что мне скажи.
- Вон мешок валяется, спихай в него, - меланхолично предложил Тимур.
- А на кой хрен я тогда его рубил, - рассвирепел Эдик.
- Чтобы труднее было опознать.
- Во!!! - выразительно покрутил пальцем у виска чемоданный вандал.
Но ошметки сгреб и даже опорожнил в мешок мусорное ведро для пущей маскировки. Спохватившись, глянул на часы: Ни себе фига! Фрося меня съест! Говорили же - на полчасика!
- А ты прихвати сотенную из пачки. На улице нашел, скажешь. У нее вся охота скандалить сразу пропадет, - безмятежно посоветовал Тимур.
- Может, тогда лучше всю пачку прихватить? - вкрадчиво намекнул Эдик.
- Если целую пачку - не поверит. А бумажка вполне могла вылететь у пьяного башлемана.
- Чемодан зеленых, выходит, можно найти, а пачку - нет? - обиделся Эдичка.
- Не целый чемодан. Настоящие бабки лишь на дне лежали. Не мешай анализировать ситуацию. Вали домой, по дороге закинешь мешок на мусорку.
- А игрушечные куда?
- Сортир оклею.
Эдик отслюнил купюру из вскрытой проверенной пачки, взвалил мешок с мусором на плечо, прихватил инструмент и отчалил, тщательно захлопнув дверь.
Тичер продолжал раздумывать всю ночь. К каким выводам он пришел, неизвестно, а дело обстояло так…
Тут уместно пустить титр из штатовских "мувиз": тремя годами раньше…
…желтая тачка лихо подлетала к привокзальной площади. Плотного телосложения пассажир расплатился с шофером и, помахивая чемоданчиком, неторопливо подошел к одному из круглосуточно функционирующих киосков.
- "Сдачи не надо", - передразнил скуповатого клиента водила. - Да с тебя в ночное время втройне полагается.
Плюнул в сердцах и присоединился к веренице ожидающих прибытия ночного экспресса желтокожих развалюх.
Толстяк отовариваться в ларьке не стал. Похоже, он просто тянул время и осматривался. Ничего подозрительного не приметив, нырнул в пешеходный тоннель под магистралью и неспешно направился мимо приюта железнодорожников в сторону трамвайной линии. Через пару кварталов свернул к торцу старинной постройки, мертвыми окнами закрытого на ночь учреждения, отражающего свет ближайших фонарей.
Пошарил в карманах, достал связку ключей и, беззвучно матерясь, начал в темноте нашаривать замочную скважину.
- Помочь, Геннадий Александрович, - вежливо осведомились из чернеющих поодаль кустов. - Я и посветить могу, если надо.
Васюков от неожиданности аж подпрыгнул.
- Бычара, кретин… Сказано же - встречаемся возле…
- Так оно надежнее будет, Геннадий Александрович.
Произнесено было уважительно, но твердо.
- Не доверяешь, значит, - хохотнул Васюков.
- Уж больно деньги солидные. Лучше подстраховаться. На улицах мальчики-отморозки пошаливают, мало ли…
- Лады. Это и к лучшему, - буркнул Иваси. - Фитиль есть?
- Я фару могу зажечь…
- Я-те зажгу! Огонек прикрывай ладонью, чтобы со стороны не засекли. Конспиратор, мать твою…
Железная дверь отворилась сравнительно бесшумно. Два бандюгана шагнули внутрь, прикрыли створку и только после этого с помощью неверного пламени отыскали выключатель.
- Значит так, Бычок. Ты волыну достань и в угол положи.
Криво усмехнувшись, парень повиновался.
- Теперь иди сюда, к столу. Запомни и другим передай: Васяй своих не кидает. Вот чемодан, вот ключ. Открываем… Что за х-х-хрень…
Наметанным глазом Васюков сразу определил: перед ним не всемогущая "зелень", а шуточная подделка. Кукла для лохов.
- И эта пачка, и эта…
Подельники разом вспотели, вопреки ночной прохладе.
- Подменил, сука драная!
- Как? Когда? - лепетал утративший крутизну Бык.
- "Подстраховался", мать его в гроб, вроде тебя! Бойцам из охраны такой же кейс отдал. Это, говорит, сувениры от друзей на добрую память. Отвезите, мол, на служебную квартиру, чтобы не было кривотолков. Лось трехглазый… То-то он мычал, перед тем, как сдохнуть. Откупиться хотел, падла.
Когда эмоции иссякли, Иваси умолк на несколько минут, барабаня пальцами по обшарпанной столешнице и тупо глядя на кейс с фальшивками.
- Выходит, мы на других сработали, - убито прошептал опечаленный Бычок.
- И входит, и выходит. Сунут в тот чемодан пару дешевых зажигалок да пивных кружек, и шито-крыто. Это надо же так лохануться! Ничего, мы свое возьмем. Не вышло у "корешка", тряханем "вершка".
- А с этим барахлом что делать? Спалимся ведь…
Но Васюков уже оправился от потрясения и демонстрировать отчаяние и досаду перед подчиненным не собирался.
- Река рядом… Хотя… Может сгодиться - лохов разводить.
Васяй уложил вынутые пачки обратно, запер кейс и осмотрелся.
- Сунь в угол, накрой чем-нибудь и железками закидай. Пусть себе лежит, пить-есть не просит. Может, так же кого-нибудь разведем.
- Эх, погорим на мелочевке…
Бычара нехотя повиновался.
- Можешь тачку неприметную достать?
- Нет проблем.
- Да не "левую", что в угоне числится. Чистую, чтоб с документами всем тип-топ было. С неделю придется кое-кого пасти.
- Могу, поворочав мозгами, кивнул Бычара.
- Ну и ладушки. Если по-моему выйдет, в накладе не останемся. А теперь - разбежались. Встречаемся, как договорились. Пушку-то не забудь, - прикрикнул Васюков на расстроенного сообщника, направившегося к двери. Тот хлопнул себя по лбу и вернулся.
…Наполеоновским планам Васюкова сбыться было не суждено. Битую "волжанку", раздобытую Бычарой у приятелей, без труда вычислил бдительный охранник Вершинина. Во время преследования партнер Иваси не справился с управлением, и машина агрессоров очутилась на дне речки Васяевки. Многозначительное совпадение…
Вернувшись во вторник к обеду, шеф Чиркова сообщил безрадостно: Последнюю неделю дорабатываем. Отказали в аренде.
Если он ожидал проявления глубокой скорби или хотя бы сочувствия со стороны подчиненного, то глубоко заблуждался. Знал бы, какая затейливая мыслишка посетила Тимура минувшей бессонной ночью!
Только одно волновало Чиркова: хватит ли на задуманную авантюру средств, подаренных судьбой?
Посоветовался с Эдиком. Тот от тимуровских начинаний в восторг не пришел, но когда услышал, что для успеха задуманного предприятия потребуется "ИЖ-фургон", который будет оформлен на его имя, загорелся и разделил прожектерский энтузиазм старого приятеля.
Засели составлять штатное расписание, обсуждая возможные кандидатуры и тревожно прикидывая на глазок суммы предстоящих расходов. Процедура оформления банковского займа была для обоих тайной за семью печатями.
Весьма кстати вспомнили Марину, которая давно покинула скудно оплачиваемое место детсадовского воспитателя и работала не то бухгалтером, не то менеджером в на ладан дышащей книготорговой фирме.
- Точно, - обрадовался Эдик. - И у Венеры образование подходящее - повар-кондитер. Я, само собой, водитель-экспедитор. Ты осуществляешь общее руководство, всякие видеомузыкальные примочки…
- У тебя на подхвате, как грузчик…
- Если здоровье позволит, - заржал Эдичка.
- Оформлять помещение пригласим забулдыгу-художника Федора Евсеевича, - подхватил Тимур. - Повариху и буфетчицу Венера сыщет среди подружек…
- Эх, еще ведь ремонт, - огорчился Эдик.
- У самих, что ли, опыта нет, - возмутился Чирков. - Кое-кого из старых коллег по шабашкам привлечем.
- Охрана, - многозначительно намекнул Эдик.
- Есть у меня на примете один вышибала. На автостоянке мается.
- Ладно, охрана - дело десятое. Вот ремонт и оборудование… Стоп, у Марины - муж строитель! Неужто для собственной супруги скидку не сделает?
Словом, через месяц работа закипела. Кстати, чрезмерных трудностей она не доставила. Глаза боятся - руки делают.
Вскоре возле университета (в расчете на голодных, но в наше время отнюдь не безденежных студентов) открылась сравнительно дешевая забегаловка под хитрым названием "ПИЦЦА ГРАФ ОМАНА".
- У арабов вроде графьев нет, - засомневался Эдичка, первый раз увидев творение спившегося художника.
- Принцы есть, значит, и графья найдутся, - авторитетно заявил Тимур. - И потом, вчитайся повнимательнее.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что вывеска с секретом и читается двусмысленно: хочешь - "Пицца граф Омана", для продвинутой публики из числа пишущих и читающих: "Пища графомана".
- Чем не "Стойло Пегаса!" - восторгался Чирков.
- Тогда надо бы ближе к ипподрому, - посетовал Эдик.
Тичер досадливо отмахнулся: Что с него взять? Темнота! Тем более, для обычной публики оба варианта звучали одинаково загадочно и невразумительно.
Создав сей высокохудожественный шедевр, Федор Евсеевич, ударился в многодневный запой, неосмотрительно профинансированный чирковским авансом. Тимур разозлился и конфисковал в счет неустойки пылившийся в углу студии триптих по известной картине "Завтрак аристократа".
Изъятое безжалостным кредитором творение представляло собой копию известной по истории французской революции картины, дополненной более приближенным к современности гротескным "Завтрак студента" и "Завтрак бомжа".
Последнюю часть выставлять на всеобщее обозрение Тимур поостерегся: чрезмерно натуралистическое изображение оборванца, хлебающего помои из бака для пищеотходов, у любого могло отбить аппетит, а тимуровская команда преследовала цели противоположные.
"Презентация" удалась на славу. В нарушение всех постановлений и вопреки развешанным повсюду табличкам "Приносить с собой и распивать спиртные напитки строго запрещается", заимствованным из времен недолгого сухостойно-катастрофического правления Михаила Горбачева, пиво и водка в закрытом по такому случаю для посетителей заведения лились рекой.
Лицензию на торговлю алкогольными напитками Тимур приобретать не стал из-за дороговизны.
- Овчинка выделки не стоит, - заявил он. - Этим добром торгуют на каждом углу круглосуточно. Кому надо, притащат с собой и раздавят втихаря. Мы в студенческие годы поступали именно так.
Иллюстрируя свои доводы, Тичер ограничился бутылкой пива. Правда, полуторалитровой.
И начались трудовые будни.
Постепенно все пришло в норму: определились с ассортиментом и количеством закупаемого товара, вычислили время наибольшего наплыва клиентов, заключили договор на поставку нужных продуктов. Когда обнаруживался дефицит, под рукой находился новомодный "сапожок", который менялся местами с Эдичкиным "ижаком" и мчался по нужным адресам, дабы заделать возникшую брешь.
Багира вполне освоилась на кухне и несколько располнела, хотя любимым местом ее отдыха остался антикварный "Днипро", который вместе с такой же древней "Нотойи" не менее раритетным "Аккордом" Тимур перетащил в самый отдаленный зальчик для избранной публики в качестве действующих музейных экспонатов и от случая к случаю демонстрировал удивленно хихикающим студиозусам.
Постепенно "Камчатка" превращалась в излюбленное место тусовки определенной части молодежи, на что с самого начала и рассчитывал Тичер, назвав пиццерию "Пища графомана". Элита не элита, богема не богема, но, в принципе, люди творческие привыкли коротать вечера в уютной пещере, обсуждая насущные проблемы, занимаясь пустопорожним трепом или демонстрируя друг другу свои художества.
Заглядывали кавээшники, рок-музыканты, барды, начинающие поэты, прозаики и философы.
Мероприятия сопровождались ненавязчивой фоновой музыкой или самодеятельными концертами посетителей. В пику постановлению об авторских правах Тичер на стенах развесил виниловые диски фирмы "Мелодия", где запреты на "паблик перфомансы" указаны не были, а уж об авторских правах смешно даже упоминать.
На "Камчатке" субботними вечерами проходили заседания литературного кружка, как старомодно окрестил Тичер тусовочное сборище представителей творческой молодежи.
Тимур частенько засиживался в пиццерии допоздна, скромно притулившись в углу, с любопытством слушая излияния младого и малознакомого племени, в дискуссии не ввязываясь, с юными пиитами в мелодекламации не состязаясь, свои творения на суд общественности не вынося. (Он самокритично и довольно скептически к ним относился).
То, что студенческие стишата были откровенно слабы и наивны, в полной мере компенсировалось юношеским задором и напористостью. Не всем же начинать сразу с "Тихого Дона" или повторять трагическую судьбу Ники Турбиной.
Однако когда Чирков услышал, что планируется обсуждение творчества двух по-своему скандальных прозаиков - Белобокина и Маревина, ретивое в нем взыграло.
При однозначно негативной оценке Белобокина Тичер достаточно лояльно относился к Маревину. Поэтому решил предварительно устроить минисоциологический опрос. Выбор был невелик, в его команде наличествовали только два книгочея: Марина и Эдик.
Раздобыв в библиотеке универа, - где у него до сих пор оставались знакомые "девочки", стремительно приближающиеся к пенсионному возрасту, - сборник Белобокина, он для начала подсунул его Марине, предложив прочесть хотя бы один рассказик.
Памятуя о патологическом пристрастии делопроизводительницы к многословным бессобытийным романам советских писателей 50-х годов прошлого века, Тичер поместил закладку в соответствующем месте сборника, а сам принялся рыться в накладных, исподтишка следя за жертвой, дабы не проворонить реакцию на пи/с/к сорочьего стрекотания.
Марина, более озабоченная своей беременностью, нежели волнующими Тимура околохудожественными вопросами, прочла рассказ, что называется, "по диагонали", но суть уловила. Захлопнув книжку и брезгливо держа ее за уголок двумя пальцами, испытуемая холодно произнесла: Я ожидала наткнуться на нечто подобное. Насторожило загадочное выражение твоей физиономии. Зачем такую мерзость вообще печатают?
Затем Тичер подогнал ту же книжку Эдику. Тот оказался покрепче и осилил аж три рассказа. Причем о втором, про случай - или случку? - в учительской сексуально озабоченный пофигист отозвался снисходительно: Ну, этот еще вроде ничего.
Однако на описании некрофильских забав тоже сломался.
Получив искомый результат, Тимур отправился на собрание во всеоружии.
Зал оказался набит битком, несмотря на не аппетитность обсуждаемой темы, убытки заведению общепита не грозили. Тимур даже перенес заключительную часть триптиха Клычкова "Завтрак бомжа" из кабинета на "Камчатку". (Не без тайного умысла, конечно).
Страсти разгорелись нешуточно. Одна девица даже в обморок грохнулась. То ли от духоты - вентиляция не справлялась с наплывом курящего народа, то ли по причине слабости нервной системы - когда цитировались дурно пахнущие откровения Белобокина.
К счастью, никого не стошнило. Во всяком случае, прямо в зале. Публика перемещалась свободно, и с уверенностью утверждать, кто отправился поблевать, а кто за куревом и питьем, было трудно.
Закаленный Тимур, обладающий стойким иммунитетом к различного рода словоизвержениям, к происходящему относился спокойно, пока его не достал бородатый самоуверенный аспирант-переросток и бард по совместительству.
Тот с жаром встал на защиту Белобокина, не то искренне восторгаясь его творческой манерой, не то прикидываясь из привычки оппонировать. Как только бородач закончил свое эмоциональное выступление, Тимур попросил слова. Оно ему было милостиво даровано. Юношеству попросту было любопытно: что прошамкает седоволосый старец?
- Я нахожусь в полном недоумении, - заявил с места в карьер задетый за живое Чирков, - отчего предыдущий оратор, с упоением громивший как классиков, так и бездарных приверженцев стиля "фэнтэзи", лишь укоризненно погрозил пальчиком "скандальному аферисту" Белобокину, не найдя для его "проделок" более жестокого определения. Являясь убежденным противником всяческих сект и прочих объединений с тенденциозной направленностью, полагаю, что Бога каждый человек несет в душе, изнанку которой выставлять предосудительно и нескромно. Писательская деятельность - исключение, однако к дерьмоеду и некрофилу Белобокину лично я отношусь с презрением и брезгливостью.
Тимур шпарил открытым текстом, справедливо полагая, что после цитированных грязных откровений шокировать публику уже ничто не сможет: Почему, собственно, Белобокин? Ему более подходит псевдоним Говноедов. (Одобрительный гул части аудитории). Я до сих пор пребываю в наивном заблуждении, что литература способна благотворно влиять на духовное развитие личности. Косвенный пример: один матерый лагерный волк с моей подачи прочел "Трех товарищей" Ремарка и с помутненным взором признался: Такие вещи в тюрьме и на зоне читать нельзя - расслабляют.
Комментарии с места: Хорош пример!.. Вот именно!..
- Не в том смысле, что возникают позывы немедленно бежать на толчок, чтобы очистить организм от скверны после ознакомления с грязно-плотскими откровениями типа белобокинских. А в том, что творения истинно гениальных писателей смягчают душу и возвышают нравы, то есть наоборот, конечно - возвышают и смягчают, - невозмутимо поправился Тимур после очередной ехидной реплики. - Извините, отвык выступать на публике. О смерти традиционного, "толстовского" романа талдычат уже давно, еще тридцать лет назад наслушался и начитался, и тем не менее…
- Позвольте разъяснить мою позицию, которая, по всей видимости, настолько глубока и великомудрственна, что ее кое для кого из присутствующих необходимо адаптировать, - вмешался бородач. - Почему Белобокину - пальчиком "ай-яй-яй"; прочим - по полной программе? Да потому, что в словесной ткани основная - не та, что "изображает" что-то, или про что-то, а та, что несет первоначальную информацию, настрой. Поэтому, будь Белобокин трижды некрофил и говноед, он никогда в свои изображения агрессию килотоннами не заворачивает. Зачем ему агрессия? Его ткань и так достойна внимания и пока что не распадается.
- На мой взгляд, у него скорее словесный понос, ну да ладно, - добродушно махнул рукой Тичер. - Но где вы увидели ткань? Разве что бумага. Причем туалетная. Притом - использованная.
- Я говорю с наступательной манере письма, сопряженной с попытками магического либо агрессивно-охального воздействия на действительность, характерной для партийных документов и партийных журналистов, связанной с продвижением к власти либо с сохранением позиций у власти. Эта манера подчас совершенно необоснованно выдается за образец нейролингвистического программирования, - туманно пояснил барбудо явно не фиделевского толка.
- Последствия нейролингвистического воздействия мы недавно имели возможность наблюдать, - заметил Тичер. - Как там бедная девочка, оклемалась? Если позволите, я продолжу. "Новаторство" белобокинской прозы тоже весьма сомнительно. Стилизация под опусы посредственных писателей - дело нехитрое, как и любая стилизация либо пародия. А вот финальный шок в виде дерьмоедства - лишнее свидетельство профессиональной беспомощности автора, которому осточертела собственная белиберда.
Испещрять целые страницы отточиями немудрено. Что дозволено Юпитеру, то есть Пушкину А. С., дозволено только Юпитеру.
Бесчисленное и бессмысленное повторение одного и того же слова - так же отнюдь не оригинальная находка. Сколько ни кричи "халва", во рту слаще не станет. Тем более что излюбленный продукт автора - вовсе даже не халва, а совсем наоборот.
Сдавленные смешки свидетельствовали о наличии у Тимура единомышленников. Он, приободрившись, продолжал: Я понимаю и принимаю Маревина, которого некоторые ставят в одну шеренгу с Белобокиным. Но сорочье гуано годится разве что на удобрение. Кому нравится украинский борщ Гоголя, кому-то кулинарные изыски Набокова. А вот потреблять сорочий помет нормальному человеку несвойственно. Даже китайцы едят только ласточкины гнезда.
Я недостаточно "крейзи", чтобы наслаждаться грязными фантазиями скандального порнографа, пусть даже скроенными из "нераспадающейся" ткани, лично мне напоминающей якобы не знающую износу "чертову кожу". Брызни классической святой водой - и расползется, сгинет, как туалетная бумага в водовороте унитаза.
- Примечательное соседство святой воды и унитаза, - хихикнул бородач.
- От волнения я пропускаю некоторые звенья ассоциативной цепочки, - покаялся Тимур. К "цепочке" ехидный оппонент цепляться, слава те, не стал.
- Под "агрессивной манерой письма", полагаю, подразумевается навязывание авторской позиции, присутствие авторского "Я" в той или иной степени? Апулеевский "Золотой осел" или "Метаморфозы" Овидия характерны отсутствием авторской оценки происходящего, за что антикам и доставалось от вузовских преподавателей в бытность мою студентом. Любое культурно-художественное явление несет в себе заряд "агрессии", заключает в себе авторскую позицию и стремится воздействовать на чужое сознание.
Но есть мораль, она от Бога, потому должен существовать внутренний ограничитель, коли официальная цензура приказала долго жить. Последнее не так уж плохо. Дикси.
Тичер, сопровождаемый аплодисментами и свистом, "покинул кафедру".
Мнения разделились. Дискуссия продолжалась. Было бы странно, если произошло иначе.
Ближе к полуночи Тимур, утомленный нескончаемой говорильней, улизнул из зала, торопясь на трамвай.

*******
Глубокой осенью, за день до того, как выпал первый снег, Тимур повстречал у дверей пиццерии насквозь промокшую дворнягу, в которой не сразу признал Барса. Без долгих размышлений выделил псу место в подсобке, коротко ответив на недоуменные взгляды персонала: Это мой талисман.
Мысленно посетовал: Что же ты, дружище, хозяйку с собой не прихватил? - и веско добавил: Считайте его новым сотрудником со всеми вытекающими последствиями. Думаю, пользы от него будет больше, чем вреда. Прошу любить и жаловать.
- А что, прогудел добродушно охранник Гарик, - еще один нештатный сторож. Всех крыс передушит. Как назовешь?
- Барс, - познакомил коллег Тичер.
- Имечко подходящее, - одобрительно кивнул секьюрити. - Только как они с Багирой поделят сферы влияния?
- А Гарик-то вовсе не такой тупой, как может показаться, - подумал Чирков. - Все на лету схватывает, растет на глазах. Раньше двух слов связать не мог. Глядишь, стишета начнет пописывать.
- А чего им делить, - сказал Тимур вслух. - На кухне и в залах псине не место. Будет обитать здесь, у входа и около раздевалки. На сигнализации сэкономим.
- Так ведь Багира разгуливает, где вздумает. Как бы конфликт не случился, - конкретизировал свои опасения Игорь.
Однако Багира, буквально на следующий день нос к носу столкнувшаяся с Барсом, элементарно кобеля проигнорировала. Не зашипела, не выгнула дугой спину и даже языком не щелкнула, хотя Барс, желая познакомиться с аборигенкой, усердно махал хвостом и прямо-таки излучал доброжелательность и почтение. Со спокойным достоинством продефилировала мимо. Пес смутился столь прохладным приемом и ретировался в свой закуток.
- Староват ухажер, - хохотнул Гарик. - Ему уж лет пятнадцать. Пенсионер. То в сторожа и подался. А кыса наша - кисейная барышня.
Точно: начнет, подлец, стихи писать, - утвердился во мнении Тимур.

******
Чирков с тревогой ожидал прихода 51-го своего рождения. В нынешнем году он выпадал на воскресенье. Свежа была память о низвержениях в беспробудные запои именно после празднования знаменательных дат. На сей раз дело обернулось иначе.
Небольшой коллектив собрался в полном составе за накрытым столом на "Камчатке". Эдик поднял бокал, чтобы произнести здравицу, как в зал, виновато повиливая хвостом, вошел Барс и требовательно гавкнул.
Собравшиеся развеселились: Тоже поздравить явился!
- Нет, тут иная причина, - возразил именинник и отправился вслед за псом в предбанник.
На улице, возле закрытой двери в вывешенной табличкой "Технический перерыв - 30 минут" одиноко маячила, переминаясь с ноги на ногу, запорошенная снегом знакомая девичья фигурка
- Светик! - радостно бросился к девочке Тимур, но Барс его опередил, суматошной юлой вертясь вокруг хозяйки и по-щенячьи восторженно повизгивая.

Номера 48-49

Рождественская мистерия
- Здравствуйте, макулатуру больше не принимаете?
- Она еще шутки шутить изволит! - возмутился Чирков, поморщившись от ахнувшей по мозгам телепатемы. - Ты мне весь коллектив распугаешь своими штучками. Пойдем скорее внутрь, замерзла, небось. И знаешь, поздоровайся с народом по-человечески. Уверен, у тебя получится.
Он помог девочке снять куртку. Спортивную шапочку она только отряхнула от снега и снова натянула на голову, но Тичер успел заметить - волосы по-прежнему двухцветные, только острижены покороче.
- Готова? Тогда идем.
ПОДАРОК..
Девочка достала из кармана коробку с лосьоном после бритья и, сделав книксен, протянула Тимуру.
- "Фор янгмен", - прочел надпись Чирков. - Ну, спасибо, родная. Хоть одна душа все еще считает меня молодым. Можно?
Девочка подставила щеку, румяную от мороза. Благосклонно приняв благодарственный поцелуй, нежданная-негаданная гостья проследовала за Тимуром в зал. Барс с плохо скрываемым разочарованием остался на рабочем месте.
- Знакомьтесь, друзья! Это моя… дальняя родственница. Зовут Света. Девочка неразговорчивая и стеснительная, так что прошу вести себя соответственно и с расспросами не приставать.
Военная хитрость и Здравствуйте! - прозвучали для Тичера одновременно в ушах и мозгу. Остальные, похоже, услышали только приветствие, сказанное нормальным звонким девичьим голоском.
- Так и знал, что молчишь ты из принципа, - подумал Тимур. Света с интересом разглядывала присутствующих, но привлекла ее внимание только трехлетняя Пельмешка, которую Венера привела с собой. В воскресенье детсад не работал, а Эдичкина мама и без того намучалась с проказливой малышкой, побаивающейся только строгого, на взгляд Тимура, чрезмерно - папаши.
- Вот смотрите, скептики и пессимисты, - усадив "дочуру" рядом, потрясал в воздухе подаренным лосьоном Тичер. - И читайте: для молодых людей! Уж если десятилетняя девочка считает меня молодым, вам и подавно положено. (Засранцы, - добавил он мысленно, в ту же секунду спохватясь, что Света свободно могла услышать окончание фразы).
- Это шутка, - пояснил он виновато, адресуясь только к девочке. Но лицемер Эдик подхватил: А в каждой шутке есть доля истины.
И разразился длиннющим псевдокавказским тостом. Плохо отрепетированной торжественной речи не хватило витиеватости и цветистости слога. Присутствующие вяло отреагировали на тщательно завуалированное пожелание здоровья и долголетия. Светик сидела с каменным выражением лица, а Пельмешка колотила по столу ложкой, не то "аплодируя", как Хрущев на сессии ООН, не то напоминая, что соловья баснями не кормят.
Тимур слушал Эдичку невнимательно: супружеская пара подарила ему махровое полотенце, шампунь, зубную пасту и щетку. Как будто призыв к ведению здорового образа жизни? Хотя, если вдуматься, шампунь и полотенце пригодны для процедуры помывки покойника, а паста и щетка сгодятся чистить белые тапочки.
Когда экспресс-застолье окончилось, Эдик развязно сообщил Тимуру: Не знал, что у тебя есть такая хорошенькая племянница…
- Гляди, как бы тебя по стенке не размазало, - мрачно предостерег Тимур. Эдичка ошибочно принял суровость тона за недовольство тостом и благоразумно отвалил.
Зато подскочила Венера, известная лягушка-путешественница: Пойдем гулять? На эспланаде снежных фигур понастроили, горку, ледяной дворец.
Ну не могла Фрося в свободное время усидеть на месте, словно воткнули ей когда-то шило в задницу, а оно там и осталось.
Сегодня ее инициатива пришлась как нельзя кстати: пеццерия наполнялась разномастным людом, не всегда трезвым и воздержанным на язык. Ни к чему Свете, отнюдь не глухой и чужие мысли читающей, тут находиться.
- Эдик, собирайся. Супруга приглашает проветриться.
Намаявшийся за день глава семейства предпочел бы завалиться спать, но делать нечего.
Света увлеченно помогала Венере одевать Пельмешку, брыкавшуюся и вопящую: Я сама!
Коллектив, скинувшись, презентовал Чиркову длинное, кремового цвета пальто из прочной, напоминающей плащевку, ткани на волчьей подстежке, с богатым меховым воротником, лисий малахай необъятных размеров и коричневые зимние сапоги с высокими голенищами.
В таком наряде Тичер выглядел весьма представительно. Одежда меняет поведенческий стиль, заставляя "соответствовать". Тимур посолиднел, но на горку все же полез. Однако, скатившись разок и хлопнувшись затылком об лед, - сразу разболелась голова, не уберегла дареная шапка, - от дальнейшего участия в русских народных забавах отказался, предпочитая стоять у подножья сторонним наблюдателем.
- Тоже мне удовольствие, - ворчал он, массируя жизненно важную часть организма, которой весьма дорожил, хотя она не давала ногам покоя. - Карабкаться наверх по скользким ступенькам, чтобы через мгновение снова очутиться внизу, да еще с разбитой башкой.
Остальные продолжали членовредительские развлечения.
Всякий раз, очутившись рядом, Света, озабоченно поглядывала на Чиркова. Звон в ушах и болезненные ощущения вскоре прошли, Тимур повеселел, но на вершину горки лезть не стремился.
Домой вернулись без приключений.
Скинув в прихожей курточку, стянув шапочку и сапожки, Света вопросительно взглянула на Тимура.
КИМОНО.
- А куда она денется, - весело отвечал хозяин. - Я же знал, что ты еще объявишься. Сейчас достану. И ночки теплые - Венера связала к прошлому дню рождения. Я их и не носил почти. А твои одежки - на батарею. Небось, насквозь промокла?
Занятый поисками халата, Тимур не видел, чем занимается девочка. Поэтому, обернувшись, оторопел: Света стояла в маечке и трусиках. Джинсы, свитер и носки лежали на кушетке.
Чирков снова поразился ее стройности: какая ровненькая. И вроде еще подросла, красавица.
Щеки гостьи порозовели, она схватила халат и убежала в ванную.
- Чего ей, собственно, стесняться? Я для нее - дедушка. И потом, она же балерина.
Тимур заканчивал сервировать стол, когда в мозгу требовательно прозвучало: ПОЛОТЕНЦЕ НОСКИ ТАПОЧКИ ПОЖАЛУЙСТА.
Чертыхнувшись, Тичер достал свежеподаренное махровое полотенце, год назад презентованные носки и прихватил гостевые тапочки. Предварительно постучавшись - урок полугодовалой давности пошел впрок, - Тимур осторожно потянул за запертую дверь, надеясь, что полиэтиленовая занавеска задернута.
Ничуть не бывало. Мало того, девочка стояла в ванне во весь рост лицом к не знающему, куда глаза девать, мнительному Тичеру, которому некстати вспомнился французский фильм с Жаком Брелем "Профессиональный риск".
ОБНАЖЕННОЕ ТЕЛО ВСЕГДА СЛУЖИЛО ПРЕДМЕТОМ ИСКУССТВА.
Поскольку Света продолжала стоять, вытянув руки по швам, Тимур набросил ей на плечи полотенце. Девочка не шелохнулась, и он, вздохнув, принялся вытирать непредсказуемой девочке голову, сначала робко, а затем все энергичнее ероша двухцветные волосы. Света едва сдерживала смех, изо всех сил зажмурившись и удерживая кончики губ, дрожащие в предвестии улыбки. Потом Тимур осушил от водяных капель девчоночье тело, досадуя, что полотенце не банное - коротковато.
Света повелительно поставила ногу на край ванны.
- Все для вас, принцесса, - пробормотал Тимур, втягиваясь в игру. - Другую ножку, пожалуйста. Так. Теперь третью… Ах, разве они уже кончились? Тогда надевай халатик и марш в кухню, негодница!
Он легонько шлепнул по попке проказницу, устроившую ему непонятный экзамен. Света не выдержала и залилась, наконец, счастливым смехом.
Что за наваждение? Почему? Ведь она уже взрослая девочка. Балерина - не балерина, но стесняться даже пожилого постороннего мужчины просто обязана. Конечно, девочки любят повыделываться, но только в компании подружек. Оставшись один на один с чужим дядькой, враз теряют всякий кураж…
ТЫ НЕ ЧУЖОЙ.
Облаченная в кимоно, Света села за стол напротив Чиркова. Он виновато поднял глаза: Конечно, малышка. Ты же моя дочура.
ДА.
- Ну так давай чаевничать. Праздничный вечер продолжается.
Позже, в гостиной, Света медленно кружилась в импровизированном танце под "Песнь Сольвейг" и "Ловцов жемчуга"", а Тимур с бокалом сухой "Души монаха", налитого с молчаливого согласия девочки, заворожено следил за изящными, лишенными умилительно-разражающей неуклюжести, движениями юной танцовщицы.
- Айседора Дункан танцевала босиком, - блеснул эрудицией Тичер, когда девочка, закончив танец, присела рядом. - Но ты в носочках нравишься мне больше.
- Ты видел, - встрепенулась Света.
- Господь с тобой, - открестился Тимур. - Конечно, нет. Она погибла за четверть века до моего рождения. Горький наблюдал Алексей Максимыч. Он, конечно, разбирался в балете, как… не специалист, в общем. Но ты бы ему понравилась. Пожалуй, прослезился бы старик от умиления.
Света доверчиво положила голову Тимуру на плечо.
- Как в троллейбусе, - вспомнил Чирков.
ЛИЦА НЕ ВИДНО.
Девочка улеглась к нему на колени, закинув балетные ножки в вязаных носках на подлокотник.
- Лицо у меня… - хмыкнул Тимур. - Прошли времена, когда можно было с него портрет писать.
ПОРТРЕТ.
- Портрет не портрет, а так - эскиз. Вон, на дверце серванта. Рядом с маминой фотографией. Правда, мы очень похожи? Главное, у АЛИСЫ случайно получилось. Тот же ракурс, возраст. Постой, откуда ты знаешь? Опять мысли читаешь без спросу? Вот я тебя!
Тимур, склонившийся над девочкой, чтобы шутливо ее "забодать", словно перед ним была маленькая трехлетняя Пельмешка, вместо этого легко коснулся губами чистого лба, а затем и плотно зажмуренных глаз.
- А в губы детей не целуют, - объяснил он раз и навсегда установленное для себя правило. - Только в щеку, лоб и самую маковку.

Продолжение следует.
*******
Воодушевленный мимолетным визитом Светы, которая, как Карлсон, обещала вернуться, занятый предновогодними хлопотами, Тимур был совсем не рад, когда у входа в пиццерию нос к носу столкнулся с Леопардом.
Барс, словно почуяв натянутость отношений между двумя представителями семейства кошачьих, притворно зевая, покинул свою лежанку и стал рядом с хозяином. Но Лядов был настроен не агрессивно, хотя дружелюбным выражение его непроницаемого лица тоже назвать нельзя.
Обниматься-целоваться по старинному русскому обычаю, дискредитированному генсеком Брежневым, старые знакомые не стали.
- Судя по одежке, процветаешь, - небрежно обронил Леопард. - Полагаю, с карьерой грузчика покончено?
- Всяко бывает, - осторожно ответил Тигрыч ничуть не рисуясь: частенько приходилось помогать Эдику разгружать "сапог". - Ты здесь случайно или по делу заскочил?
Не дожидаясь ответа, предложил найти свободное место в общем зале или…
- Второй вариант.
- Тогда пойдем. Барс, место! Свои.
Лядов усмехнулся: Ты вроде собрался уходить?
- Семечки, - с деланной беспечностью махнув ркой, машинально использовал любимое Светино словечко Тичер.
Лядов вздрогнул. Тут же взял с себя в руки и неторопливо проследовал за Чирковым в служебный кабинет.
Пристроив на стоящей в углу вешалке свое новое пальтецо и куртку Сергея, Тимур достал из сейфа представительский коньяк, лимон и пару пузатых рюмок.
- Недурно устроился, - опускаясь в кресло, заметил Лядов, оглядывая скромную обстановку.
- Тесновато. Но за комплимент - спасибо. Надеюсь, в семье благополучно?
- Угу.
Распространяться о своем житье-бытье Лядов пока не собирался. Чокаться - тоже. Вульгарный обычай, потерявший практический смысл с тех пор, как род отравителей Борджиа прекратил существование, самоуничтожаясь по причине пагубного пристрастия.
Гость пригубил коньяк, не дожидаясь, пока Тимур закончит стругать лимон, и вертел рюмку в ладонях.
- Грамотно потребляет. И так естественно, - позавидовал Чирков непринужденной великосветскости Леопарда.
- Откуда ты узнал про Эмми, - шарахнул неожиданным вопросом прямолинейный Лядов. Или трехлинейный? А то и трехдюймовый…
Нож, выпавший из руки Тимура, неприлично громко звякнул о тарелку.
- Ниоткуда, - промямлил Чирков. - Это фантазия. Игра разума.
Выглядел он жалко, как лидер лет пятнадцать назад гастролировавший в провинции столичной рок-группы, на которого насел прорвавшийся на сцену воин-интернационалист, желающий выяснить, что означают слова в адрес вернувшегося с полей сражений "афганца": у него обнаружен СПИД? Размалеванный под Эллиса Купера певец, бегая глазами в поисках охраны, лепетал, оправдываясь: "Понимаешь, это иносказание, поэтическая вольность…". До мордобоя не дошло, однако группа, разъезжающая по всей стране, в нашем культурном центре больше не появлялась.
- Игра разума, - хмыкнул Леопард. - Альбина - тоже плод фантазии?
- Альбина? - растерянно переспросил Чирков.
- Твоя дочь, - пояснил Лядов, снова прикладываясь к бокалу.
- Моей дочери - три с лишним года, а я ни разу ее не видел!
Кровь бросилась Тимуру в голову. Плевать ему было сейчас, что Лядов заправский каратист и может одним мизинцем навеки его успокоить.
- Подозреваю, по твоей милости!
- Алиса сама так решила.
Лядов был спокоен, как айсберг в Антарктике. Собеседники коснувшись малоприятной для обоих тем. Развивать ее никому не хотелось.
- О твоих романтических отношениях с Эммой кудахтал весь универ, на толковище ходили слухи, в компании Клычкова велись пересуды… Кое-что я сам додумал. Тебе… дочь "Белую крысу" давала? - догадался Тимур. - Когда в реанимации валялся?
- Положим, в ней я тоже побывал. С твоей подачи. Так что мы квиты.
Чирков махнул свою порцию коньяка, пренебрегая бонтонными правилами: от чистого сердца примите мои искренние соболезнования.
- Не борзей. И не устраивай клоунады. Не в цирке.
- И не на эстраде, - согласился Тимур. - Хотя конференц-зал наличествует. Хочешь познакомиться с перлами кумиров нынешней молодежи?
- Не сотвори себе кумира, - процитировал библейскую заповедь Лядов. И решительно атаковал.
- Алиса забеременела… - фраза далась Леопарду с трудом. - От тебя четырехлетней давности? Или история со скачками во времени действительно имела место?
Чирков только крякнул, избегая крутить головой во избежание гипертонического криза.
- Фома неверующий! Доколе, Лядов, ты будешь испытывать наше терпение? Кто ж на меня, сегодняшнего или вчерашнего, польстился? Конечно, в семьдесят пятом. А когда поняла, что счастье в прошедшем, давно прошедшем времени, всего лишь мираж… Почему, собственно, тебя этот факт беспокоит?
- Проблемы дурной наследственности, - откровенно объяснил Сергей, поднимаясь из кресла. - Не хотелось, чтобы внучке передался ген алкоголизма.
Лядов накинул куртку: "Сколько я должен?"
- Сволочь! - прошипел Тичер, в упор, что было ему несвойственно, глядя на Леопарда. - Разреши хоть раз с дочкой повидаться…
- Мою внучку зовут Альбина Сергеевна Лядова, - проинформировал кратко Леопард, давая понять, что разговор окончен.
Тимур не стал его провожать.
Ему было нестерпимо больно, что только на примере Пельмешки он мог приблизительно представить, как выглядит его ни разу не виденная дочь. Где-то валялся нитросорбид… А зачем, когда есть сосудорасширяющее и антидепрессант в одном флаконе? Как сказал бы Эдичка: "Подумаешь, бутылка коньяка…".
Но прикативший через часок Эдик, увидев опустошенную бутылку дорогущего элитного напитка, произнес совсем другую фразу, гораздо более выразительную.
Смягчился разъяренный компаньон, лишь когда Чирков вскользь упомянул: Леопард заходил, - не вдаваясь в подробности и не разглашая цели нанесенного визита. Если б у трехлетней малышки Альбины обнаружились признаки врожденного алкоголизма, Лядов не стал бы вести переговоры, а придушил меня на месте, - сделал резонное умозаключение Тичер.
- Сергей Алексеевич, - задумчиво протянул Эдичка. - То-то я смотрю, две рюмки на столе. Ты, конечно, способен выхлестать пузырь самостоятельно, но из двух бокалов враз - такого не случалось.
Помогая перетаскивать коробки с продуктами, взмыленный Чирков громко сетовал на судьбу и свое неумение учиться на ошибках прошлого и чужом негативном опыте.
- Примерам есть числа. Утонули по пьянке. Пара-тройка однокашников вздернулась по той же причине. А сколько инфарктов…
- Сам ты тоже из окошка сиганул после крутого запоя, - мстительно буркнул Эдичка. Тимур смутился и стенать перестал.
Милый сердцу праздник тимуровская команда готовилась отмечать основательно, в полном составе и во всеоружии. Подразумевалось встретить 2004 по местному времени, запустив в потолок несколько пробок шампанского, а в полуночное зимнее небо с десяток ракет и разбежаться по домам, чтобы под бой курантов продолжить празднование в семейном кругу.

****
Лядов же от Чиркова напрямую отправился к Витусу, который медленно, но верно становился самым "модным" психотерапевтом города.
- О чем пойдет речь? Неужто решил закодироваться?
- Не мельтеши, - проворчал Сергей. - Сядь, успокойся. Альбина… Тебе она вроде тоже как не чужая?
- Альбина - нормальный здоровый ребенок. Очень хорошо развитый для трех с половиной лет.
- Чересчур развитый, я бы сказал.
- Что ты имеешь в виду?
- Ответил бы я тебе… Да не хочу смехом проблему разжижать.
- Даже так? - удивился Витус. - Мне всегда казалось, что ты ни при каких обстоятельствах чувства юмора не утрачиваешь.
- Повторяю - мне не до смеха. Я тут порылся в специальной литературе… Мало того, что не понял ни хрена, там вообще ни о чем подобном не говорится. Я серьезную медицинскую литературу просматривал, а не то барахло, что на книжных развалах тоннами валяется. Всякая там парапсихология, мистика и прочая хренотень.
- Положим, парапсихология не такая уж, как ты выражаешься, хренотень, - осторожно возразил задетый за живое Виктор Викторович. - Вот мистика, действительно… Но при чем тут Альбина?
Леопард тяжело вздохнул: "Появляются у малышки недюжинные способности". Следующее, ненавистное ему слово, Лядов произнес, точно сплюнул: "Паранормальные…".
- Например, - заинтересовался Витус.
- Ну, говоришь ей: не прикасайся к телевизору, зрение испортишь. Заходишь - смотрит мультяшки. "Я не прикасалась", - ревет.
- И что из этого следует? - тупо и с нескрываемым разочарованием удивился экстрасенс.
- А то, что она не врет. Для нее включить-выключить любую технику на расстоянии - как нам с тобой - высморкаться. Говоришь - не трогай, она и не трогает. Зачем? Если стоит только подумать - и готово: телик работает, музыка играет, полотер, танцуя, полы натирает…
- Ты сам был свидетелем?
- Кое-чего. Это бы ладно. Воспитательница детсада в психушку чуть не угодила. Поставила напроказившего ребенка в угол. Глядь - она как ни в чем ни бывало, с другими детишками играет. Альбина, ты наказана, марш в угол! "А я там стою!" Дура-воспитательница девчонку за руку хватает и тащит. А в углу вторая Альбина стоит! Как тебе такой фокус? Кстати, наказана была девчонка за то, что тарелку с малосъедобной кашей разбила о стену. Зачем бросила тарелку? "Я не бросала!" Еле замяли скандал. В доме сущий полтергейст. Скоро пресса заголосит: Барабашки облюбовали элитную многоэтажку! На хрена мне такая реклама?
- Надеюсь, ты понимаешь, что обращаться к врачам - бессмысленно? - осторожным намеком прощупал почву Витус, с содроганием вспомнив о своих мытарствах в детские годы.
- Еще бы. Живой пример перед глазами, - невесело усмехнулся Лядов.
- Я… поговорю с ней.
- И только?
- Все, что могу, - сухо отрезад Виктор и задумчиво добавил: Телекинез - это еще ладно. Направленные избирательные галлюцинации, создание стабильных фантомов в таком возрасте! Это - да!..
- Телекинез, значит, семечки, по-твоему? Может, ты тоже в младенчестве тарелки с кашей о стены колотил?
- В младенчестве - нет, а сейчас… Скажи мне, гений дзюдо, можно человека с ног сбить, не дотрагиваясь ни рукой, ни ногой, ни рессорой от трактора "Беларусь"?
- Разве что очередным высказыванием тамошнего президента, - хмыкнул Сергей. - Краем уха слыхал от братков из спецназа. Брехня.
- Стань-ка спиной к стене, Фома неверующий.
Лядов скорчил недовольную гримасу: И ты туда же…
- Становись, не бойся, не зашибу.
- Да я не о том. Чирок меня так же обозвал.
- Ты что, виделся с ним?
- Заходил уточнить некоторые детали. Преуспевает наш коматозник. На какие-то шиши забегаловку открыл возле университета. Устроил, понимаешь, оуэновскую комунну, игнорируя уроки истории.
Внезапно Лядов ощутил легкий толчок в грудь и от неожиданности пошатнулся. Витус отер вспотевший лоб.
- Ну, таким шлепком даже Альку не утихомирить, - скрывая замешательство, протянул заинтригованный Леопард.
- Сам попробуй, - огрызнулся экстрасенс. - Зажигалка есть? Спички?
- Я не курю.
- Тогда усложним эксперимент.
Витус взял со стеллажа видеокассету и поставил ее "на попа" перед собой на стол: "Смотри".
Он сосредоточился, и через десять секунд кассета, качнувшись, шлепнулась плашмя, словно костяшка домино, когда на нее дунешь посильнее.
- Хочешь, попробуй сам, - предложил утомленный непривычными упражнениями парапсихолог.
- Потренируюсь на досуге, если объяснишь механизм воздействия эфемерных мысленных волн на материальные предметы, - согласился Лядов. - Только зачем огород городить, потея, если все можно сделать гораздо проще? Одним щелчком.
- Откуда ты знаешь, что ей проще? Гигант мысли… А потею, потому, что родители Виты были светилами традиционной медицины, сугубыми материалистами. И загнали сверхъестественные способности внука, не укладывающиеся в жесткие рамки вызубренных ими постулатов, ему же, то есть мне, глубоко в задницу.
- Чудес на свете столько, что их все не счесть, - как всегда, фальшивя, проиллюстрировал свои впечатления строкой пионерской песни Сергей Алексеевич Лядов, убежденный материалист и скептик.

****
У Тимура настроение было не совсем праздничное.
- До чего же гадко я себя чувствую. Жизнь - что зебра полосатая. Только наступит лепота и благоденствие - хрясь, и снова в полном дерьме. Фатум. Рок. Или собственное ленивое созерцательное равнодушие: а, будь что будет?.. Выше головы не прыгнешь? А ты пытался когда-нибудь? То-то и оно, что нет. Под лежачий камень вода не течет.
Сегодня напиваться не стану. Дурную примету - встречать Новый год насухую - нейтрализую бокалом шампанского. Грешен я, Господи. Многогрешен. Каюсь. Не запоздало ли раскаяние твое? Искренен ли ты перед собой и совестью своей?
Под предлогом проведения разведки на предмет обнаружения на ближних подступах возможной клиентуры Чирков, рискуя простудиться, несколько раз выскакивал наружу, но предполагаемые оккупанты заняли стратегические позиции на зимних квартирах у включенных телеящиков, сгорая от нетерпения начать оттягиваться с истинно национальным размахом. Поэтому всякий раз владелец заведения, мечтающий увидеть дочуру, возвращался несолоно хлебавши.
- Чего суетимся, - подначивал благодушно Эдик. - Опасаешься, еще гости нагрянут? Это вряд ли, разве что под утро.
- Хорошо тебе, все семейство в сборе, даже Пельмешку притащил, хотя ей спать давно полагается…
- Ничего, завтра отоспимся, - беспечно отмахнулся пофигист в предвкушении застолья. - Ольгу сейчас не уложишь. Разыгралась, аж пульт от телика грохнула. Вручную программы переключать придется.
- Чего там переключать? Все равно никто смотреть не будет.
- И я того же мнения, - согласился компаньон, имитируя мультяшного осла.
В центре главного зала стояла синтетическая елка, должным образом украшенная. Вывеска над входом сияла, обрамленная веселым хороводом значительно подмигивающих глазков гирлянды.
Тимур щеголял в костюме Деда Мороза при ватной бороде.
- Красный нос у тебя и без того имеется, - подъелдыкнул вконец обнаглевший Эдичка.
Когда местный губернатор начал оптимистический спич, стоящий на страже у входа Барс загавкал, заскулил, словом, повел себя несолидно.
- Разве наступает год собаки? - удивился Эдик, сражаясь с проволочной закруткой. А Тимур уже мчался в вестибюль, едва не смахнув фальшивой бородой расставленные столовые приборы.
- Вот и моя внучка Снегурочка, - прогудел Тичер, торжественно вводя соответственно наряженную девочку на Камчатку. Эдик торопливо сунул им в руки бокалы с шампанским.
- Ур-ра! Хэппи Нью иэр! - Чирков, не успев дотянуться до бумбокса, "включил" песню шведского квартета через посредничество "дочуры". - Непатриотично, понимаю. Петр Алексеевич бы осерчал. Так не "мумиков" же со слизанной у "Дорз" мелодией ставить?
- А я бы послушал, - мечтательно закатил глаза Эдичка.
- Я-те послушаю! Рок - против наркотиков, слыхал? - грозно рявкнул Тимур.
- Ну да, ну да, - поспешно и неискренне согласился притворщик.
Снегурочка меж тем оделяла присутствующих леденцовыми долларами, щедрой рукой черпая сладкую долгоиграющую валюту из замшевой торбы.
- А "евро" нету, - пошутил Эдик, когда очередь дошла до него. - Нельзя хранить, извиняюсь, яйца в одной корзине…
Тимур погрозил ему кулаком за "яйца", а больше - за "извиняюсь".
Света, ни капельки не смутившись, извлекла из торбы леденец под "евро", запищавшей "И мне!" Пельмешке достался розовый ушастый заяц с большущей конфетой в лапах.
- Айда ракеты запускать, - подхватил под руки дочек-внучек оттаявший от леденящих предчувствий Дед Мороз. Все выскочили на улицу и внесли свою лепту в расцвечивание ночного неба фейерверком искусственного звездопада.
- Чертовщина какая-то, - улучив момент, шепнул Тимуру Эдик. - Она ведь мне "евро" давала, ты сам видел…
- Ну и что, - рассеянно спросил Чирков.
- Хотел дома получше рассмотреть, - вздохнул спец по валюте. - Гляди.
На ладони обескураженного партнера лежал ординарный леденцовый доллар.
- Не отрывайся от масс, - только и мог посоветовать Тичер.
- Главное - за тебя спокоен. Остаешься под надежным присмотром.
Отцепив порядком надоевшую ему бороду, Чирков подхватил Свету под локоток, свистнул Барсу, и счастливая троица отправилась бродить по ночному городу. Шли рядышком, куда глаза глядят, да ноги несут. Барс, впрочем, носился как угорелый, засидевшись на бессменном посту. Купался в сугробах, беспричинно гавкал и вообще вел себя по-щенячьи неразумно.
Тимура же ни с того, ни с сего обуяла задумчивость.
- Скажи, - не разжимая губ, потребовала спутница.
- Время к двум подходит. Неловко напоминать, но ведь Новый год… семейный праздник.
- Вот именно. Родные наверняка обыскались…
- Смотри.
На пустынной аллее метрах в десяти от хохочущей Снегурочки возникла еще одна, полностью идентичная оригиналу. Чуть дальше еще один знакомый силуэт. И еще, еще…
- Наведенная галлюцинациями, - обреченно вздохнул Тимур. - Этого мне только не хватало.
- У меня уже хорошо получается, - крикнула возбужденная возней с псиной девочка.
- Похвальбушка. Все равно родные догадаются.
- Зато мы всегда будем вместе.
- Всегда ли? Максимум два года.
Барс с лаем кинулся к ближайшему двойнику Светы, пытаясь опереться лапами о плечи и… проскочил сквозь фантомную проекцию, немало озадаченный.
Девочка засмеялась: "Прошу не лапать без разрешения!"
- Руками не трогать… И такими галографическими картинками ты думаешь ввести родню в заблуждение?
Света не ответила.
- Убери, пожалуйста, двойняшек, - попросил Тимур. - Как-то не по себе.
Фонтомы исчезли мгновенно, а, не растаяв медленно в воздухе, как положено призракам.
- Не вздумай ко мне являться в таком обличье. Свихнусь окончательно. Кому другому - пожалуйста.
- Никто другой мне не нужен.
- Это ты сейчас так считаешь, - возразил Тимур, подумав с горечью: Алиса поначалу тоже не сомневалась… И Вита.
- Что???
Сказать, что Тимур обалдел, было бы слишком мягко. В голове словно прожектор вспыхнул, мозаичные кусочки собрались воедино по мановению волшебной палочки, загадочная картинка раскрыла свой секрет.
- Значит, ты… Значит, я… - пролепетал Чирков, не в силах осмыслить неоспоримый факт.
- Конечно. Только сейчас догадался? Ты - мой глупый папка.
Тимур уселся в сугроб, нашаривая в кармане сигареты.
- Ты встречалась с Витой? В прошлом?
- Ага, - кивнула девочка, продолжая играть с собакой, словно шла с воскресной поездки к бабуле, живущей неподалеку.
- Постой-ка… Что, Барс тоже… оттуда?
- Конечно.
Действительно, в войну пес вряд ли бы выжил. Дворняга. У нас хоть и глубокий тыл, но со жратвой всегда были проблемы. И до, и после, и теперь…
- Простудишься.
Тимур поднялся из сугроба, отряхнул пальто.
Альбина-Света-доченька, что ты со мной делаешь? Недаром Лядов прискакал. Видно, уже в три года ты фокусничать начала. Дальше - больше. К десяти научилась перемещаться во времени и пространстве без помощи медикаментозных препаратов, читать чужие мысли и задавать вопросы, на которые совсем не просто отвечать. Отыскала прабабку Виту, спасла Джульбарса, пытаешься вытащить из пучины алкоголизма беспутного папашу методом шоковой терапии.
- Папка, тебе плохо?
- Сейчас мне хорошо, как никогда. Можно тебя обнять?
- Конечно. Я - настоящая. Мы же договорились…
Л. Гай

Номера 46-47

ЧЕРНОГОРСКИЕ ВОСПОМИНАНИЯ
Римляне завоевали древние илирские города примерно во втором веке до нашей эры, присоединили захваченные территории к Далмации и вытеснили местное население в более суровые северные районы. Тогда были основаны города Дукля и Будва, а несколько позднее - Котор. Также о дославянском (римском) периоде позволили много узнать раскопки древних поселений Медун, Муниципиум, поселок Мириште около города Петровац. В VII веке славянские племена основали первое княжество Черногории, которое до конца X века именовалось Дукля, а век спустя получило название Зета (первый звук слова произносится как нечто среднее между "ц" и "з"). Культурное развитие Зеты находилось под сильным влиянием Греции и Византии, откуда пришло и христианство. После церковного разделения в 1054 году Черногория стала независимым государством и просуществовала так до конца XV столетия, а потом уступила натиску турок. Кстати, название "Черногория" (Montenegro) впервые упоминается в летописях XIII века. По одной из версий, оно появилось благодаря густым сосновым лесам, покрывающим гору Ловчен и прилежащую к ней территорию. В мареве адриатической дымки леса казались черными, отсюда и пошло прозвище - "черная гора". Испытано на себе - издалека покрытые лесом горы кажутся то черными, то темно-синими.
От турецкого засилья черногорцы освободились во времена правления Петра I Петровича Негоша (1784 - 1830), при участии России. Династия Негошей дала княжеству не только независимость, но и поэтов, писателей и культурных деятелей. Подлинник стихов одного из самых известных славянских поэтов, князя Петра II Петорвича Негоша мы видели в старинной библиотеке Будвы. Погребен он в мавзолее на горе Ловчен (1500 метров)! Кстати, когда Петра II спросили, почему он не желает быть похороненным на самой значительной вершине Ловчена, Штировнике, тот ответил: "И кроме меня, будут еще более великие черногорцы".
Во время Первой и Второй Мировой войн Черногория воевала против Германии и пострадала очень сильно. Так, город Подгорица был сожжен до снования в сороковых годах (кстати, этому немало "поспособствовала" авиация союзников!), а потом был заново отстроен и с тех пор является столицей Черногории. Не стану повторять историю образования и распада Югославии, она всем хорошо известна. На земле Черногории еще остались раны, нанесенные войной девяностых, но они постепенно заживают, и страна преображается, становясь еще красивее и ожидая гостей.
Как и прошлым летом, путешествовали мы с PAKSом. Правда, в этот раз были некоторые накладки, не слишком приятные - о них позднее. Мелкая неприятность была и в Домодедово, когда выяснилось, что наш самолет… сломался, и вылет задерживается на неопределенное время, пока не будет найден резервный лайнер или, что вообще скверно, не прилетит борт из Черногории. К счастью, сидеть пришлось всего три часа, но и тут российское раздолбайство не преминуло показать себя во всей красе: никакой информации о рейсе диспетчеры не сообщали, приходилось бегать каждые полчаса к стойке регистрации, где тетеньки разводили руками и пожимали плечами - мол, "чаво не знаем - того не знаем!". Потом оказалось, что регистрация, пар-дон, почти закончилась… Без каких-либо объявлений и текста на табло. Чудом мы не проворонили свой вылет, но все-таки успели.
Аэропорт в Тивате, где приземлился ИЛ, встретил нас раскаленным асфальтом и небывало синим небом. Дико было взирать на это южное великолепие после +5 в Сургуте (таким было наше лето в середине июня)!!! Первые пять - шесть дней у меня ушли на климатическую адаптацию, т.к. перепад составил не много ни мало - тридцать градусов. Было тяжеловато.
Контроль мы прошли очень быстро, к тому же не пришлось менять деньги - в Черногории в ходу только евро. Далее трансфер повез нас к месту "основной дислокации" - городу Будва, где расположен один из старейших отелей Черногории - "Avala". Построен он был аж в 1937 году и находился на реконструкции. Вобщем-то, такова участь большинства местных отелей, которые активно перестраиваются и модернизируются без прекращения эксплуатации. Сперва мы планировали отдыхать в местечке Милочер, где в отель превратили королевскую резиденцию, но, увы - там как раз шел ремонт, и отель не работал. Так что мы выбрали "Авалу", исходя из удачного расположения, отличных пляжей и позитивных отзывов. Кроме того, именно здесь проходят различные мероприятия - фестивали, мега-дискотеки, концерты. К примеру, мы совсем чуть-чуть разошлись по срокам с приездом "Rolling stones", о чем я горько и долго сожалела. Мы уехали раньше на три дня… Как не вспомнить начало девяностых и постеры на стенах своей комнаты - Фредди Меркьюри, БГ и, конечно, великий Мик! Во время нашего пребывания на площади перед отелем шел международный фестиваль славянской песни, и мы могли наслаждаться музыкой, не выходя из номера.
По приезду ждала неожиданность, на сей раз приятная. Вместо стандартного номера (опять-таки из-за ремонта) нас поместили… на виллу, где мы просто "выпали в осадок". Два этажа, только натуральные материалы - камень, дерево; два балкона (верхний - с мебелью), два санузла, ванна, душ, две плазмен-ных панели (ну на фига в отпуске телевизор вообще, а два - тем более?!), собственный сейф, огромные шкафы, халаты-тапочки и прочая дребедень. Даже мусорные ведра были из натуральной кожи. Климат-контроль - на обоих этажах. Звукоизоляция - супер. А вид из номера - море, горы и средневековый город! О чем еще можно мечтать?! Да, "сиротский приют", ничего не скажешь. Одна мелочь меня расстроила - не было фена! Но потом его все же принесли, да какой… Не приходилось еще в гостиницах видеть профессиональную "Ровенту" с кучей режимов, а не дешевенькую, вечно подводящую и безжалостно жгущую волосы "Скарлетт". Количество полотенец вообще зашкаливало за грань необходимого. К вилле можно было подняться на эскалаторе, под приятную музыку, под прицелом следящей камеры, куда я из хулиганских побуждений иногда строила рожицы. Кстати, кроме карточки-ключа нам выдали и пляжные карты - через несколько дней вход на пляж стал платным для всех, кроме постояльцев отеля. К сожалению, плата в один евро никого не остановила, и на пляже было так же людно и тесновато.
Секрет размещения во всем этом великолепии был прост - мелкий незавершенный ремонт. То свет погаснет, то придут делать задвижку на дверь, то менять в замке батарейки, то климат-контроль (clima, по-сербски), вырубится (ne radi clima! - писала я записки для горничной, - не работает "кондер", елки-палки!). Если бы на виллу заселили европейцев или, упаси, америкашек - они бы плешь проели администрации отеля. А русских пока не могут смутить такие мелочи, если они, конечно, не зажравшиеся снобы. Целыми днями нас не было в номере, так что особых неудобств мы не испытывали. Кстати, уже дома мы из любопытства заглянули на сайт отеля. Так вот, пребывание на такой сиротской вилле в горячий сезон стоило почти три тысячи евро с носа (две недели!). Никакой доплаты с нас не потребовали, что было действительно приятно.
Стол в отеле был неплохой, но до Хорватии далеко (многовато салатов, обильно сдобренных майонезом, что совсем не полезно). Мы брали только завтрак, ужинать ходили в разные ресторанчики на набережной, о чем нисколько не сожалели. Облюбовали два заведения с видом на море: "Олимпия" (каждый вечер там пела девушка с потрясающим голосом в четыре октавы, куда там нашим эстрадным пищалкам!) и "Ядран", который как раз в этом году отмечает свое тридцатилетие. Неплохая кухня была и в ресторанчике "У Николы", где в бассейне плескалась большая морская черепаха, развлекая детвору. А днем мы посещали городской рыночек, обойти стороной который - просто преступление. Соленые оливки, домашний сыр, клубника и итальянская малина, черешня, инжир (трех сортов!!!), персики, а какие помидоры! Про сладкий перец я вообще молчу, его можно есть, как фрукты. Цены смешные. К примеру, черный инжир (самый вкусный) - стоит около 3 евро за кило. Черешня - два. Рядом с рынком размещалась пекарня ("пекара"), где продавалась вкуснейшая свежая выпечка, и рядом же - супермаркет. Там мы покупали знакомый по Хорватии пршут, воду, вино и молочные продукты. Не перестаю удивляться, из какого дерьма (надо называть вещи своими именами) в России делают йогурты?! Черногорская молочная продукция сделана только из свежего молока и без наполнителей. Сроки хранения, как и положено - не более недели. С тоской вспоминаю местную ряженку, простоквашу, йогурты. Это нельзя не попробовать и нельзя не восхищаться. Здесь не стесняются писать на упаковке - "сделано в Черногории". Даже производимые по лицензии "Данон", "Активия" и прочее отличаются от российских аналогов, как небо от земли - никаких "ешек"! А вот шоколад, увы, подкаал - в основном молочный, горького не найдете.
Думаю, не надо лишний раз упоминать о дарах моря, а хочется. Все морепродукты свежие, отлично приготовленные и иногда - выловленные менее часа назад, их приносят вам на выбор и потом уже готовят. Порции гигантские - не горячитесь и не заказывайте много блюд, все равно не съедите. Черногорское домашнее вино гораздо лучше хорватского, т.к. здесь больше солнца, и кислинка в винограде менее заметна. Самое лучшее - красное, густое, или, как тут говорят, "черное" вино - "Вранац" (вороной конь). Очень любопытны ягодные легкие вина - ежевичное, черничное, малиновое (алкоголь - 4 процента, пьется, как сок). Увы, иностранцы опять глотают пиво, а некоторые не очень умные россияне - шампанское. И уж совсем дико видеть очередь в Макдональдс, эту конюшню для еды (ну не доходит до целого ряда тупиц, КАКУЮ гадость они стремятся съесть, а тем более - приучить к суррогату пищи своих детей). В Черногории есть собственная версия быстрого питания, "палясинка" (или "палячинка") - на лепешку теста выкладывают начинку по вашему вкусу и заворачивают, как в блин. По крайней мере, полуфабрикатов и соевых заменителей в палясинке нет, а готовят ее у тебя на глазах. Тут вообще правило хорошего тона - делать кухни открытыми - любой посетитель ресторана или кафе может наблюдать за работой поваров и убедиться, что в ходе приготовления блюда не было огрехов. Произвел на нас впечатление и кофе. Даже в уличных придорожных забегаловках он был отменного качества и богатого вкуса, сваренный в основном по-турецки.
Черногорская кухня довольно разнообразна - в приморских районах преобладают рыба и овощи, а в континентальной части страны - молочные и мясные блюда.
Кроме продуктов, здесь еще и очень приличные вещи, большинство - местного пошива, и, уверяю, отличного качества. Пожалуй, на одной улочке в витринах бутиков вы не увидите двух одинаковых вещей!.. И уж совсем сразили меня рекламные баннеры вдоль автострады: "С понедельника в продаже ПОЛНЫЕ СОБРАНИЯ СОЧИНЕНИЙ: Достоевский, Куприн, Аверченко!". Тогда как Рос-сия тонет в дешевой беллетристике, бандитско-ментовских сагах и дамских детективах, черногорцы ЗАПИСЫВАЮТСЯ В ОЧЕРЕДЬ на русскую классику в книжных магазинах и приносят цветы к памятнику Пушкину. Здесь много читают. К русским тут отношение особое - когда-то Российская империя поспособствовала становлению монархии. Тесные отношения связывают наши православные церкви, здесь также нашли приют многие святыни и священники во время большевистского шабаша. Россияне продолжали посещать Черногорию и во время, и сразу после войны девяностых…Здесь любил отдыхать Высоцкий, чье творчество не забыто, а в сто-лице, Подгорице, есть памятник. Не удивляйтесь названиям кафе и ресторанов: "Русский царь", "Российская империя", "Русь".
Сербский язык похож на русский, но есть забавные нюансы. Например, сосиска - "хреновка". И не вздумайте произносить слова "курица" и "спички"! Это не что иное, как грубое упоминание половых органов, женских и мужских соответственно. Могут неправильно понять. Если уж заказываете в ресторане курицу, говорите "кокушка". Про спички ничего не знаю, наверное, надо просить зажигалку. "Спасибо" - "хвала", как и в Хорватии. Говорят черногорцы много и быстро, и диалектов несколько, так что слова можно разобрать не всегда. Помнится, в отеле нам пришлось прибегать к помощи гида, когда возникло недоразумение (наш туроператор провел оплату через Kompas вместо PAKS, и в отеле потеряли счет). Объясниться можно при желании всегда, тем более что многие местные знают хотя бы несколько русских слов, всюду есть меню на русском - не пропадете. Черногорцы дружелюбны, любезны и очень общительны.
Удивительным фактом стало для нас несметное количество… красивых женщин. Увы, приходится признать, русские красавицы должны уступить пальму первенства черногорочкам. Красивы все - независимо от возраста, даже бабульки, торгующие овощами на рынках. Прекрасные фигуры и необычной красоты лица. По вечерам женатым мужчинам по сторонам лучше не смотреть вовсе… До внешности местных девушек "не слишком строгого поведения" моделям с подиума так же далеко, как двоечнику - до лауреата Нобелевской премии. О мужчинах того же сказать не могу, хотя достойные экземпляры встречаются. Правда, дико раздражает особенность моды или, может, дресс-кода: все, как один, мужики носят майки под рубашками с коротким рукавом, и непрезентабельные галстуки в придачу. Смешно.
Повторюсь, обосновались мы в городе Будва, существует который не много ни мало - двадцать два века (илиры, римляне, византийцы, турки, сербы, австрийцы - вес приложили руку к облику древнего города). Был он построен на прибрежном островке, соединенном с материком насыпью. С моря крепость совершенно неприступна, на стены мы забирались и все осмотрели. Сегодня Будва делится на 2 части - Старый город и Новый, это центр культуры и отдыха. К нашим услугам было три прекрасных пляжа, расположенных вблизи отеля: городской (Ричардова голова) - прямо близ средневековых стен крепости, и два под голубым флагом Юнеско - Могрен I и Могрен II. Посещали мы как раз два последних, отделенных друг от друга проходом в скале. Скажу я вам, когда во время шторма волны захлестывают узкую каменную дорожку - "удовольствие" еще то. По крайней мере, и синяков я получила изрядно, и окатывало волной по плечи не один раз. Пляжи эти весьма популярны как у туристов, так и у черно-горской молодежи, так что надо приходить с утра и захватить лежачок в хорошем месте на первой линии. Зонтики и лежаки платные, зато комфортно. Есть и еще пляжи на Будван-ской Ривьере: Славянский пляж ("пляжа", по-сербски) не рекомендую (им пользуются 6 отелей, узенькая полоска песка забита, как птичий базар), Бечичи, Петровац и, конечно, Святой Стефан (о нем будет отдельная история). С пляжей Будвы можно видеть величе-ственный остров Святой Никола, с одноименной церковью на берегу. Сейчас остров находится в частном владении.
Да, на Будванской Ривьере озаботился приобретением недвижимости Абрамович. Пляж длиной почти 13 км, часть которого - срезанная скала, обещает стать очередным "сиротским приютом", где будет все, вплоть до вертолетной площадки. Черногорцы относятся к такой возможности без большого восторга - ведь пострадает уникальная местная природа. Однако здесь еще не достигли бережного отношения к природе, такого, как в Хорватии. Можно увидеть и мусор, и испоганенные надписями скалы.
Старая Будва - лабиринт узеньких мощеных камнем улочек (прощайте, каблуки), уютных кафешек, старинных домов и церквей (православная и католическая - почти рядом, а какой перезвон колоколов разливается над морем!). Здесь приятно бродить по вечерам, потом выбираться через ворота Святого Николы на набережную, и идти, идти до конца Славянского пляжа. Хороший моцион - почти 3 км в одну сторону! Кругом - развлечения, шумная ярмарка, карусели, дискотеки, живая музыка, продажа экскурсий, десятки сортов мороженного в огромных холодильниках, толпа отдыхающих. Правда, видели мы и нищенок цыганской внешности, которые ведут себя стол же нагло, как и их российские "коллеги". Самое мерзкое, что эти дамочки безжалостно используют одурманенных нар-котиком спящих детей. Не знаю, как у вас, а у меня рука не поднимется что-то дать. Поли-ция, похоже, в эти дела не вмешивается, что очень и очень жаль.
В открытых барах на набережной танцуют слегка одетые девушки. Правда, дискотеки и ночной клуб "Трокадеро" нам не по-нравились. Антураж прикольный, но много кислотной музыки, и … никто не танцует. Танцпол вообще отсутствует - можно зажигать прямо рядом со столиками. На нас опять смотрели, открыв рот. По-моему, на дискотеке надо танцевать, а сидеть, только попивая коктейли и пялясь на полуголых танцовщиц - это плохая практика и не наш методJ.
Итак, вечером нам было чем заняться, и скучать не приходилось. Днем мы нежились на пляже, муж ездил на дайвинг. Я по-прежнему плавала с маской и ласами, живность тут есть. С погодой нам повезло, успели отдохнуть до прихода страшной жары и лесных пожаров. Правда, несколько дней штормило - так, балла 2-3. Купаться мы не прекращали, хотя на вышке пляжа и висел желтый флаг. Заходить в воду в шторм я научилась, а вот выход для меня был не так прост. Есть масса забавных фото, где я убегаю от волны, но она тащит меня назад самым гнусным образом. Колени обдирать доводилось, правда, несильно. После шести вечера мы обычно уходили с пляжа, поскольку солнце скрывалось за горами, и на ветру было не очень комфортно. А вот на пляже Ричардова голова народ плющился еще до семи часов и дольше.
После восьми вечера из своих пещерок в горах выбирались полчища летучих мышей, и начиналась потеха. Крохотные стремительные тени, хлопки кожаных крыл, немыслимой сложности пируэты. Сидишь вот так в ресторанчике под открытым небом, а у тебя перед носом молнией проносится нечто, угадать которое можно лишь по движению воздуха. Комарикам и ночным мотылькам приходилось несладко.
Конечно, мы побывали на экскурсиях, как без этого! К сожалению, первая была для меня не слишком удачной. Нельзя пренебре-гать советами медиков и выбираться на активный отдых в первые дни климатической адаптации, организм не железный. Первым нам предстоял сплав по каньону реки Тара. Ведь зарекалась же после Мзымты! Но любопытство и уговоры мужа взяли верх.

Не зная броду…

Река Тара образована слиянием двух мелких речушек - Веруша и Опасаница. Итог - сотни километров порогов и красот природы национального парка. На 141-м километре Тара сливается с рекой Пивой и образует "зону великих каньонов Европы". Каньон Тары глубиной 1300 метров является вторым по величине после каньона Колорадо. Между каньонами Тары, Пивы, Комарницы и Сушицы расположен национальный парк Дурмитор, включенный Юнеско в экологические резервы планеты. Живописные названия рек, правда? Но все они меркнут пред именем самой высокой вершины Дурмитора - Боботов Кук. Размер "кука" - 2522 метра, правда, перевод названия мы так и не узнали, но хочется верить, что это нечто внушительное…
Дорога на Тару была довольно длительной. Нас забрали из отеля первыми, и автобус еще минут сорок петлял по узким улочкам, подбирая у отелей других экскурсантов. Нас повезли по прибрежной дороге в горы, откуда мы имели возможность полюбоваться общим видом Будванской Ривьеры. Проехали мимо местечка Милочер, действительно чарующего своими видами, роскошным королевским парком и тишиной. Пожалуй, идеальное место для тех, кто ценит покой и уединение. Полюбовались мы и островом Святой Стефан, который можно видеть и из Будвы в солнечную погоду. Некогда Софии Лорен, любившая отдыхать на Стефане, сказала: "Я побывала будто бы в сказке моего детства". Да, Святой Стефан - единственный в Европе остров-отель. Когда-то, в четырнадцатом веке, его построили как неприступную крепость десять семей, отбившие у турецких пиратов две ладьи с золотом. С тех пор много утекло воды, в девятнадцатом столетии город-остров стал пустеть - население потянулось на заработки за океан. Потом Стефан был превращен в огромный отель, где вместо коридоров - мощеные камнем средневековые улочки. Кто только здесь не бывал - и политики, и знаменитые спортсмены, и голливудские звезды, да и наши тоже не отстали. Правда, теперь остров закрыт даже для экскурсантов - одна фирма (тайская, вроде бы) взяла его в длительную аренду, дабы создать "шестизвездочник". Через пару лет ночь в таком отеле обойдется вам в какие-то пятьсот евроL. А пока можете купаться на пляже Святого Стефана, очень красивом, с блестящим белым песком и галькой.
И вновь вперед, в горы. Дорога местами такая узкая, что в окна автобуса смотреть жутковато. Путь лежал вдоль Пивского озера, длина которого 45 километров, объем тоже не маленький - более 800 миллионов кубометров. Озеро искусственное, образовалось после постройки плотины на реке Пиве. При постройке гигантского гидросооружения пришлось переносить в другую, более высокую местность, древний Пивский монастырь, выстроенный в XVI веке. По плотине проехал наш автобус (220 метров под колесами!). Вода в озере по цвету и прозрачности напоминает озера Плитвицы в Хорватии.
Наконец мы прибыли к спортивной базе, где облачились в гидрокостюмы, боты, спасжилеты и прочее, необходимое для рафтинга. Я очень пожалела, что не надела под костюм рубашку с длинным рукавом: футболка закрыла плечи, но руки обгорели (несмотря на крем с тридцатой степенью защиты) - горное солнце невероятно активное, к тому же тебя постоянно окатывает водой. Восстановить смытый слой крема невозможно, т.к. спокойных участков на воде практически не будет, разве что пара коротких остановок.
И вот первый минус, да еще какой жирный! После переодевания нас везли на джипах по узехонькой разбитой горной тропе еще полчаса… на почти сорокоградусной жаре в гидрокостюмах (естественно, воздух они не пропускают - не для этого сделаны). Излишне объяснять, что джип (ощущение, что лет ему намного больше, чем мне) не был оснащен кондиционером, да и тряска была немилосердной. Вскоре я поняла, что вот-вот потеряю сознание из-за пресловутого теплового удара. Сердце не справлялось с нагрузкой, перед глазами поплыли черные круги, и от обморока спасло только усилие воли и долгожданная остановка. По-моему, организаторы рафтинга просто обязаны задуматься над состоянием здоровья отдыхающих и устраивать переодевание уже непосредственно рядом с местом сплава, как, например, это сделано в Сочи. Короче, настроение у меня уже было подпорчено. Следующим "сюрпризом" было то, что на рафте пришлось грести, как рабу на галерах, на что я совершенно не рассчитывала. После почти трех часов гребли не надо, сами понимаете, чего. Ладони местами стерлись до волдырей, спина потом отходила дня два. А уж ощущений на порогах (местами третьего уровня сложности) мне хватило надолго…Я все-таки сторонник сплавов по спокойной водичке, где тебя не кидает, не швыряет с риском вылететь из рафта, не обливает ледяной водой. Красоты каньона Тары остались почти не замеченными, все время "прогулки" я была больше озабочена тем, как бы не катапультироваться за борт или не потерять весло. К тому же, в нашем рафте оказалась пренеприятная украинская парочка (довольно высокомерные, крикливые, девушка усиленно имитировала повадки Ксюши Собчак, что уже само по себе отвратительно). Я в принципе не националист, но раздражали они неимоверно. Вообще же в Черногории украинцев столько, что говор слышится почаще русского. Помнится, как-то мы встретили на пляже сопляка в "жовто-блакитной" футболке с надписью "Дякую тебе Боже, щто я не москаль". При этом пацан разговаривал с мамашей и с такими же юными обалдуями только на русском. Такое вот украинское самосознание.
Было по пути две остановки, где можно полюбоваться водопадами, но я мало что воспринимала, настолько выдохлась и основательно подмерзла. Когда мероприятие закончилось, у меня даже не было сил радоваться. Потом пришлось тащиться пешком в довольно крутоватую горку, опять-таки в амуниции, только при этом гораздо более тяжелой от пропитавшей ее воды. К счастью, была возможность принять душ. Потом нас ждал обед с неизменной ракией, довольно вкусный, где мы попробовали одно из местных блюд - бараньи ребрышки с картошкой (к сожалению, не запомнила название). Я предпочла мясу речную форель, запеченную на углях в фольге.
Вот такие впечатления от рафтинга. Не спорю, для любителя адреналинового допинга это было увлекательное путешествие, я же не в восторге, в чем честно признаюсь. Следующая экскурсия обещала быть не в пример спокойнее.

Скадарское озеро

Количество национальных парков на территории Черногории просто удивляет, как и разнообразие видов природы. Один из четырех парков под защитой Юнеско - Скадарское озеро, самое большое на Балканах, на поверхности которого лежит 40 островов (на них можно видеть развалины крепостей, гробницы древних владык, остатки часовен). Две третьих озера принадлежит Черногории, а остальное - Албании.
В зависимости от количества осадков и времени года площадь озера колеблется от 390 до 540 квадратных километров, а вот средняя глубина невелика - что-то около 5-8 метров. Но не все так просто! Источники, питающие озеро, находятся в особых впадинах - "глазах", глубина которых может достигать 90 метров. В таких колодцах зимой собираются большие косяки рыб, например, уклейки. Скадарское озеро примечательно и своими орнитологическими станциями, ведь здесь обитает постоянно или просто зимует 508 видов птиц (напомню, в Европе их около 700, а в Англии - 422). На озере гнездится редчайший вид птиц - кудрявый пеликан с размахом крыльев до трех метров; однако увидеть его сложно, туристические маршруты пролегают подальше от гнездовий, и наблюдать это чудо могут лишь специалисты-орнитологи.
Здешние воды богаты рыбой, которую в том числе разводят специально, так что естественные популяции не страдают. Для гурманов "приманкой" служит знаменитый скадарский карп и угорь. Да, угорь идет на нерест не куда-нибудь, а к берегам Кубы и Багамских островов, подтверждая гипотезу дрейфа материков. Там рыбы мечут икру и погибают, а мальки возвращаются в родное озеро целых три года!
И, конечно, на склонах гор вокруг озера процветают виноградники, щедро политые горным солнцем. Именно тут расположено производство великолепного вина Вранац, достоинства которого мы успели оценить.
Честно скажу, даже издалека вид озера заставил меня буквально прилипнуть к окну автобуса. Как это описать: утренняя дымка, черные, покрытые лесом скалы, вода отражает солнце и кажется, будто вершины гор залиты расплавленным золотом! Вокруг лежат облака, скрывая таинственную Фата-моргану. Такое ощущение, что Толкиен побывал здесь и описал в саге о Кольце страну эльфов. Пока мы ждали катер, я увидела еще одно маленькое чудо: как растет киви. Да-да, лиана с листьями, похожими на виноградные, оплетала огромный кипарис и стены беседки, свешивая вниз свои хорошенькие мохнатые плоды. Дождавшись, наконец, катера, мы потихоньку отчалили от берега через густые плавни. В воде я заметила нечто знакомое - листья водяного ореха, который на Алтае называют "чилим" или просто чертик, Trupa Longicuria. В Черногории его именуют "касоронь" и всерьез считают эндемиком Скадарского озера. Кстати, водяной орех ни за что не даст плодов, если летом не было дождя (а корни между тем сами "по уши" в воде!). После экскурсии мы нашли маленьких "чертиков" на берегу, и несколько прихватили с собой. Только вот запашок от них, мягко говоря, не очень: пока, как следует, не просохнут, пахнут тухлой рыбой. Сушили их на перилах балкона нашей виллы в опасении, что горничная выбросит; к счастью, она оказалась женщиной понятливой и не тронула "сокровища".
Катер плыл по озеру, раскачиваясь под легким ветром. Мы видели много птиц: тут вам и серые цапли, и шустрые кулички, снующие по листьям кувшинок, и уток немереное количество! На большой воде покачиваются огромные чайки, важные бакланы и забавные чомги с "ушками"-перьями по бокам головы. При чомгах находились выводки птенцов, которые шустро ныряли в воду при малейшем намеке на приближение туристов. Дело в том, что на некоторые виды птиц тут разрешена охота, и ведут себя пернатые очень осторожно. Несколько раз видели бакланов, сушащих крылья на солнышке в позе эмблемы джинсов "Монтана". Вскоре экскурсантам устроили купание прямо с катера, угостив предварительно пончиками и ракией. Температура чистой пресной воды - градусов тридцать, купайся - не хочу! После водных процедур повернули к берегу, где уже ждал рыбный обед и каменистый пляжик.
Проплыли мимо островка, на котором раскинулись живописные развалины бывшей тюрьмы. Казалось бы, берег-то в полукилометре, беги на волю, но не тут-то было! Напомню, что некогда Черногория не имела выхода к морю, и жители гор плавать не умели вовсе, так что побегов никто не совершал, пока за решетку не попал узник с некоторыми навыками пловца. Он-то и сбежал, потому тюрьму закрыли, и теперь в ее стенах гнездятся птицы. Об этой тюрьме рассказывают местный анекдот, вроде бы, имеющий реальную историческую подоплеку. Как-то посетил сие учреждение Петр I Петрович и начал расспрашивать заключенных о том, о сем. Вот спрашивает первого: "За что ты сидишь?". "За кровную месть, государь, я не виноват - таков закон гор" - был ответ. Спрашивает второго: "А ты за что?"; "Я убил купца из-за товара, чтоб накормить семью, я не виноват". Спрашивает третьего: "А ты?..". Ответил ему третий: "Я отомстил за убитого брата, я тоже не виновен". И так далее, все оказались "безвинно осужденными", пока не дошло дело до последнего узника, маленького цыганенка. На вопрос князя тот ответил: "Я виноват, государь. Я украл курицу…". "Так что же ты тут позоришь невинных людей своим присутствием?! Марш отсюда!" J
Скадарский карп действительно оказался очень вкусным. После обеда мы еще два часа купались в теплой воде и загорали, лазили по склонам, фотографировались в пещерках, пугали лягушек в прибрежном болотце. Обратно катер шел быстрее, настало время уезжать, но так хотелось оглядываться еще и еще, чтобы увидеть хотя бы издалека страну эльфов…

Монастырь в горах

Черногория богата православными святынями. Так, в Цетинском монастыре находятся мощи правой десницы Иоанна Крестителя, приложиться к которой едут и православные, и католики. Мы решили посетить монастырь Острог, построенный в середине XVII столетия, где хранятся мощи Святого Василия Острожского, очень почитаемого, как выяснилось, не только в христианском мире.
Сперва автобус вез нас по той же дороге, что и на Пивское озеро, но затем повернул резко в горы. После непродолжительной остановки пересели на микроавтобус - только ему под силу проехать по опаснейшему горному серпантину. Укачало меня изрядно, да и дорога местами была невероятно опасной. Но бояться не стоит - здесь не бывает аварий, вы еде в гости к великому святому. А между тем многие паломники поднимаются в гору пешком. С удивлением мы увидели целую процессию мусульман. Гид пояснила, что поклониться мощам Василия Острожского приходят представители самых разных конфессий - слава чудотворца, несущего здоровье, не признает границ между странами.
Сам монастырь Острог состоит из Нижнего и Верхнего, расположенного в километре над морем (а еще выше, метров на сто, гору венчает большой белый крест). В Верхний монастырь мы и прибыли. Он вырублен прямо в скале, и стены сохранили росписи трехвековой давности. Сразу охватило невероятное ощущение покоя, какого-то невероятно сладкого воздуха, который хотелось вдыхать и вдыхать. Нас сразу повели в келью, где хранятся мощи, и куда люди заходят почти нескончаемым потоком. На входе я почувствовала сильный аромат цветов, а войдя внутрь, увидела сам открытый саркофаг с мощами, покрытыми только вышитым покрывалом, из-под которого виднелся головной убор и обувь святого. Благоухание цветов кружило голову, я приложилась… Сразу задрожали колени, и от этого почти зримого присутствия чего-то чудесного и необъяснимого перехватило дыхание. Действительно, более правильно идти в гору пешком, чтобы по дороге подумать о своей жизни, подумать, чего ты стоишь, а не вот так, с комфортом, на автобусе. Если больной не может прийти сам, то родственники приносят его одежду и оставляют в специальной корзине у мощей - и многие потом исцеляются даже от самых тяжелых недугов.
Побывали мы и на месте упокоения Василия Острожского. Он отошел тихо, сидя на скамье, и рядом выросла лоза. Ствол лозы такой мощный, что сразу видно - ей не одна сотня лет. Вообще же этот факт подтверждает чудо - виноград вообще не растет на такой высоте, слишком холодно. Есть в монастыре и печальное место, где во времена османского владычества турки жестоко замучили служителя храма, требуя указать тайник с мощами. Убивали мученика несколько дней, но он не выдал.
В храме при монастыре мы поставили свечи за близких, живых и мертвых. По количеству мешков с огарками свечей и копоти на стенах можно судить о том, сколько паломников пребывает сюда ежедневно. А ведь это еще не праздничный день!.. На обратном пути мы посетили еще одну церковь - маленькую, но очень уютную. За последние шесть веков ее разрушали несколько раз, но всякий раз отстраивали снова на этом же месте - видимо, есть здесь что-то такое.
Также экскурсионный автобус проследовал и через столицу Черногории - Подгорицу. Расположена она на высоте 44 метра над уровнем моря, и является самым теплым городом Европы по среднегодовым температурам. Город лежит на Зетской равнине, и через него протекают целых пять рек! Скоростной туннель соединяет Подгорицу с приморьем (40 минут - и вы на пляже) и с самыми высокими горами. Само название появилось в летописях в XIV веке, а в античные период и несколько позже здесь были города Медун, Дукля (кстати, там был и водопровод и канализация, чтоб вы знали) и Рыбница. В VI веке город был разрушен сперва готами, а потом - жестоким землетрясением, но каждый раз воскресал снова.
Сейчас в Подгорице проживает менее 200 тысяч человек, это центр политической жизни и туризма. Первое впечатление - город очень похож на Сочи, где кварталы новостроек соседствуют с одноэтажными домишками. Впрочем, Подгорица постепенно преображается и становится симпатичнее год от года.

Куда мы не попали

И вот она - досадная накладка. Представители PAKSа в Черногории, Кристина и Людмила, чего-то намудрили с экскурсиями и забыли нас записать на одну из них. Дамы валили все друг на друга, и разобраться, кто же виноват, уже не представлялось возможным. В следующий раз надо самим быть настороже и перезванивать представителю накануне экскурсии. А не попали мы благодаря милости двух растяп в Бококоторский залив, жемчужину Адриатики, в древний город Котор с великолепным музеем и в Цетинье, в тот самый монастырь, где хранятся мощи правой десницы Иоанна Крестителя - руки, крестившей Господа. Что ж, видимо, нагрешили и не заслужили. Бывает. Бог даст, в следующий раз.
Конечно, в Черногории есть еще на что посмотреть: это и города Бар и Ульцинь, воспетые князем Негошем, и одна из самых древних в мире олив с диаметром ствола 11 метров, и заповедник Ловчен, и парк Дурмитор, и горнолыжные курорты. Маленькая страна с большим количеством интересных достопримечательностей, солнцем, морем и гостеприимными жителями ждет вас круглый год.

Natalie, ноябрь - 2007.

Номер 44-45

1. КОСМОС
Мир новостроек сжал и придавил ее. Жесткими прямыми он отсек всю лирику сложных форм жизни, установив единственно правильные подходы - поперек всего. Поперек тощих тропинок; садов с кустами вишни (все одно - ягода на Урале не вызревает); поперек полета глупых птиц, как социализм против всех человеческих инстинктов, веками напрягавших душу, существование которой, правда, ставили под сомнение те три дядьки, чьи усы свисали с огромных портретов, что висели у бабушки в задней половине избы; в передней же, как и положено, в правом углу, грустно темнели из-под пыли святые лики...
В небо, по прямой, улетали подъемные краны, подтягивая к себе панельные высотки. Ни один этаж не заленился, не задумался, стоит ли ему расти вверх, и потому не вывалился из стройно торопящейся вверх серой этажерки. Земля вокруг болела, из развороченных боков ее торчали трубы, арматура, корни деревьев раскорячено взывали о помощи.
Сочувствовать было некогда. Тоненькая дощечка, брошенная с коряги к подъезду, через глиняную реку, делала остро ощутимой и единственно значимой целью ровный черный прямоугольник, который уже благополучно всосал маму, и теперь жадно раззявился на Лиску.
Младшая сестра, умудренная пожизненной Лискиной глупостью, ехидно заметила:
- Люди уже в космос летают... И тут откуда-то сверху раздался родной голос:
- Я нашла...
Задравши нос вверх, Лиска тоже нашла, и - шагнула. Наверно дощечка проводила бы ее шлепком для решительности, но Танина нога ее вовремя обуздала. И, ощущая спиной плотную поддержку, Лиска вдохнула этот влажный, тяжелый дух бетонных стен.
Нежилой воздух и сырость раздирал, крошил и раскидывал по углам звенящий мамин голос:
-Лиска, быстрее коробку, да эту! Таня, освободи проход, сейчас мебель привезут! Все, Таня со мной. Лиска - охранять вещи.
От кого охранять было непонятно. В подъезде тихо, пусто, любой звук становится гулом. Похоже мы первые поселенцы на этой планете. Вышла на балкон. И, солнце в глазах рвануло высотой! Верно Танька подметила - космос! Деревянные дома внизу ущербными коротышками сбегались в такие же корявые улочки, в огородиках копошились букашками люди. А вдали, словно жидкое олово, исчезала в горизонт Кама.
Услышав сзади сопение, Лиска оглянулась. На балкон вылезал замотанный вкруг себя кучей тряпок, Тема, которого в суете забыли среди баулов. Впрочем, о нем постоянно забывали. Тема плакать не умел, вероятно, это было ниже его достоинства. Обычно он подсаживался неподалеку и сокрушенно вздыхал. Поняв же, что мирские страсти всецело поглотили сестер, совершал паломничество к тайнику, где мама оставляла ему буханку хлеба.
-Смотри, Тема, Кама!
И малыш, будто почувствовав всю неповторимость момента, выдохнул: - Мама!
-Ох! Заговорил! Лиска, ты колдунья! - разорвала пространство мама. - Мам, а он что, дурак?!
-Что за словечки, - взметнулась бровью легкое высокомерие. - Так ведь я сказала - Кама!
А Тема, как будто выбросив обет молчания, вывалил мощно и четко:
-Там Кама! - и важно умолк, обняв мамину ногу.

2. ГАРАЖИ
Лиску тянуло к гаражам. Ржавчина магнитными дырами проступала сквозь облупившуюся краску и притягивала сердце. Разливаясь по онемевшим от прилива сил рукам, заставляла ноги изменить направление пути. Оглушенная среди городской сутолоки, гамма возводимых неподалеку девятиэтажек и проходящей тут же дороги, шла она к гаражам. Владельцы их еще на работе. И есть целых два часа полноценного человеческого счастья. Расположенные во дворах новостроек длинной цепью, прерываемой неразумными промежутками по полметра и более, выглядывали они углами, вкривь и вкось раскорячившись между отвесных стен брежневских высоток, своей кривизной и незапланированностью словно посылали знак:
- Мы как ты, мы неправильные, нас тоже не примут в пионеры.
На гаражах все становилось настоящим - со вкусом соли и цветом крови. Исчезали пионеры, появлялись пацаны и девки, а также "мелюзга", и как ни странно - романтики... О! Это особая каста гаражного населения! Так называли только тех, кто, собрав все свое отчаяние в один незабываемый прыжок, преодолевал огромный разрыв в череде гаражей и с тех пор свободно парил на недосягаемой "простолюдинам" территории. Вообще, романтиков было только двое: высокий, тощий с красивым плакатным лицом Костик и Серега - ничем не примечательная личность с лицом - каким нельзя быть, ногами - скобками и дурашливо- хитроватым взглядом. Но Серега редко улетал от коллектива далеко, так как был моторчиком в догонялках. Этого вертуна и на территории "мелюзги" - мало кто успевал ухватить...
Раны и ссадины зализывались языком, галстуки нещадно шли в перевязку, разумеется, после тщательного просмотра, на чьем больше дыр, тот и заслуживал высокую честь - быть повязанным на разбитую коленку. С особым волнением за подсчетом следили девчонки. Каждой хотелось быть перевязанной галстуком именно того мальчика, ради которого и совершались героические прыжки с одной громыхающей планеты на другую. А как сладко замирало сердечко, когда какой-нибудь худющий и загорелый начинал тихонечко поначалу и неуверенно, а потом, вдруг хрипло срываясь - басить, что ему купили новый... И на следующий день всей девчачьей командой, не сговариваясь, поджидали его у подъезда, чтоб с удовлетворением отметить отсутствие красных языков на рубахе. После чего все головы как магнитом разворачивались на какую-нибудь Катьку или Таньку и, притихшие от зависти и уважения, девчонки топали в школу. А эта счастливица, конечно, становилась эталоном красоты маленького летного коллектива.
Коллектив гаражных девчонок был небольшим: Катька; Таньша - Катькина сестра; Ирка -заядлая футболистка, практически пацан и Лиска.
Танька ж - Лискина, победив всех морально своей недетской рассудительностью, обживала проспект Ворошилова - чинно, как взрослая солидная девушка, прогуливаясь под ручку с подругами. Авторитет Таньки в школе, кстати, обычной троечницы, был высок! И даже Лискины одноклассницы, слегка презиравшие, с высоты как минимум одного сантиметра в год сестер меньших, с большим уважением интересовались: -А почему Таня сегодня в школе не была? Заболела?
Вот что значит - умение обуздать свой темперамент и часами прогуливаться улицами вдоль школы, снисходительно сетуя на задержку умственного развития старшенькой. Да и прогулы, так же как и тройки были авторитетно обоснованы. Болела у девочки голова - предмет сложный в представлении взрослых и требующий категорического к себе уважения ... Какие там уроки, нужно как можно чаще бывать на свежем воздухе...
-Ну и как же ты себя чувствуешь? - так и подмывало Лиску спросить Катьку. Казалось, она теперь должна была важно, как и положено повзрослевшей от избытка чувств девочке, спуститься на Асфальт и по-королевски медленно прогуливаться проспектами. Но странное дело. Катька со всеми вместе носилась по крышам, совершенно не замечая пристально-недоуменного взгляда.
Но как же так?! Ведь она должна измениться, поняв какие широкие чувства вызывает у Кости... Ведь это как никак накладывает ответственность! А эта особа, беззастенчиво сверкая трусами при каждом приземлении, даже не пыталась стать загадкой и примером для подражания миллионов... Правда, трусы ее Лиске тоже нравились. Вот ведь повезло человеку, столько разноцветных симпатичных трусов, никто даже и не замечает, что у нее всего одно платье! Какой баланс! И все благодаря такой разной по степени тяжести любви папы и мамы...
Лишь месяц спустя, когда дождливым вечером запертые на балконе девчонки, с хозяйской любовью поглядывая на блестящие крыши, лузгали семечки, Лиска нерешительно скрипнула:
-А как ты себя чувствуешь?
-Да плохо, папка с мамкой поругались...
Недоуменное выражение Лискиного лица вызвало, очевидно, пояснение:
-Да папка купил в командировке фломастеры и дал нам.
А мамка, как всегда, все забрала, потом выдала нам с Танькой по одному и грит: "На дольше хватит!" Ну, папаня чета завелся, хлопнул дверью и ушел... - Так вернется ж... -Да не, он к подружке своей ушел. -Ниче се...
И хоть я еще не знала на ту пору, что такое фломастеры, прониклась к ним большим уважением. Надо же, какая важная вещь, как управляет судьбами людей! Куда важней, видимо, пионерского галстука ... - Кать, а ты покажешь мне фломастеры? -Тока не сегодня, мамка там ревет и грозит всем глаза фломастерами повыкалывать...
Тут Катька вытаращила на Лиску свои узкие синие глаза и добавила: -Видишь, у меня глаза на папкины похожи?! -Н-ну... -Смотреть на них не может...
Оторопело уставившись в Катькины глаза, Лиска вспомнила, как слегка сжимаются полные губы мамы, когда кто-то ненароком обмолвится: -Ух, большеглазая, вся в отца!
И подумала, хорошо хоть, что в свои редкие приходы, он не приносит фломастеры. И вспомнила, что он вообще ничего не приносит...
Вдруг, из-за спины раздался солидный и серьезный, то есть не терпящий возражений, голос Таньки:
-Дек неси их к нам, чтоб мать до греха не доводить... Мне как раз Верка половину разукрашки в карты проиграла.
Лиска с Катькой переглянулись, поняв одновременно свою нелегкую судьбу старших сестер.
И голосом, полным достоинства, Катюха изрекла:
-Так их Таньша уже утащила; бегает по подъезду - тебя ищет, чтобы выменять на что-нибудь!..
-Че-та я ее не видела.
-Ну, значит к Ирке в соседний подъезд ломанулась, у нее мама в ГОССТРАХе работает, им постоянно календарики за вредность выдают. Последний такой нешуточно красивый был... Там машина сфоткана, а рядом невеста стоит... Вся такая красотка из себя, в оборочках...
Пока Лиска с восторгом представляла множество недоступных разуму оборочек, легкий сквозняк сообщил об отсутствии Таньки в пределах квартиры...
А Катька, забыв обо всех неприятностях, демонстрировала свои познания в надвигающейся неотвратимо на всю страну, моде на оборочки...
-Кать, а че, это место, ну где Иркина мать работает, называется так?
-Даже если б и захотела спросить, разве эта мегера скажет нормально... Она вон, как начнет Ирке че-нить объяснять, так по "фонарям" можно сосчитать, сколько вопросов лишних было. - Слушай, а там все такие страшные работают? - Ну, раз календарики выдают, а не деньги, значит все... - Ужас! - Да уж...
-А давай мы в ГОССТРАХ Танюх отправим! За вредность! Календариков нам натащат... -О-о! Да ты сдурела! Их ведь драться научат... Ну ладно, моя Таньша на голову меня меньше, твоя-то жирафу скоро в глаза посмотрит...
Тут на балконе стало немного неуютно, и из сдавленного сомненьем горла вывалилось: -Кать, так это, мы и так каждый день. Того...Занимаемся этим. -Чем?
- Мутузимся... -Н-ну ?! Но синяков-то у тя нет, а могут появиться...
Что-то вязкое застряло на подступах к языку, словно забывшему, куда ему ткнуться в поиске звука...
-Дек это она меня бьет, дура лупоглазая! - раздвинула дверной проем круглой рожей Танька, после чего нагло заголила свои ляжки, демонстрируя красные, зеленые и фиолетовые синячищи...
Катька, нахохлившись от таких жизненных сложностей, угрюмо подытожила:
-Вот и идите тогда в ГОССТРАХ вместе. Много, небось, календариков получите...
Сраженная наповал столь молниеносной контратакой Лиска, наконец, перестала булькать, растерянно разглядывая своих победителей...
Как все же на балконе мало места. А Катька и впрямь, на отца похожа. Синие - синие глаза в абсолютной черноте ресниц, настолько синие, что будь они чуть больше размером, это уже было бы зловеще... Бр, плечи как-то вдруг передернулись и безвольно повисли... Взгляд побитой собакой уткнулся в ноги... И ноги у нее худющие и, как у отца - длинные. Летные ноги, подумалось с завистью.

3. ГОССТРАХ
Утром, почти не шевелясь, сползла с кровати. Полежала, и лишь в полной мере проникшись прохладой утра, вытянула шею так, чтобы только одним глазом возвышаясь над царством кроватей, оценить обстановку. Танька, засунув башку под подушку и обхватив одеяло ляжками, спит. Тогда, осторожно поднявшись с колен, и зависая на каждом шагу, Лиска направилась к выходу...
Свежесть утра пощипывала глаза, но была чуть подпорчена сладковато-гнилостным душком канализации. Судорожно схватившись за нос, перепрыгнула едва различимый в тумане подозрительных испарений ручеек, и со всех ног, то бишь с двух, рванула к соседнему подъезду.
Раз, два, три, четыре. Ага, вот Иркино окно слабо тускнеет. Щас тетя Рая всем телом двинет на работу. И уж тогда я наверняка увижу это странное заведение...
Выглядывая из-за спины, вперевалку поглощавшей метры длинного коридора, Лиска тщетно пыталась определить конечную цель пути. Беспокойство по мере нарастания сосчитанных дверей начинало овладевать всеми ее членами: то вдруг щека дернется, то нога левая неожиданно споткнется... Восемьдесят девять, девяносто, девяносто один, двадцать девять, тридцать... -Ой! Сбилась!
Тут, вместо размеренно двигающихся лопаток, перед Лиской возникло знакомое широкое лицо с маленькими пронзительными глазками:
- Ты че тут?
- А я... а мне надо в туалет, наступила в какашку, так воняет гадко, вот! - и, задрав ногу, как караул у мавзолея, отчаянно уставилась ей в глаза, застыв в ожидании известного всему двору кулака...
- Там! - рыкнула тетка Рая и, переваливая свои тяжести слева направо и наоборот, двинулась дальше.
Лиска ж стояла на одной ноге до тех пор, пока другая, забившись крупной дрожью, не рухнула вниз. После чего тело, как заговоренное, развернулось в направлении улетевшего рыка. В какую из дверей поняла по смущенному виду девушки, бочком выскользнувшей из прямоугольника с отпавшим номерком. И не смея даже на минуту усомниться в правильности выбранного пути, ввалилась внутрь. - Уф ...
Когда все чувства обрели вновь, утраченное было, равновесие, что-то со всего маху хлопнуло по спине так, что Лиска отлетела к мутному окошку, успев по-черепашьи втянуть шею и выставить лопатки тощей броней.
- Ой! Что это за скелетики в шкафу спрятались?
На всякий случай, не доверяя столь ласковым интонациям незнакомого голоса и не разворачивая к неожиданной собеседнице больше одного уха, проворчала:
-Это Лиска. -И что же она тут делает?
-Боится.
-Кого?
-Вообще...
-А почему здесь?
-Здесь страх уходит...
-Ну и как, ушел?
-Вроде, да...
-Пойдем дальше?
Еще не вполне доверяя покровительству новой знакомой и заметив хитрые лучики в ее
глазах, исподтишка прикинула возможный размер кулака и, помедлив, согласилась:
-Пойдем.
Дверь без номера. Подозрительно. Облокотившись на стол, весело лопочет по телефону девушка. Увидев процессию, бросает трубку и проворно начинает царапать листочек ручкой.
-Лиза, зайдите ко мне минут через пять.
-Да, конечно, Алла Георгиевна...
-Знакомься, кстати, твоя тезка, - заметила Алла Георгиевна. - Привет! - Ага!
Еще одна дверь, и опять без номера. Тревожное чувство проникло в руки влажностью. - Ну, вот, Лиска, я тут работаю... - Кем?
-Ишь ты, строгая какая, - улыбнулась снисходительно Алла Георгиевна. - Ого! Сколько у вас календариков! - восхитилась Лиска и затихла, сообразив, что такое количество может быть только у самой главной и уж наверняка самой страшной тетки... Но тетка, как-то вдруг, растопившись в глазах желтой добротой, весело сказала: - А выбирай себе любые!
Онемев от внезапно нахлынувшего состояния, Лиска присела на стул и стала раскачиваться на двух ножках, не решаясь протянуть ослабевшую руку... А со стола на Лиску сияли улыбками те самые невесты, что как русалки выглядывали из необъятных кружевных волн белого счастья...

4. ЯБЛОКИ
Ветки дрожали по поверхности гаражей тенями, покрывая их шероховатость живой сеткой, из прорех которой тут и там рассыпались разных размеров солнечные яблоки. Лиска медленно, очень медленно протянула руку, словно примеряя старую оренбургскую шаль из бабушкиного сундука, которую потяни чуть сильнее и дырки начнут расти, обидевшись на гармонию узора...
Втянув на крышу последнюю конечность своего, как оказалось, вместительного для солнечных яблок тела, расползлась по горячему металлу удовольствием, каждой своей частицей втягивая интенсивность железа.
-Красиво лежишь, - пролетел Костиным голосом ветерок, оставив гулкое эхо металла в ошалевшей от грохота и смущения голове.
Это мне. Это Костя. Это мне он сказал. Это я лежу красиво. Буду лежать. Вспышка глупой радости тонким железным гвоздиком прошла как раз сквозь то место, в котором особенно сильно билось ударами эхо, и заискрила, выбрасывая в Лискину кровь маленькие сверкающие частицы. Некоторое время спустя, когда гвоздик растворился, разнесся железными крошками, покалывая в руках и ногах, Лиска решилась открыть глаза. Рядом с блаженной улыбкой сидел Серега: - Ты че тут растянулась? - Считаю, - промямлила Лиска. - Считаешь? - Да.
-Понятно. Много еще? - Не знаю... - Помогу, может?
Почувствовав припрятанную искренность интонации, Лиска озабоченно пожаловалась: - Ну вот, на лице сосчитать не могу... - На лице. - Да.
-Так одна. - Одна или одно? Озадаченно уставившись на Лиску, пробормотал:
- А... Ну да, пятно оно тоже может быть. Но у тя ведь маленькая, значит одна. Лиска, прищурившись от слепящих стрел солнца, тут и там пронзающих листву, загадочно улыбнулась: - Разве это пятно? Это яблоко.
-Какое ж тут яблоко, так крупинка, - изумился Серега и, смутившись неожиданной нежности слова, а может приближавшегося гигантскими скачками Кости, отвернулся, было, засопев. Но тут же, нехотя промелькнув Лиску взглядом, подытожил:
-Семнадцать всего...
Забыв про всю творящуюся сегодня загадочность, Лиска заклокотала обидой: - Как семнадцать, было тридцать три!
-Не, тридцать три не бывает, стороны две, значит, должно быть четное количество, - свалилось с соседней крыши приговором. - Ага, нос то один, - солидно возразил Серега. - Так я про зубы! - улетел смехом Костя.
Лиска закрыла глаза. Смех улетал, дробился, становясь все тоньше, прозрачнее, пока не стал таким же призрачным, как только что сверкавшее счастье. Крыша уже остыла и, затосковав, тянула Лискино тепло. И она отдавала, возвращала искрящиеся железные крупинки, потеряв как-то враз всю магнетическую способность. И сдуваемые ветром катились по крыше и падали куда - то вниз покусанные зубами солнечные яблоки...

5. Проспект Ворошилова
Серега умел исчезать и самое главное знал когда. Попробуй не исчезни во время, мать, что баржа на Каме, любую лодчонку сомнет, если та волей случая на пути ее замешкается... Да и батя, подгулявши, любит норму выпитого телесно ощутить, раздавая щедро по лбам зазевавшейся мелюзги фофаны. Если попал кому, не добрал, стал быть... Можно и еще стаканчик, другой опрокинуть. Опрокинет и ну орать самозабвенно:
-Все! Кондиция достигла совершенства! Всем на баржу!
После чего дрыгнется, несуразно обхватив мамашу костлявой пятерней, да к стене припрет. Та трясется вся, колыхается мелко своей бабской тучностью довольная... Мелюзга на них набросится с визгом и вповалку все тусятся.
Надоело веселье это. Нет, родителей он не осуждал, дурак он был, Серега-то, чтобы осуждать ... Отловив тройку, другую младших, в коридор вместе с тапками выкинет, цыкнув. Пока те одеваются молча, слушаются Серегу - уважают, еще кого вытянет за шиворот, а нет - нехай дома смрадом дышит...
Так и шляются всем табуном по улице, пока совсем не стемнеет. А то и до утра иной раз. Особенно когда батя с мамкой поделится, или сестры ее визгливые в гости с бутылкой завалятся. Не осуждал Серега и их. Они ведь как напьются - песни веселые на весь подъезд горланят, а поют люди только, когда счастливы...
Во дворе же Серега панибратства не терпит. Оставив Ваську за старшего, исчезает в ближайшей подворотне, считая свои обязанности на этом законченными. Васька тихий, никуда не торопится, сидит себе на лавке, да малышню, время от времени, из луж вытаскивает на просушку...
Ваську во дворе все любили. Особенно бабка из частного сектора, жалостливая от близости своего горя - неумолимо приближался час сноса ее хибарки, и с каждым днем все обреченнее выглядывала она из своего огородика... Как-то, расчувствовавшись от бледного вида (Васька был альбинос) и сокрушенно причитая:
-Вот ведь ангелочек какой, голубоглазенький! - подарила ему книжку про Красную Шапочку.
Все лето, изо дня в день, Васятка читал книжку малышне. Пока те не научились изворотливо избегать просвещения и, затерявшись среди огромных канализационных труб, разваленных повсеместно строителями, пугали прохожих жуткими завываниями, демонически усиленными эхом... Ваську это огорчало. Но старушки из космической многоэтажки, опасливо перекрестив воющие трубы, любили скоротать вечерок в мечтах о такой же благодарной внучке, что через весь лес тащилась бы повидаться с бабушкой. И даже одаривали Ваську и весь чертовский выводок пирожками. Это, конечно же, заставляло Серегу горячо уважать читательские таланты двоюродного брата, которого еще в начале лета подарила им мамкина сестра, нахально заявив, что парня должен растить отец. Да мамка и не возражала, придавив слегка Васятку с досады, оставила ... Нога у Васьки с тех пор немного подволакивается, - огорченно вспомнил Серега, - но обстоятельство это оказалось для всех даже полезным.
- Ага, опять запрещенную литературу читаете, - возник неожиданно Костя, прервав идиллию.
-Что ты, Шапочка ж это красная...
-Вот, вот, - многозначительно ухмыльнулся Костя, - вчера в газете писали о ее вредном влиянии на неокрепшее сознание...
-Влиянии... - охнули бабки.
-А то... Волк-то он, получается, преуспел...
-Преуспел, преуспел, - согласились с ходу бабки, уж лучше согласится сразу же, вдруг чего...
-Значит всякий враг, хулиган и шпион, преуспеть может...
-Ой, да что ты... - с сомнением закачала худенькая старушка головушкой.
- Что ты, убили ж супостата, охотнички-то! - вторила ей соседка.
-Так ведь это еще хуже, можно, значит без всякого спец. постановления партии, и правительства, отстрел производить... - напрягал ситуацию Костя. И обращаясь к девчонкам, многозначительно добавил:
-Вчера вот, говорят, автомат Калашникова из кабинета НВП кто-то спер...
-Так уж, ты уж прости нас старых-то, мы ить и не слышим ничего, - засуетилась худая бабка...
-То есть вы хотите сказать, что накануне третьей мировой войны вы потеряли бдительность? Не слушаете, да еще и не читаете...
-Так я то слепая, а Никаноровна и читать-то не умеет...
-Вот оно, что! Значит, вы утверждаете, что в нашей стране до сих пор не ликвидированы безграмотнотные... - нарастал угрожающе Костян. Тут старухи, сообразив, что ликвидации лучше не дожидаться, подобрали длинные юбки и, растерянно озираясь по сторонам, засеменили в сторону дома. Костя же, отвоевав единственную лавку во дворе, широким жестом пригласил всех разделить с ним кулек семечек, который он сбондил на базаре у Веркиной матери. И только Васятка, покраснев и смущенно заикаясь отнекался, сославшись на аллергию, чем здорово озадачил Костю, такого слова он не знал. Все привыкли, что Костя много знает, и сам он привык. Да и разве может школьный знаменосец что-то не знать...
Процарапав странное слово на скамейке, Костян смачно сплюнул, и небрежно бросив:
- Василис премудрый, выискался тоже...- пошел прочь.
- Спорим, щас в библиотеку попрется, словари листать...- ехидно заметила Танька.
- А давай его обгоним, словари все заберем, вот обломается! - предложила не слишком хитрая Ирка.
- Вот еще, бегать из-за него... Ирка, ты его лучше про Калашникова расспроси... Вдруг не соврал?
- Да ты че?! - восторженно ахнула Ирка.
Непонятное возмущение раздражало разум подобно тому, как угли, растратившие, казалось бы, всю свою энергию, нет - нет, да и вспыхнут затаенным внутренним жаром, пройдя вновь порог от внутреннего состояния к внешнему. Неприятно было не столько вылетевшее случайной пощечиной незнакомое слово, сколько Васькино сопротивление торжеству его, Костиной, победы. Хотя сопротивление то как раз понятно, - не получит сегодня пирожков, - вспыхнуло злорадство ядовитым язычком. Костя смутился. Вспомнилась куча-мала курносых вокруг кулька с семечками.
Раздражение нарастало, усиливаемое сквознячком сомнения. Ну да, любил он плести паутину разговора, прокладывая мысленно не одну параллель его развития. Финал не так уж важен, гораздо важнее иметь возможность нескольких непохожих друг на друга финалов.
Услышав сзади быстро приближающиеся неловкие шаги, Костя внутренне подобрался, мышцы живота втянулись, ноги и руки, словно пружины, замерли в предчувствии освобождения. Да, Серега-то пирожков не простит. Резкий хлопок по плечу не удивил, обозначив принципиальность встречи в лицо. Разворотом влево молниеносно вылетел правый кулак, принимая на себя встречу принципиального лица, которое взвизгнуло и, схватившись за глаз, вдруг заорало Иркиным голосом:
-Ты че?! Офонарел?!
-Не успел кажется, растерялся немного Костя. - Дура, окрикнуть не могла что-ли! -виноватым Костя быть не любил.
-Боевой ты седня че та, - примирительно проворчала Ирка.
-Ого, Костян, а че это у тя, маникюр что ли? Спешно сунув руки в карманы, Костя ехидно заметил:
-Одним-то глазом лучше видишь? Когда семечки из кулька таскала-не заметила?
-Так я ж на семечки глядела.
-Что же помешало глядеть на них дальше?
-Повышенное слюноотделение.
-Ой, не могу, держите меня за хвост, отрастает, кажется! - давясь от хохота, Костя завертелся вокруг себя в поиске веселого отростка.
-Вот, говорю ж, розовый лак-то! - восторженно завопила на всю улицу Ирка.
-Ладно, Ирка, приходи другой раз тоже, обеспечу тебе розовый взгляд на жизнь! -разозлившись, выдохнул Костя и схватив Ирку за руку спросил:
-Что это?
Оглядев свою широкую лапу с застарелой грязью под ногтями, и не найдя видимых причин для сомнения, Ирка решила уточнить:
-Аче?
-Да вот думаю, не ты - ли случайно вот этими вот натруженными, мозолистыми руками откопала мамонта для краеведческого музея?
Зачем ему маникюр Костя и сам не знал. Лаком он обычно не пользовался, доказывай потом свою мужественность на каждом углу. Ну, разве пилочкой подправит для аккуратности. Так нашло что-то, когда к маминому столику подошел. Он уже и не помнит, когда у них эта игра началась. Любил Костя с утра подглядеть, как мама медленно проводит расческой по волосам. Терпеливо отделяет каждый волосок, приводя ночные тревоги в послушно-рассыпчатое состояние, и вдруг небрежно подмахнет их наверх, как нечто вдруг обесценившееся, проткнув нервно шпилькой. На Костю в этот миг будто герцогиня надменно взирает из картинной рамы! Костя даже дышать забывал, когда она, потеплев лицом, тянулась к зеркалу и то ли целовала герцогиню, то ли ему оставляла свой приветик красным сердечком помады. Как только раздавался щелчок замка, Костя бросался к зеркалу и стирал салфеткой мамину помаду, словно отбирая у герцогини возможность его поцеловать.
Наблюдая непривычное выражение Костиного лица, и отчего-то не решаясь это выражение нарушить, Ирка так и ковыляла рядышком, испытывая мучительную неловкость нахождения своей лапы в нежной наманикюренной мужской руке. Наконец, устав ловить на себе встречные ухмылки, Ирка решила оправдаться:
-Советский человек должен быть внутренне красив!
Костя вздрогнул, отпихнув Ирку, переспросил:
-Красив? Человек?
-Ну да! - обрадовалась Ирка пониманию.
-Мама дорогая, я то думал девку за руку держал! Оказывается - это был Советский
человек! О, попал!
Обижаться Ирка не умела. Но, испытывая какое-то странное раздвоение чувств, чуть приотстала и трусила потихоньку следом, стараясь не провоцировать своим присутствием поток интеллекта.
Но Костя неожиданно остановился, и как-то очень удивленно взглянув на нее, спросил:
-Пироги стряпать умеешь?
-Неа, - приглушено ответила Ирка, опасаясь очередной каверзы. Но, перехватив заскучавший взгляд, успокоилась: -А что твоя мама не умеет?
-Даже и не знаю, - огорченно произнес Костя. - Иногда мне кажется, она вообще ничего кроме капусты и морковки не ест. У нее уже прикус как у кролика образовался, - и, обнажив два передних зуба, запрыгал вокруг Ирки, приговаривая шепеляво:
-Хочу пирожкофф! Хочу пирожкофф! Ирка, совсем сбитая с толку, засомневалась:
-Зайцам с мясом нельзя!
-Почему же? Почему? - не переставая скакать, тараторил Костя. - Прыгать тяжело будет!
Тут Костя затих, потом вдруг мелко затрясся и, подвывая от истерического хохота, простонал:
-Я то думаю, чего это в хоряге все так классно прыгают? А они, оказывается, как зайцы - от морковки газуют!
Ирка поняв, что эпицентр хохота сместился в безопасную сторону, робко подхихикнула: -От морковки!
-И от капусты! - отчаянно сотрясал многоэтажным хохотом все окрестности Костя. А Ирка пустилась зайцем, а возможно и кенгуру, но, скорее всего, лошадью (проспект -то имени Ворошилова, а тот известный был лошадник!) дикими скачками пытаясь обогнать Костю... Что у нее получилось бы, но дверь библиотеки, приняв сразу двоих, таким грохотом известила о прибытии, что библиотекарша долго не решалась выбрать победителя... В чувства Т.И. пришла, только грохнув со всего маху советской энциклопедией. И пока Костя быстро-быстро ее листал, еще раза два грохнула по столу какими-то книжками.
Но Костя вдруг затих. И Ирка. И библиотекарша. Не выдержав давления тишины, Ирка поднялась на цыпочки. И покачиваясь на одной ноге, как цапля, повисла над Костиным плечом. Едва ж она успела заметить корявую надпись красным фломастером поперек текста, как Костя судорожно выдернув страницу на глазах изумленной библиотекарши, швырнул книгу в угол и метнулся к выходу. Ох, не сдобровать бы Ирке, если б разум Т.И. не выскочил в тот же угол, пытаясь на лету подхватить тяжесть знаний!

6. СТРАТЕГИЯ ОБМЕНА И ТАКТИКА ОБМАНА
Слушая Веркину болтовню о достоинствах ее, Веркиной, коллекции Танька, как человек здравомыслящий, решила усомниться:
-Верка, так у тебя все календарики мультяшные!
-Да! И "Ну погоди!" есть, и последний из серии " Ох и Ах идут в поход" - гордо продолжала Верка, не чувствуя подвоха.
-Несерьезно! - снисходительно заметила Танька.
-Как это?
-Так вот... - зависла Татьяна, не желая объяснять очевидное. Верка насупилась. Приговор как крючком зацепил душу коллекционера. А Танька молчит, словно леску натягивает.. Вредина, хоть бы разъяснила че там ей несерьезно, - нет ведь, так и уйдет... - напряженно соображала Верка. Танька же, почувствовав, что Веркино внимание завоевано, довольная, сделала шаг в сторону, намереваясь обогнуть ее, и небрежно бросив:
-Детская тема... - все же перекинула мостик. - Вот у Лиски... Как заставить этих дур в гости к человеку зайти... - недоумевала Танька, глядя искоса, как медленно зарождается правильная мысль в Веркиных, полных зеленой обиды глазах.
Правда, желая быть сегодня справедливой, вспомнила Танька, они с мамой и сами не сразу поняли, что Лиска болеет. Как-то за ужином мама спохватилась:
-Что Лиска есть не идет?
И Таня растерялась, и вспомнила вдруг, что второй день Лиска в кровати. Когда мама откинула одеяло с забастовщицы, та лишь безучастно подтянула коленки к подбородку. Потом понаехали скорая, милиция. Ее куда-то увезли, привезли, выложили на кровать и уехали.
Мама долго еще приставала к Таньке с укором заглядывая в глаза: - Кто ж Лиску так?
Через неделю, когда синяки не исчезли, а стали еще ярче, и вопросы стали более философские:
-Что ж за напасть такая?
Танька даже злилась. Вот хитрюга, добилась таки популярности! Все только и носятся:
-Лисанька, может попить? Подышать свежим воздухом? Сейчас мы тебя на балкончик...
А Лиска только вздыхает, как принцесса на горошине! Вот зараза! О! Это интересная мысль! И Танька, набрав в карманы семечек, оккупировала Лискину кровать. Но даже спустя час Танькина кожа была безупречна. Вконец отчаявшись, она спросила Лиску:
-И где ты столько пятен нахватала? Лиска, не поворачиваясь, ответила тихо: - Это не пятна. Это яблоки укатились... И затревожилась Танька, и предложила неуверенно: - Может, гулять пойдем? Со мной хоть, по улице?
Услышать просящие нотки в голосе сестры было настолько непривычно, что Лиска поднялась. Вспомнила, как серьезно Татьяна относится к прогулкам по проспекту. Потянулась за расческой. Наконец, желая получить одобрение, взглянула робко на нее, но, увидев немигающие глаза, потупилась. Расческа густо забита волосом, волосы на коленках, волосы на постели. - Я старею. - Тихо констатировала Лиска, почувствовав, что сил встать нет.
Без крайней нужды Верка редко поднималась выше своего, третьего, этажа. Но вот уже второй день ноги так и норовили пронести ее мимо. И только уязвленная гордость коллекционера не позволяла ногам взять верх. Но скоро в школу, - эта мысль дала, наконец, необходимый перевес с головы на ноги. Просто недопустимо пойти в школу с коллекцией мультиков, особенно оставшись на второй год! Авторитет у мелюзги надо завоевывать сразу, а то чего доброго списывать не дадут.
Но попасть к Лиске оказалось сложнее, чем в следующий класс… Дверь захватил Тема. Очень самостоятельный человек.
Скрежетал зубами ключ. Пыхтел Тема. Сидела Верка на полу. С невероятным трудом, ставя себя на его место, определяла она, где находится у Темы правая рука. После чего мучительно подбирая слова, пыталась объяснить, что ключ надо повернуть вправо. И удивляясь своей находчивости, определила, что вправо - это значит к туалету. Но тут Тема завел ее в тупик окончательно:
- А поворачивать верхом или низом?
- Позови Лиску! Я тебе "Ну погоди" дам! Календарик такой!
- Давай! - высунулась рука, требовательно растопырив пальцы.
- Спекулянт! - завопила Верка, в пылу переложив свой талант на плечи ребенка. Но Темины плечи как-то вдруг расправились благодарно и, став невероятно важным, он сопроводил ее до Лиски.
- Ого! Какие вы сегодня все! - и смекнув, что лучше быть милой, Верка добавила, -круглые!
- Как мамин начальник! - серьезно сказал Тема, вызвав смущенную улыбку у Лиски. Она догадывалась, конечно, что мама его обрила, чтобы ей не было так одиноко...
- А че, он зарплату ей добавил что ли? - пыталась понять причину такой любви к начальству меркантильная Верка.
- Выше бери! - гордой фразой из какого-то кинофильма нарисовалась в дверном проеме Танька. - На работу нас взял!
Тут уже не только Верка, но и Лиска с Темой удивленно уставились на Таньку. А та уж и щеки раздула, наслаждаясь произведенным впечатлением. И только Лиска задумалась, о том насколько безопасна гордыня для щек, Танька снизошла:
- Завтра на базу вагон с минералкой приходит!
- С минералкой? - немного разочарованно переспросила Верка.
- С минералкой - это скучно, - поддержала Верку Лиска в надежде, что Танькины щеки придут в нормальное состояние.
- Грузчики тоже так сказали! - торжествовала Танька. - А мысли сходятся у кого? У дураков!
- Они тоже газировку хотели? - удивилась Лиска.
Тут Верка предательски хихикнула. А Танька, с сожалением посмотрев на Лиску, сообщила:
- А больше всех хотел газировку Серегин папаня... Поэтому начальник, погладив лысину, призвал на помощь всех незанятых выживанием в пионерских лагерях!
-Так уж всех? - усомнилась Верка.
-Всех живых! - бросила ехидный взгляд на Лиску Татьяна. - И всех желающих приобщиться к общественно полезному труду!
-Ну уж нет тогда, - решила Верка.
-Тогда нет? Когда нет? Почему там нет? - решительно наступала Танька.
-Там еще пятилетний план по жарке семечек не выполнили... Мамка вольную не подпишет...
-Не боись! Как завещал великий Фридрих - всем должно быть материально! Каждому! По шесть рублей!
-Ого! - простонала Верка и увлеченно начала делить шесть рублей на двадцать копеек на оборотной стороне календарика.
-В шести рублях - тридцать мороженок! - продемонстрировала Танька догадливость Штирлица, отправляясь вербовать наемников.
-Подумать только! Целый месяц можно будет - каждый день - есть по мороженке!
-Или сходить в кино! - заразилась мечтательным настроением Лиска. Но Верка вдруг заметила, что исчеркала календарик и так живописно расстроилась, что Лиска, спасая мечты, решительно свалилась под кровать и вытащила запылившуюся коробку. Подержала ее торжественно на вытянутых руках, словно выполняя священный ритуал, и впервые открыла.
А там! Там одна за другой в нетерпении топали каблучками невесты! Сколько же их можно держать взаперти!
-Бери.
Верка, радостно вцепившись в кусочек взрослой жизни левой рукой, правой -
торопливо протянула Лиске календарик "Ох и Ах идут в поход".
-И мы пойдем! - зажмурив глаза от отчаяния, прошептала Лиска невестам.

7. БРОНЕПОЕЗД
Теме было обидно. Опять досталось. Ничего. Голова у Темы крепкая. Да еще и гудит теперь! - обрадовался он. - Голова гудит у поезда!
-У - у! Чух - чух. У - у! Чух - чух, - пошел Тема, не сворачивая на Клавдию Андреевну.
-У - у! Чух - чух. У - у! Чух - чух, - паровоз проехал по ноге Клавдии Андреевны.
Хлоп. Голова загудела еще громче.
-Медведь. - Уверенно ошиблась Клавдия Андреевна в определении.
Что поделаешь, паровоз свернуть не может. Зато он громко поет: "У - у!" -предупреждая. И все должны разбегаться.
-Чух - чух, - покатился паровоз дальше, описывая вокруг Елены Сергеевны круг пошире. На всякий случай. У нее хоть и короткие руки, но, как и положено сигнальной башне, горящие глаза!
-У - у! Чух - чух.
- Стоп. Остановка, - решительно скомандовал Лешка. Тема остановился. Лешка ему свою кашу отдавал добровольно. Вертлявый Лешка. А чтоб вертеться - легкость нужна. Другие думали, что если по голове стучать ложками - каша из Темы выпадет. Ошибались они. Тема - крепкий паровоз! Чтобы долго ездить по кругу - нужно много топлива. Обычно ему хватало трех тарелок ближайших соседей по столу. Но сегодня он понял - надо больше. И поехал на кухню.
-У - у! - известил паровоз о прибытии. Никто не встречает.
-Чух - чух, - обиделся паровоз. И заморгал глазками - от восторга. Перед ним красовался огромный бак. - С топливом, - определил по запаху Тема. Запах топлива имел такую притягательную силу, что направление движения могло быть только в одну сторону...
-Чух - чух, - довольно фыркал паровоз. И представлял, сколько пассажиров сможет перевезти сегодня, как вдруг что-то железное громко брякнуло по затылку.
-Ик! - Тема удивленно посмотрел на любимую всей душой повариху. - Неужели она еще не знает, что паровоз кашу обратно не отдает!?
-У - у! Чух - чух, - вез на себе Лешку, Дашку и Петьку паровоз. А на веранде, как на вокзале, столпился крикливый народ. Тема садил пассажиров только на остановках. -У - у! - известил о прибытии гудок. В Темины карманы посыпались пуговицы. Бесплатно Тема возил только мечту - Дашку то есть. А Дашка любила пуговицы. Любила их глотать. Они словно конфетки: кругленькие, гладкие, разноцветные. И когда Дашка хищно уставилась на последнюю необорванную пуговицу подружки, та неожиданно сказала: - А у моей старшей сестры есть бусы...
Подружка, конечно, не хотела зла своей старшей сестре. И сама не поняла, зачем сказала. Но последняя оборванная пуговица не попала в Дашкин желудок. Она теперь гордо блестела в Дашкином ожерелье. А паровоз стал ездить медленнее. Без шнурков скорость не разовьешь.
-У - у! Чух - чух. У - у! Чух - чух. Голова гудит. Паровозик покачивает. Начался дождь. Пассажиры - суетливые люди, разбежались.
-Пора в депо, - подумал Тема, но запнулся, зацепившись отяжелевшими от воды ботинками за железяку. Упал. Растерянно оглядел грязный живот. Собрал рассыпавшиеся пуговицы и что было сил, потянул железную трубку. Она неожиданно легко подалась. Очень легко. И опять сидя в луже, Тема возмущенно поглядел на железяку. Глядел он долго - уже и волосы намокли. И по глазам бежала вода. Но даже сквозь бежавшую воду Тема видел автомат:
- Я теперь бронепоезд! - ответственно понял Тема. -Чух - чух - плюх. Чух - чух - плюх, - медленно катил бронепоезд вокруг садика.
Вдруг на крыльцо выскочила заведующая. Тема послушно направился к ней, сдвигая локтем автомат - за спину.
Очень цепкий у заведующей взгляд, да и руки тоже - цепкие. - Вспомнил Тема. Когда до нее осталось шага три, остановился и очень серьезно попросил:
- Отдайте Дашке коробку с яйцами.
- Коробку? - задумалась заведующая.
-Да.
- Да, - машинально повторила она. - Отдам. Конечно, отдам. Вот только за яйцами в магазин сбегаю и сразу отдам, - заволновалась вдруг заведующая и отступила к калитке.
- Так они там лежат, - показал Тема на окно.
- Там? - остановилась заведующая, удивленно посмотрев на свое окно. А Тема, шагнув ближе, смущенно добавил:
- Ну, пуговицы то есть.
- Пуговицы? - совсем перестала соображать тетенька.
- Да. Дашка их сама снесла! Все слышали, как она вчера кудахтала в туалете.
- Все слышали? Кудахтала. Вчера? - виновато бормоча, заведующая пятилась к калитке. Когда ж остался один шаг - она, стремительным броском его преодолев, дернула щеколду и, пообещав Теме: "Что сейчас она свеженьких принесет - из магазинчика!" -бестолково побежала в другую сторону.
Тема отправился переждать дождь под навесом веранды. Барабанили по крыше капли, убаюкивая. Что было сил таращил Тема глаза, - на посту спать нельзя, - но они, непослушные, закрывались.
ЛЮСЯ ГЛАДКАЯ